Страница 50 из 131
Когда костер загорелся, Даша присела на корточки и хотела поставить кофейник на огонь. Но Микешка, коснувшись ее плеча, не поднимая головы, дул на костер. Задыхаясь от дыма и напряжения, он глуховато сказал:
- Погодите маленечко, барышня... Как только разгорится, я сам повешу.
- Зовите меня просто Дашей.
Девушка улыбнулась и, отмахиваясь от ядовитого кизячного дыма, спросила:
- А на что вы его повесите?
- Железку принесу.
Микешка поднялся и, отряхивая на ходу коленки, побежал к тарантасу. Вернулся он с двумя железными приколами с кольцами на концах и куском проволоки. Быстро и ловко воткнул острые концы приколов в землю, на проволоку подвесил кофейник, стал подкладывать в костер сухой кизяк.
- Вот как это делается! - проговорила Даша. Охватив оголенными по локоть руками колени, она сидела на корточках, глядя в костер.
- Ничего тут хитрого нет. Привычное дело, - ответил Микешка.
- Вы давно служите у господина Степанова? - после двух-трех минут молчания спросила Даша.
- Нет, недавно... Я лошадей пас... - Микешка коротко рассказал, как он попал в кучера.
- Вы его, видно, этого вашего хозяина, вовсе не уважаете?
- Раньше вроде как ничего парень был, а теперь... куда там... Я, наверное, уйду от него, - тихо проговорил Микешка.
- А что же вы будете делать? Снова табуны пасти?
- Туда меня не возьмут... Атаман не позволит.
Даша продолжала свои расспросы. Положение Микешки напомнило ей о ее собственной судьбе. Зинаида Петровна обходилась с ней хоть и без грубых окриков, но помыкала, как хотела. Даша родилась в семье сельского учителя. Рано лишившись родителей, она сначала жила у чужих людей, потом ее отдали в сиротский приют. Печенегова однажды посетила этот приют. Ей понравилась красивая десятилетняя девочка. Зинаида Петровна взяла ее на воспитание. Даша много читала. По мнению Зинаиды Петровны, жизнь ее была сытой и устроенной, но тихая и внешне покорная девушка чувствовала между собой и Печенеговой пропасть. Когда Степанов грубо кричал на Микешку, Даша подумала, что и с ней Зинаида Петровна частенько обращалась почти так же. И сейчас ей вдруг стало жаль себя.
Солнце припекало все сильнее, укоротились тени привязанных к экипажам лошадей. Откуда-то долетели неясные звуки и звон колокольчиков. Микешка встал и приложил руку к глазам. То же самое сделала Даша. На шляхе заклубилась туча пыли. Вскоре из-за ближайшего небольшого бугорка выехало около десятка фургонов, попарно запряженных лошадьми. По обеим сторонам дороги шли два конских табуна. Тонконогие, мелкоголовые жеребята, склоняя шеи, на ходу щипали зеленую поросль. Густогривые, с длинными крупами, породистые кобылицы встревоженно поднимали головы и призывно ржали. Киргизы-табунщики, посвистывая, взмахивали длинными чоблоками, бойко вертясь на низкорослых лошадях, сгоняли их в кучу.
Постукивая железными осями, подводы остановились.
С переднего фургона, из брезентовой кибитки вышел длинноусый, с широким калмыцким лицом казак в синем чекмене, подпоясанный дорогим наборным ремнем. Это был конский ремонтер и коновал Кирьяк, служивший у Печенеговой главным коневодом.
- Вот и мои приехали! - поднявшись с ковра, крикнула Зинаида Петровна.
Кирьяк степенно, разминая кривые, затекшие от долгого сидения ноги, обутые в сапоги с низкими голенищами, неторопливо закосолапил навстречу барыне. Не дойдя шагов пяти, остановился, согнул широченную спину, низко поклонился.
- Нижайшее почтение госпоже Зинаиде Петровне, - приветствовал он хозяйку грудным хриповатым голосом.
- Здравствуйте, Кирьяк. Ну, как шли? - зорко оглядывая повозки и табунившихся по ковыльному полю лошадей, спросила Печенегова.
- Обыкновенно, матушка Зинаида Петровна... Малым шажком да с сытой прикормкой. Матки веселые, сосунки за птичками гоняются.
- Я не попадья... Что ты меня матушкой величаешь?
- Вот тебе раз! Опять не угодил... Уж я-то старался угодить, жеребчиков, как детишек, берег, - посматривая на хозяйку влажными, с лукавинкой глазами, обиженно проговорил Кирьяк.
- Вижу... Спасибо. Поили давно?
- Насчет водички тут плоховато. На зорьке к лиману сворачивали. Вода вроде как тухлая, пить тошно, а коням ничего, пили.
- Придете на место, там будет привольно, - сказала Печенегова. Попасите немного здесь, тягловым коням дайте отдохнуть - и с богом. К вечеру быть на Урале, выкупать и помыть весь табун. Жеребцов отдельно... И не спускать - погрызутся.
- Что и говорить, известное дело, как звери друг на друга кидаются, согласился Кирьяк.
Покачиваясь, подошли Митька и Шпак. Полуобнявшись, тупо смотрели на прибывший табун и подводы с имуществом Печенеговой. Даша с Микешкой укладывали подушки, пледы, разбросанные по траве пустые бутылки и оживленно разговаривали.
Митька, показывая на привязанных, не стоявших на месте жеребцов, с восторгом говорил:
- Ух, конищи! Таких и у Полубояровых нету! Слушай, Петр Эммануилыч, давай купим вот ефтих белоногих и подарим раскрасавцев лапушке моей в подвенечный подарок! Барыня-госпожа, слышь? Лошадей я у тебя покупаю! Говори цену, сейчас же магарыч разопьем!
- Не продажные, Дмитрий Александрович, - кокетливо прищурив улыбающиеся глаза, самодовольно заявила Печенегова.
- За деньги, Зинаида Петровна, все продается, все! - упорно твердил Митька, бесцеремонно обнимая Печенегову за плечи. Она ежилась и увертывалась от его рук, как кошка. Хлестнув его плеткой по руке, загадочно сказала:
- Не всегда, мой дорогой...
- За золото все можно... Мне на свадьбу самые лихие кони нужны... Хошь, я весь косяк закуплю, хошь? - настойчиво приставал к ней Митька. Уж я за ценой не постою!..
- Для вашей свадьбы еще лучше найдем, - уверила Зинаида Петровна.
- Давайте-ка, господа, поедем... Жарко, - умоляюще попросил Шпак.
- Подожди, Мануилыч, - оборвал его Митька. - Ну чего ты, ваше благородие, раскис? Выпьем ишо, а потом уж и помчимся, чтоб ветерком обдуло... А тебе, расхорошая моя Зинаида Петровна, целую пудовку золотого песка насыплю, ей-богу!
- Хватит! Больше не могу! - возражал Шпак и крикнул Микешке, чтобы тот подъезжал с тарантасом.
Микешка подкатил рысью. Показывая в степь кнутом, громко сказал: