Страница 18 из 21
– Жениться? – Против желания у Аркадия это получилось насмешливо, но Игорь, вроде, не заметил. Парень был мечтательный.
– Может, так. Ладно, давай сваливать. Жаль, ты Юльку не видел, она бы раскрутила.
– Нечего раскручивать. У меня на раз поставить.
– Ставь. Сейчас можно.
Аркадий проверил мысленно, но признаков азарта не обнаружил: – Потом загляну. Билет есть.
При выходе никто и не глянул. Чуть отъехали, Аркадий попросил остановиться, записал цифры, только потом расслабился.
Ося не спал, дожидался. – Вот, – придвинул банку с известным супом. – Чайник на кухне. Разогрей. Я ложусь, ты мне режим нарушаешь.
– У вас бумага есть? И линейка. – Важные дела Аркадий привык решать, не откладывая. – Я посижу еще, поработаю.
Помог Осе улечься, раздвинул диван, сам устроился в дальнем углу, прикрыв газетой лампу. Тщательно до миллиметра замерил длину туфель. И взялся за дело. За окнами было темно и тихо, как в деревне, Аркадий трудился, расставлял воображаемые столы в воображаемом пространстве зала. Для него – романтика это было самое интересное. Та же детская мечта о мире игры, но мечта рациональная, строгая, для взрослых… Противоречий здесь не было. Ставки другие? Но ведь в детстве о них не задумываешься, а для взрослого – любая цена подходит. Такова суть натуры, что не угадаешь ее таинственную сумеречную глубину. Потому сейчас У. ждал вдохновения, как чувствовал, не дал растратить за игровым столом.
Дело оказалось совсем непростым. Отечественный зал под казино шел сапогом. Требовалось либо ставить перегородку, но это уменьшило бы размеры и при наплыве народа выходила толчея, либо думать, как обыграть закуток, где обычно рассиживались официантки, сплетничая и укрываясь от клиентов. Быстрого решения не было. Аркадий даже просчитал вариант большого зала. Вышло не лучше. Малый зал был для ресторана тесен, а без ресторана заведение существенно теряло привлекательность. Это здесь они сами по себе, в казино достаточно бара, но дома такой вариант не пройдет. В первую очередь, для него самого. Как можно без ресторана?
На всякие прикидки ушло часа два, не меньше. Только тогда стал появляться план. Выстроились кружки, квадратики, не случайно, для профессионального взгляда видна идея. Не просто так – затащили мебель, как бог на душу положит. Была ясность, чувствовалась безукоризненная дисциплина ума, а предварительные наброски – их Аркадий тоже сохранил, показывали, что должно быть только так, и никак иначе. Полного удовлетворения не было, исходные возможности площади не давали развернуться, выходило тесно, провинциально. Но что делать? По крайней мере, что было, Аркадий выжал до максимума.
Работа увлекла, он потерял счет времени. Тишина была полная, будто и не в городе вовсе, где какие-то звуки прорываются даже глубокой ночью. Только Ося беспокойно ворочался, вертелся под одеялом, видно, плохо спал, хотя свет лампы был надежно укрыт и не должен был мешать. Стоило У. закончить труды, как Ося проснулся окончательно и уселся, свесив ноги.
– Опять надел, проклятые, – пожаловался, – думал, привыкну, а они жаркие. – Аркадий на ходу стянул со старика носки, разделся и пролез в глубину дивана. Ося тоже улегся. Лежали пока без сна. Ося уже отоспался, а Аркадия пока не оставляло возбуждение вечера и поздней работы.
– Хорошо, хоть клопов нет, – думал У. Бессонница редко рождает добрые мысли.
– Я сегодня белье вывернул, – сообщил Ося.
– Как это вывернул?
– На другую сторону. У нас в Европе не принято, как у вас. С одной стороны, и в стирку Другая ведь чистая. Здесь по-умному. Сначала – на одну сторону, а когда грязная – перевернул и на другую. Все так делают. Даже Маргарет Тэчер.
– Уверены? А Королева?
– Насчет Королевы не знаю. А про Тэчер – точно.
– Только постельное? А что на себя?
Здесь Ося оказался не в курсе. Англичане умеют хранить свои тайны. Но тут Аркадий заснул, не прояснив бельевых традиций туманного Альбиона.
Утром У. едва не проспал деловую встречу (ну, и отпуск!), наспех поел, задержался в ванной, ровняя пробор. И услышал, как нетерпеливый Ося выкладывает невидимой Бэлле.
– Я тебе точно говорю, – вещал Ося вполголоса. – Я сам видел. Они теперь обувь линейкой меряют. Почему? Наверно, размеров не признают. Почему, дикость? Может, им так лучше. Я своими глазами видел.
Имея при себе план, – он ощущал его сложенным в нагрудном кармане рубашки, – Аркадий чувствовал себя более уверенно, чем накануне. Хорошая идея и хорошо выполненная работа должны были принести плоды. Потому шел он сегодня на фирму уверенно. Ирония была в том, что, приехав в отпуск, не куда-нибудь, а заграницу и на свои кровные, он так же дисциплинировано спешил к началу очередного совещания, как дома, где пересидел их, пожалуй, тысячи – всяких совещаний, пятиминуток, согласований, планерок, летучек и прочих сборищ, ненужных вовсе, отчасти и лишь иногда – с пользой. Казалось, вся его производственная жизнь составилась из такого потерянного времени, а уж добрая половина – это точно. Но, несмотря на этот печальный факт, можно было подобрать аргументы и за. Не было это сидение совсем бесплодным! И хотя сами высиженные проекты пробивались с трудом, сквозь тупость начальства, необязательность и безответственность исполнителей – всех этих снабженцев, прорабов, работяг, которым то не завезли, то не дали технику… да что говорить! но ведь воплощались его идеи в стекло, в камень, в бетон и стояли теперь… и не стыдно за них, ей богу. Фотография такого объекта была включена в книгу с парадной историей города, иллюстрировала одну из славных вех социалистического – так это еще недавно называлось – строительства. И его фамилия красовалась под снимком. Архитектор У. Нет, не зря он трудится. Стоят его дома и новые встанут. Пусть, при капитализме. Мафия? Пусть. В Америке целые города выстроены на мафиозные деньги. А какие дворцы, виллы! Целый бум в тридцатые годы. И это при депрессии, пока простой народ лапу сосал. Ну, и что? А архитекторы пахали. Тех мафиози давно нет. Рассыпались в фараоньих гробах. А дворцы стоят. Кого славят? Хозяев? Нет. Творцов, архитекторов. Аркадий смотрел глянцевые многоцветные альбомы, видел имена. И его это ждет. Таков он – капитализм. Грубо, жестоко? Для слабых – да. Но есть результат. И он будет за него драться. А история рассудит.
Утренние улочки пустынны. Вообще, район был, на удивление, малолюден. Народ появлялся лишь при крайней необходимости, как во время средневековых эпидемий, выскочит и назад. Хозяйничала скука. Ближе к фирме Аркадий нагнал парочку. Худую длинную девицу, такую, что, казалось, переломится, и спутника, плотней и пониже, буйно лохматого, поросль завивалась кольцами даже на плечах, стянутых черной майкой. С головы женщины свисала палкой короткая рыжая коса. И тоже в майке, но с плечиками, откуда торчали худющие руки с неожиданно большими кистями, розовыми, как у прачки. Оба были в ношеных джинсах, через плечо несли большие брезентовые сумки, которые таскают расклейщики афиш. Шли под стеной, оглядывались на номера, видно, искали адрес, и Аркадий, расслышал, как женщина сказала: – Спроси его.
Незнакомец только открыл рот, пытаясь составить убогую фразу, но У. разрешил великодушно: – Можно по-русски. – Вот так. Еще позавчера он был таким же беспомощным, зато теперь чувствовал себя едва не старожилом. Он уже привык, что кругом – русские. Немцы пока не попадались, по крайней мере, толпой. Чужбина оказалась вовсе не тяжела. Жить можно…
Незнакомцы расплылись… Тут где-то улица… где-то фирма… – мужчина прочел адрес. Но Аркадий уже понял, куда.
– Моргулис? – Спросил, будто совпадение было вполне естественным. – Тогда за мной.
По дороге прояснилось. Парочка оказалась художниками из Ленинграда. Полгода назад жена Моргулиса (– Где она теперь? – подумал Аркадий и посочувствовал.) взяла у них работы. Обещала устроить здесь выставку, продажу. И пока – ничего. А в одной галерее им сделали выгодное предложение. Тоже насчет выставки. Хорошие условия. Вот, они идут забирать. Рассказывал художник, спутница – оказалась жена – поспешала сзади. О себе Аркадий информировал скупо. Да и что сказать? Он сам не знал, как определить нынешнее положение.