Страница 21 из 29
Когда наконец женщина почувствовала, что больше не в силах сопротивляться духовному зову церкви, она бежала из дома вместе с маленьким сыном. Вначале она добралась до Константинополя, а оттуда – до Рима. После множества лишений и опасностей, выпавших ей на пути, она наконец попала в священный город и там – о чудо! – воочию увидела тот самый храм из своего детского видения: это был собор Святого Петра. После долгих лет мучений еврейка обрела желанный покой.[64]
Когда речь шла о еврейских женщинах, в типичных церковных историях про их обращение обязательно рассказывалось, как уже в раннем возрасте им являлось сверхъестественное видение, благодаря которому они обнаруживали в себе тягу к истинной вере и затем жили в страхе родительского наказания, что ожидало их, если откроются их тайные помыслы. Именно таким был рассказ, помещенный в одном из выпусков Civiltà Cattolica за 1856 год по случаю крещения двух сестер-евреек, 20 и 22 лет. Крестил их епископ города Асколи в главном городском соборе. Когда епископ впервые услышал об их желании принять христианство, рассказывал журнал, он подробно расспросил их и удостоверился в их искренности. Он тщательно продумал, как перевезти девушек из дома в монастырь, так как понимал, что им грозит смертельная опасность, если родные обо всем узнают. После отважного побега в монастырь девушки написали письмо матери и рассказали ей обо всем, что произошло. В еврейской общине поднялось возмущение. Тем временем священник, который первым узнал о тайной мечте девушек перейти в христианство, получил письмо от их младшей кузины, которая признавалась, что сама “жаждет крестильной воды” и пребывает в отчаянии после побега сестер, потому что теперь ее будут стеречь особенно строго. Но на все воля Божья: этой молодой женщине тоже удалось вырваться из семейных тисков и воссоединиться с кузинами в монастыре.
“Три еврейки, – рассказывалось дальше в статье из Civiltà Cattolica, – давно отправляли обряды нашей веры у себя дома, например читали Pater Noster, Ave Maria и Credo. Еще они знали молитву про венец Марии и совершали новены, готовясь к празднествам в честь святой Марии”. Однажды отец одной из девушек увидел у нее на шее кармелитский наплечник, а в руках – книжечку о христианском вероучении и набросился на нее с “бранью и побоями”. Но вот настал тот долгожданный день, когда епископ подвел всех трех молодых женщин к святому причастию, и плакали тогда не только они сами: многие из собравшейся толпы правительственных чиновников, аристократов и других горожан тоже проливали слезы.[65]
Если в церковных рассказах об обращении еврейских женщин почти всегда упоминались сверхъестественные видения и моменты духовного пробуждения, то мужчин к истинной вере направляло не сердце, а ум. Типичным примером такой “мужской” истории является церковный отчет, напечатанный в 1856 году по случаю крещения в часовне при римском Доме катехуменов некоего Алессандро Кальи, сына раввина из города Удине на северо-востоке Италии. Путь молодого человека к обращению начался шестью годами ранее, когда благодаря учебе он начал сомневаться в истинности религии своих предков. Согласно публикации, чем больше он учился, тем яснее понимал, что в иудаизме есть множество противоречий и изъянов, начиная с отсутствия духовенства и кончая постоянными пререканиями, которым предаются раввины вместо того, чтобы свято чтить законы Моисея. Но главным доводом, убедившим юношу, стало “не объяснимое ничем иным, кроме как Господним проклятьем, презрение к его народу, наделенному и богатствами, и умом, и гражданскими достоинствами”. Он уехал из Удине в Падую, чтобы изучать математику в университете. Там он начал посещать мессы и высказываться в защиту истинности христианской религии. В конце концов он отправился в Дом катехуменов в Риме и ступил на стезю спасения.[66]
Если преобладающий жанр трафаретных католических историй повествовал о немногочисленных евреях, которым посчастливилось узреть свет и выстоять против самых страшных угроз и оскорблений, чтобы принять истинную веру, то самим евреям все виделось совершенно иначе. В глазах жителей гетто те взрослые евреи, которые добровольно вступали в Дома катехуменов, являлись предателями, злосчастными неудачниками и коварными интриганами, какие, к сожалению, встречаются почти в любой общине. Ими движут отнюдь не духовные, а самые грубые материальные мотивы. Все эти рассказы о пышных драгоценностях и нарядной одежде, о внимании кардиналов и аристократов представали совсем в другом свете: как свидетельство не духовного подъема, а самой постыдной духовной проституции. В таком варианте рассказа было сразу две сильных стороны: во-первых, напрашивался вывод, что в Дом катехуменов попадают лишь самые безнравственные и ненадежные евреи, а во-вторых, что ни один еврей не может искренне поверить в то, что христианство превосходит веру его предков.[67]
Конечно, и директора Домов катехуменов, и те епископы и кардиналы, которые за них отвечали, тоже прекрасно понимали, что по крайней мере некоторые из их подопечных-евреев руководствуются подобными корыстными соображениями. Время от времени клирики прилагали немалые усилия для того, чтобы установить, насколько искренни евреи, намеревающиеся принять христианство, так как искренность такого желания являлась необходимым условием для крещения взрослого человека.[68] Однако жажда церкви заполучать все новых обратившихся евреев была столь велика, чувство религиозного ликования из-за новых случаев крещения столь упоительно, а превосходство христианства над иудаизмом столь очевидно, что духовенство испытывало непреодолимый соблазн принимать с распростертыми объятьями каждого еврея, который желал переступить порог Дома катехуменов.
И все же у церкви имелись свои средства защиты на тот случай, если кто-то из евреев явно злоупотреблял ее милостями. В 1624 году в Болонье некий Моисей Исраэль, уроженец греческих Салоник, был крещен самим архиепископом и получил награду. Через год он вернулся в Османскую империю, где зажил по-старому, справляя иудейские обряды. Но жизнь там, видимо, складывалась неудачно, и через 12 месяцев он отправился в Рим, где снова стал готовиться к крещению, на этот раз под другим именем. Вскоре после этого он вместе с другим новообращенным уехал обратно в земли, находившиеся под османским владычеством, где оба примкнули к еврейской общине. Некоторое время спустя, когда Моисей Исраэль объявился в Виченце, городе на северо-востоке Италии, и крестился в третий раз, наградой ему стало разрешение на попрошайничество. Вскоре, в 1636 году (ему было в ту пору всего 40 лет), его разоблачил другой обратившийся иудей, и на сей раз проходимца арестовали. В свое оправдание Моисей говорил, будто возвращался в еврейские общины только для того, чтобы на деле применять все знания, полученные в Доме катехуменов, и делал там все возможное, чтобы склонить евреев к христианской вере. Когда же его спрашивали, зачем он столько раз крестился, он отвечал, что не видел ничего дурного в том, чтобы сподобиться благодати крещения больше одного раза. Однако власти не поверили его словам, и трижды крещенного еврея осудили на семь лет каторжного труда на галерах.[69]
Итальянские евреи испытывали сильнейшее отвращение к своим собратьям, добровольно поступавшим в Дома катехуменов, отчасти потому, что уже знали, какие обязанности возлагает церковь на этих выкрестов. Ибо кто лучше выкрестов, которые сами выросли в гетто и получили еврейское образование, объяснит евреям ошибочность их веры и обычаев и начнет сманивать их на истинный путь спасения?
В числе направленных против евреев мер, разработанных в период Контрреформации, было требование посещать проповеди, нацеленные на обращение в христианство. Не было для жителей гетто более ненавистного предписания. В конце XVI века в Риме каждую субботу, во второй половине дня, евреи Священного города группами, состав которых периодически менялся, обязаны были выходить из гетто и направляться в ближайшую церковь, снося насмешки прохожих. Папская полиция учиняла перекличку, сверяясь со списками имен, и тех, кто не явился, ожидало наказание. Когда церковные власти узнали, что евреи, готовясь к субботней пытке, затыкают воском уши и себе, и детям, полиция получила приказ осматривать уши евреев перед тем, как те переступали порог церкви.[70]
64
Civiltà Cattolica, ser. 2, vol. 2 (1853), p. 197.
65
Там же, ser. 3, vol. 3 (1856), p. 691.
66
Там же, pp. 441–442.
67
Такой взгляд на евреев, обратившихся в католичество, также отражен в еврейской историографии, посвященной итальянским Домам катехуменов. Сесил Рот (“Forced Baptisms in Italy”, p. 120) пишет о выкрестах: “Среди них было невероятное количество отъявленных негодяев”.
68
Например, в уставе 1641 года болонского Дома катехуменов говорилось, что это заведение “не будет принимать никого из неверных, не получив предварительно достаточных сведений об их жизни и поведении, а также об искренности, серьезности и истинности их желания получить святейшее крещение”. AdAB-COL.
69
Roth, “Forced Baptisms in Italy”, p. 120.
70
Renata Martano, “La missione inutile: La predicazione obbligatoria agli ebrei di Roma nella seconda metà del Cinquecento” (pp. 93–110), и Fiamma Satta, “Predicatori agli ebrei, catecumeni e neofiti a Roma nella prima metà del Seicento” (pp. 113–127). Обе работы – в M. Caffiero, A. Foa е A. Morisi Guerra, eds., Itinerari Ebraico-Cristiani: Società cultura mito (1987).