Знак

Передо мной были братья Керезеты. Обласканные Судьбой дети своего поколения. Не очень-то впечатляющее зрелище.

Ризек развалился на ступенях помоста у противоположной стены зала. Мой брат уже облачился в броню, которая, однако, не прикрывала его руки. Люди могли видеть татуированные шрамы на предплечьях Ризека, свидетельствующие о числе убийств. Эти смерти были заслугой нашего отца, который таким образом постарался пресечь все слухи о слабости своего сына. Правой рукой Ризек подкидывал ток-нож, всякий раз ловя его за рукоятку. В голубоватом свете фензу брат выглядел бледным, как труп.

Увидев пленных тувенцев, он осклабился. Улыбка всегда украшала его, даже если несла вам верную гибель.

Ризек откинулся назад, опершись на локти, и склонил голову набок.

– Ну и ну! – произнес он низким голосом, до того хриплым, будто Ризек кричал целую ночь напролет. – И это те, о ком я слышал столько замечательных историй? – продолжил он, тщательно выговаривая тувенские слова, и кивком указал на избитого Керезета. – Значит, тувенский молокосос умудрился заработать отметину еще до того, как его погрузили на наш корабль? – захохотал он.

Я покосилась на руку мальчишки и увидела глубокий порез возле локтя. Засохшая струйка крови доходила до костяшек пальцев. Знак совершенного убийства, как он есть, разве что незаконченный. Совсем свежий, символизирующий смерть Кальмева Радикса. Следовательно, это – Акос, а хнычущий хлюпик – Айджа.

– Акос Керезет, третье дитя рода Керезетов, – Ризек поднялся, ловко крутя нож в пальцах, и спустился по ступеням.

Ризек был выше Васа. Глядя на Ризека, можно было подумать, что мужчину среднего телосложения взяли и растянули в длину. Плечи и бедра Ризека были столь узкими, что казалось, он вот-вот переломится под собственным весом.

Я тоже была высокой, но на этом наше сходство с братом заканчивалось. Из-за смешения различных кровей подобное нередко в шотетских семьях, но мы с Ризеком были совершенно не похожи друг на друга.

Акос поднял глаза на Ризека. Впервые имя «Акос» я встретила в учебнике по истории. Так звали одного из шотетских священников, который предпочел покончить с собой, нежели осквернить Ток, прикоснувшись к ток-ножу. Значит, у мальчишки шотетское имя. Неужели его родители не знали? Или решили почтить таким образом память далекого предка?

– Зачем мы здесь? – хрипло спросил Акос по-шотетски.

Ризек ухмыльнулся и ответил, тоже переходя на шотетский.

– Ага, слухи не врут. Ты действительно говоришь на откровенном языке. Занятный казус. Но почему в твоих жилах течет шотетская кровь? – добавил он, ткнув пальцем в синяк под глазом Акоса.

Мальчишка вздрогнул.

– А тебя хорошо наказали за убийство моего воина. Похоже, и ребра сломали, – сказал Ризек и поморщился.

Почти незаметно для посторонних, но не для меня. Ризек ненавидел чужую боль. Не из сопереживания страдальцу, а потому, что это напоминало Ризеку о самом существовании боли, и о том, что он, Ризек, уязвим, как и любой другой человек.

– Пришлось тащить его на собственном горбу, – проворчал Вас. – Да еще и в корабль на руках заносить.

– А ведь мало кому удается выжить, совершив столь дерзкий поступок, как убийство моего солдата, – Ризек говорил с Акосом, будто с нашкодившим малышом. – Но твоя судьба – умереть, служа роду Ноавеков, в частности мне, Ризеку Ноавеку. Так что пару сезонов я попользуюсь твоими услугами.

В этот момент вся ледяная твердость Акоса растаяла, превратив его в обычного напуганного ребенка. Пальцы Акоса скрючились. Не сжались в кулаки, нет, их скрутило точно в кошмарном сне. Похоже, он не ведал своей судьбы.

– Неправда, – прошептал Акос, глядя на Ризека так, словно надеялся, что мой брат развеет его страхи.

Меня пронзил острый приступ боли, и я прижала ладони к животу.

– И, уверяю тебя, это чистая правда. Прочитать тебе отрывок из стенограммы правительственного коммюнике? – Ризек вытащил из заднего кармана штанов листок бумаги и развернул его.

Разумеется, мой брат заранее подготовился к встрече, намереваясь морально раздавить своих пленников. Акос задрожал.

– «Третье дитя рода Керезетов умрет, служа роду Ноавеков», – начал Ризек на отирианском языке, самом распространенном в галактике.

Почему-то предсказание, прозвучавшее на отирианском, стало для меня совершено непреложным. Оно буквально обрело плоть и кровь. Но почувствовал ли Акос то же, что и я?..

Ризек уронил листок на пол. Акос схватил его так порывисто, что едва не разорвал. Сидя на корточках, он внимательно перечитывал отрывок. Может, молился о том, что предсказание рано или поздно изменится и его смерть во славу рода Ноавеков не была предопределена изначально.

– Нет, – наконец твердо произнес он, вставая. – Я скорее умру, чем…

– А теперь, пожалуй, я тебе не поверю, – сказал Ризек, понизив голос до шепота и склонившись к лицу окаменевшего Акоса, чьи пальцы судорожно комкали бумажку. – Я-то знаю, как ведут себя люди, которые жаждут смерти. Я много раз доводил их до такого состояния. А ты, напротив, хочешь выжить.

Акос вздохнул, его взгляд стал жестким. Он продолжал смотреть на Ризека в упор.

– Мой брат не имеет к этому никакого отношения. Он тебе не нужен. Отпусти его, и я… Я не доставлю никаких хлопот.

– А ты сделал несколько ошибочных выводов насчет причин вашего пребывания здесь, – произнес Ризек. – Ты вообразил, что мы пересекли Рубеж, дабы подстегнуть твою судьбу, а твой братец просто подвернулся нам под руку? Нет, подвернулся как раз ты. А отправлялись мы именно за ним.

– Лично ты никакого Рубежа не пересекал, – огрызнулся Акос. – Отсиживался тут, пока твои лакеи делали грязную работу.

Ризек повернулся и взошел на помост. Стена перед ним была увешана разнообразным оружием, в основном ток-клинками длиной с мою руку. Ризек выбрал широкий, тяжелый нож с крепкой рукоятью, похожий на мясницкий тесак.

– Судьба твоего брата весьма примечательна, – пробормотал Ризек, взвешивая нож. – Но ты даже не представляешь, что ожидает его в будущем, верно? И ты не можешь ничего сказать о своей собственной участи.

И Ризек хитро улыбнулся, как улыбался всегда, когда знал скрытую от других тайну.

– «Провидеть будущее галактики», – процитировал Ризек на шотетском. – То есть стать следующим оракулом.

Акос молчал.

Я отодвинулась от щели и закрыла глаза. Привалившись к стене, я погрузилась в размышления.

Для отца и брата смысл всех наших Побывок заключался в поисках оракула. Пока что никакого успеха в этом деле мы не достигли. Невозможно изловить того, кто понимает, что за ним придут, и готов кинуться на нож, лишь бы не быть схваченным, как поступила предсказательница во время охоты на Керезетов.

Но, похоже, Ризек кое-что сообразил, отправив людей сразу за двумя оракулами. И если женщина покончила с собой, то второй оракул, Айджа Керезет, до сих пор оставался в неведении. Сейчас он уподобился мягкой и податливой глине, из которой жесткая рука Ризека могла вылепить все, что заблагорассудится.

Я вновь прижалась к щели и увидела, как кудрявый Айджа, утерев нос тыльной стороной ладони, спрашивает на скользком тувенском наречии:

– Что он говорит, Акос?

– Что они приходили на Туве не за мной. Им нужен ты, – произнес Акос, даже не оглянувшись.

Странно слушать, как один и тот же человек столь идеально, без малейшего акцента изъясняется на двух языках. Мне стало даже завидно.

– Я?..

Глаза Айджи оказались необычного, светло-зеленого оттенка вроде радужных крылышек насекомых или токотечения после Мертвящего часа. Они почти светились на фоне смуглой, цвета топленого молока кожи, напомнившей мне о земле планеты Золд, когда та была присыпана цветочной пыльцой.

– Но для чего?

– Ты – новый оракул нашей планеты, – ответил Ризек на тувенском, спускаясь со ступеней с тесаком в руке. – Ты увидишь будущее во множестве его вариантов. И в реализации одного из них я крайне заинтересован.