Страница 1 из 84

Слушатель (ЛП)

Маккаммон Роберт Рик

СЛУШАТЕЛЬ

Издательский дом «Cemetery Dance Publications», Балтимор, 2018г.

Все права защищены. Фрагменты данной книги запрещены к копированию или размещению в любой форме и на любых носителях, в том числе электронных, включая системы хранения и извлечения информации, без письменного разрешения издателя, за исключением рецензентов, которые имеют право кратко процитировать книгу в своем обзоре.

Cemetery Dance Publications

132-Б, Индастри-Лейн, блок 7

Форест Хилл, МД 21050

http://www.cemeterydance.com

Все события и персонажи данной книги вымышлены.

Любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, является случайным и не предполагалось автором.

ISBN-13: 978-1-58767-666-6

Цифровой дизайн выполнен Дэном Хокером.

Перевод с английского: Наталии Московских и Елены Беликовой

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СЛОВНО АНГЕЛ

Дьявол может быть мужчиной или женщиной. Дьявол может становиться пружиной в автомобильном сидении, мухой в глазу или ударом деревянной дубинки по железным прутьям тюремной камеры. Дьявол может воплощаться во вспышке молнии, в глотке плохого виски или в гнилом яблоке, от которого медленно портится целая корзина хороших фруктов. Дьявол может быть ремнем, полоснувшим хлестким ударом по спине ребенка, или картонной коробкой, внутри которой лежит множество экземпляров дешевой Библии в мягкой обложке, чуть покачивающейся в такт движениям выцветшего восьмилетнего зеленого детища Окленда[1] — двухдверного седана, части которого скреплялись между собой только ржавчиной и старой проволокой.

Да, именно в таком обличии и предстал Дьявол сегодня.

Мужчина за рулем седана выглядел, словно ангел. Ему было тридцать два года, и он был красив, как потерявшийся херувим, губы которого имели форму грустного полумесяца. У него были светлые вьющиеся коротко остриженные волосы и глаза цвета летнего дыма. На нем отменно сидели брюки, являвшиеся составной частью белого костюма, и новая белая рубашка с воротником-стойкой и складкой спереди. Его узкий черный галстук удерживался на месте серебряной застежкой в форме сложенных в молитве ладоней. Фирменная соломенная федора[2] с черной полосой лежала на потрескавшемся кожаном сидении рядом с ним поверх пиджака от его белого костюма. Удерживавшие руль руки мужчины были мягкими — это явно были не руки человека, привыкшего зарабатывать на жизнь тяжелым трудом в это сложное время, когда многим приходилось копать канавы, чтобы получить свой доллар в день. К жгучему техасскому солнцу, способному спалить любое живое существо и превратить его в ссохшуюся кожистую палку, он испытывал нешуточное отвращение и знал, что лишь его ум и изобретательность помогут ему пройти через это трудное время.

Проблема состояла в том, что других времен — кроме трудных — он никогда и не знал…

Он направил свой потрепанный автомобиль по пыльной проселочной дороге, прорезавшей себе путь сквозь колючие сосновые леса. Прямо под его правым локтем лежала разрисованная ручкой карта местности, по которой он проезжал. Чернильные знаки «Х» — то тут, то там — отмечали места его остановок вдоль дороги, ведшей к множеству небольших городков и ферм, усеивавших этот выжженный палящим солнцем пейзаж. Новая цель была уже не за горами, однако до нее все еще оставалось много миль, которые он должен был сегодня преодолеть.

На жаре его рубашка промокла от пота. Воздух, витавший в машине, казалось, был непригоден для дыхания и пах гнилыми персиками. Этот аромат пробуждал в мужчине воспоминания, но он толком не мог понять, какие именно — да и не особо старался это понять. Что бы это ни были за воспоминания, они остались в прошлом, а значит, потеряли всякую важность. Он — был человеком будущего, а на втором месте у него стояло настоящее. Он уже давно пришел к выводу, что в этом жестоком старом мире, если человек хочет жить, ему нужно научиться сбрасывать кожу, подобно змее, и передвигаться от тени одного камня к тени другого — двигаться, двигаться… всегда двигаться, потому что другие змеи тоже пребывали в извечном движении, и они всегда были голодны.

Стояла первая неделя июля 1934 года. Менее пяти лет назад, в знаменитый черный октябрьский вторник почва полностью ушла из-под экономики страны. В тот день фондовый рынок рухнул, и по всем штатам банки начали разоряться один за другим. Окна на Уолл-Стрит открылись, и богачи внезапно стали нищими, низвергнувшись со своих небывалых высот на крепкий асфальт тяжелой реальности. Множество предпринимателей потеряло свой бизнес, так как поток наличных попросту иссяк, осев в клетках закрытых касс. Долги и убытки превысили все возможные пределы. Никогда еще зима не казалась такой холодной, а лето таким жарким, как в год этой страшной банковской катастрофы. Великие равнины страдали от сильных ветров, поднимавших верхний слой почвы маявшихся от засухи ферм, чтобы лишь сильнее травмировать измученные пылающим солнцем земли и всколыхнуть мощные пыльные бури. По всем прежде динамичным городам Америки выстроились нескончаемые очереди безработных. Многие тысячи бродяг отправились в путь по железной дороге в поисках хоть какого-то заработка, а еще больше людей скитались по стране пешком или на автомобилях со сломанной осью, испорченной прокладкой или другой неисправностью, преодолевая милю за милей в поисках спасительного доллара.

Это было время страданий, которым, казалось, не будет ни конца, ни передышки. Попытки подбодрить людей такими радиошоу, как «Любительский час майора Боуза», «Национальные сельские танцы», «Шоу Эмоса и Энди», «Одинокий Рейнджер» и «Бак Роджерс в 25 веке», являли результатом лишь временное воодушевление. За развлекательными передачами на радио, за бестелесными голосами ведущих и веселым золотым задором приемников оставался суровый реальный мир, а факт того, что «Беседы у Камина[3]» президента Рузвельта не приносили ощутимых результатов, оставался фактом. Америка — да и существенная часть всего цивилизованного мира — лежала в руинах, и теперь разрозненные куски будущего могли собрать только два человека на земле: Сталин в России и самодовольный немец по имени Гитлер в Германии.

Но сегодня будущее сулило просвет еще одному человеку.

Сегодня — хотя погода была настолько жаркой, что позволяла жарить яичницу прямо на капоте машины — мужчина в выцветшем зеленом «Окленде» чувствовал, что имеет хорошие шансы на процветание. Вчера у него был весьма удачный день, позволивший ему заработать целых тридцать долларов, и вечером в кафе в Хьюстоне он заслуженно насладился стейком с картофелем фри. Там он вступил в беседу с одним продавцом рубашек, и они разговорились о том, будут ли федералы выяснять, кто похитил и убил ребенка семьи Линдберг. Это дело называли Преступлением Века, и люди, не переставая, обсуждали любую новость, касающуюся его — судачили обо всем, что слышали по радио или о чем читали в газетах: о том, как был найден труп ребенка с разбитой головой, о том, как именно похититель раскроил ему череп. А ведь преступление было совершено аж в мае прошлого года!

Человеку, который выглядел, словно ангел, не было дела до того, найдут ли когда-нибудь похитителя и убийцу ребенка. Такие вещи случались, таков был путь, по которому шел этот грешный мир. Линдберги были богаче царя Мидаса[4], поэтому не знали настоящего горя. Наверняка они уже и забыли о своем убитом отпрыске — ведь с тех пор у них уже появился другой ребенок. Что ж… отчаянные времена — отчаянные меры.

Окленд — автомобильная компания, выпустившая знаменитые автомобили «Окленд». «Окленд» являлась одним из подразделений компании «General Motors». (Здесь и далее примечания переводчика).

Федора — шляпа из мягкого фетра, обвитая лентой, с мягкими полями, которые можно поднимать и опускать, с тремя вмятинами на тулье. Изобретена в конце 1880-х годов и названа в честь княгини Федоры Ромазовой, героини популярной в те годы пьесы «Федора» французского драматурга Викторьена Сарду.

«Беседы у камина» — обобщенное название радиосообщений президента США Франклина Рузвельта к американскому народу. В период с 1933 по 1934 год состоялось 30 передач, в которых освещались актуальные политические и экономические вопросы страны. «Беседы» вошли в историю как пример первого прямого и доверительного обращения высшего государственного лица США с гражданами, а Рузвельту обеспечили высокую популярность среди избирателей, которую иногда сравнивали с популярностью Авраама Линкольна.

Речь о царе Мидасе, о котором упоминалось в мифологии VII в. до н.э. Царь Мидас прославился своим баснословным богатством и тем, что обладал даром одним прикосновением превращать все и всех в золото.