Цивилизация

Момент мы поймали удачно — к каналу из круглой военной гавани в торговый порт как раз двигалась на вёслах трирема, навигатор которой воспользовался подходящей возможностью потренировать команду гребцов в преодолении узостей, и не один только мой наследник, но и всё время сопровождавшие его Мато с Кайсаром, его приятели-рабы, пялились во все глаза на чётко слаженную работу карфагенский гребцов. В Гадесе, где со всем этим гораздо проще, прадед-тёзка организовал для правнука небольшую прогулку на одной из гадесских патрульных бирем, так что у пацанвы был случай понаблюдать вблизи работу двухъярусного гребного привода, а тут трёхъярусный, и им не нужно объяснять, насколько это сложнее. Как и то, впрочем, что это работа для зомбированных даунов…

Ещё удачнее оказалось то, что в одном из крытых эллингов Котона подходила к завершающей фазе постройка новой триремы — мы как раз застали момент, когда на ней примеряли для подгонки по месту складную мачту.

— Всего одна, — заметил Кайсар, — На такой здоровенный порт!

— Они могли бы строить по кораблю на каждом втором месте и не сильно при этом мешали бы друг другу, — хмыкнул Мато.

— Да, Котон рассчитан на такую возможность, — подтвердил я пацанам, — В нём двести двадцать мест, так что вполне можно было бы строить и сотню боевых кораблей одновременно, и даже не трирем, а вообще квинкерем. Более того, давно уже придумана и технология такого строительства — каждая деталь корабля имеет свой номер и делается по шаблонам в одни и те же размеры в любом количестве — было бы только кому и из чего делать. Наверняка есть и запас готовых деталей, которые надо только слегка по месту при сборке подогнать, и можно было бы хоть прямо сейчас собирать несколько новых трирем.

— Тогда почему бы им этого не сделать, господин? — поинтересовался Кайсар.

— Потому что Карфаген проиграл войну с Римом и по мирному договору имеет теперь право только на десять трирем. Вот эта строится, скорее всего, для замены самой обветшавшей из десяти, которую спишут на слом. Котон строился во времена господства Карфагена в западной половине Внутреннего моря и с таким расчётом, чтобы иметь флот из многих сотен кораблей и быстро восполнять любые их потери на войне. Но та война проиграна, и того флота больше нет, а порт — вот он, остался с тех лучших для Карфагена времён, когда никто не указывал ему, каким должен быть его флот. Сейчас вот с этой, как видите, человек двадцать работают и не вспотели, а представьте себе, сколько плотников были заняты на строительстве и ремонте НАСТОЯЩЕГО флота, — я решил просветить пацанву заодно и по связанной с милитаризмом социалке, — А тут и мастерство нужно не такое, как для пузатых купеческих лоханок — чуть ошибся, чуть больше окажется осадка, и трирема будет черпать воду нижними вёсельными портами…

— В НАШЕМ море давно бы уже черпанула, — прикинул Волний.

— Сразу же. Поэтому в Гадесе и не строятся трёхъярусные корабли. Какой в них смысл, если нижний ярус всё равно придётся наглухо задраить, чтобы его не захлестнуло НАШЕЙ волной? И в этой-то внутренней луже они задействуют нижний ярус только на рывке в бою, чтобы догнать и протаранить противника, а без необходимости держат его задраенным — ну, разве только потренировать гребцов в штиль, дабы навыка не теряли.

Объясняю пацанам непонятные им пока-что нюансы — по-русски, конечно, а к нам уже патруль портовой стражи сворачивает — ага, типа шпиенов иностранной разведки на секретном объекте застукали. Отвечаю старшему патруля хоть и с акцентом, конечно, но вполне по-финикийски, да ещё и с характерными чисто карфагенскими словечками, показываю ксиву — рядовые служаки явно разочарованы, старший в недоумении — я ведь даже и не пытаюсь за финика себя выдавать, а честно признаюсь, что испанец, тот силится понять, как такое возможно, изучает ксиву, но не находит в ней ни малейших признаков подделки и похоже, начинает склоняться к параноидальной конспирологической версии тотального предательства в городских верхах, а такие настроения в трудящихся массах чреваты революцией. Революция же в Карфагене в мои планы абсолютно не входит. Ну, во-первых, я же и сам как есть античный буржуин, и хотя сам-то я буржуин испанский, но зять-то олигарха тутошнего, карфагенского, так что и солидарность тут у меня не только и не столько классовая, как сказали бы двое бородатых, сколько родственно-свойственная. А во-вторых, знаю я, чем для Карфагена революция чревата. Ничем хорошим, откровенно говоря. В реале как раз революционеры означенные карфагенские и наломали роковых для города дров, устроив в урря-патриотическом угаре самовольную войну с Масиниссой и дав тем самым Риму законный повод к Третьей Пунической — той самой, которая вышла Карфагену боком, обернувшись разрушением города, сотнями тысяч трупов и полусотней тысяч проданных в рабство. Оно тутошним финикам сильно надо, спрашивается? Вот и мне тоже как-то такого не хочется, так что лучше уж я побуду контрой и пособником этих антинародных карфагенских олигархов, десятилетиями той Третьей Пунической успешно избегавших. Понятно ежу, что богатеющий и процветающий Карфаген для Рима как шило в жопе, и до бесконечности это продолжаться не может, но кто сказал, что для перехода под власть Рима на правах провинции Африка нужен непременно грандиозный дебош с массовыми жертвами и разрушениями? Разве не лучше сдаться мирно? СВОЙ-то город рушить и СВОИХ подданных уничтожать римлян, надо думать, уж всяко жаба задавит. В общем, не надо нам в Карфагене революции, так что напомнил я бдительному старшему патруля кое-какие подробности неких событий десятилетней давности — ага, заварушки небольшой, и по этим подробностям дошло до служаки, что не все заезжие испанцы так уж прямо и иностранные шпиены, а некоторые — так даже и не совсем уж здесь чужаки. Разобрались, короче. Служивые дальше пошли бдительно охранять и стойко оборонять военную и государственную тайну о крайне жалком состоянии военно-морского флота Карфагена, а мы с пацанвой подошли к достраивающейся триреме поближе.

— Её вообще в НАШЕ море выводить нельзя, — констатировал Мато, — Всё на деревяшках держится — кто же так МОРСКИЕ корабли строит?

— Вообще-то — всё Внутреннее море, — хмыкнул Кайсар, — У нас волнами сразу расшатает так, что расползётся!

— Ну, не сразу, но расшатает, — уточнил Волний, — До берега доплыть ещё можно, если не слишком далеко, но в порту — сразу в ремонт, — пацаны, конечно, успели облазить и нашу оссонобскую судоверфь, и гадесскую, и как должны строиться рассчитанные на океанскую волну суда, им объяснять не нужно — видели и сколачивание жёсткого корпуса местных судов с многочисленными шпангоутами на многочисленных бронзовых гвоздях и заклёпках, и догнивающие на берегу старые скорлупки бастулонской флотилии времён операции "Ублюдок", построенные по средиземноморской технологии и саму операцию в одноразовом порядке ещё кое-как выдержавшие, но в повседневной эксплуатации себя не оправдавшие и при первой же возможности заменённые новыми, уже местной постройки, — Папа, а в самом деле, почему они по человечески корабли строить не хотят?

— У них внутри корпуса почти нет шпангоутов, а деревянные шпонки и нагели намного легче металлических гвоздей и заклёпок. Это самая лёгкая конструкция из всех возможных, а им как раз лёгкость и нужна для наибольшей скорости и быстрого разгона. В этом весь смысл триремы, а если её как у нас строить, то она получится хоть и гораздо крепче, но ощутимо дороже, а главное — тяжелее и медлительнее вот этих. Ну и зачем им перетяжелять свои военные корабли, если на этой внутренней луже и так сойдёт?

— А в шторм?

— В шторм им, конечно, попадать нельзя. Если он вдали от берега их застанет, то плохи их дела, — по пути вдоль северного побережья Африки мы угодили в небольшой шторм, для тяжёлого пузатого "купца", выстроенного по гадесской технологии, ни разу не опасный, но давший пацанам случай убедиться, что и на Средиземном море бывают иной раз и настоящие волны — конвоировавшая наш караван римская трирема, по крайней мере, судьбу искушать не стала, а при первых же признаках ухудшения погоды быстро свернула к ближайшему порту…