Страница 25 из 43
Понятно, что с квалифицированными кадрами для литейного цеха поначалу было туго. Поэтому на выполнение работ пригласили ремесленников из Люберецкого училища. В 1951 году цех занимался изготовлением элементов декоративной ограды Главного здания протяженностью 13 км (!). И видимо, именно к этому ответственному делу привлекли «гагаринскую» группу.
Юрий продолжал поддерживать хорошую спортивную форму. Участвовал в областных соревнованиях между ремесленными училищами в качестве капитана баскетбольной команды. Притом что рост Гагарина мало соответствовал этому виду спорта, он вывел свою команду в победители первенства Добровольного спортивного общества (ДСО) «Трудовые резервы». Сохранилась и грамота за победу на спартакиаде ремесленного училища в беге на 100 м с результатом 12,8 сек., а также в эстафете 4 × 100 м, в ходе которой он пробежал свою стометровку за 12,4 сек. Более высокий результат объясняется тем, что эстафету принимают стоя. Разумеется, Гагарин претендовал на большее и, сдав все положенные нормы, получил 29 апреля удостоверение № 1295887 о том, что он имеет право на ношение значка «ГТО» («Готов к труду и обороне СССР»).
Тем временем приближались экзамены. Сначала их сдавали в вечерней школе. О том, как они проходили, написала 6 июня в многотиражке «Заводская правда» директор школы Марина Фёдоровна Гурьева: «В седьмом классе сдают экзамены 32 учащихся. Все они хорошо написали изложение и выполнили письменную работу по алгебре. Первыми до установленного времени сдали работы по алгебре Гагарин, Чугунов, Черножуков, Золотое, Напольская и другие. По этому предмету и по геометрии они получили пятерки». По итогам экзаменов 15 июня 1951 года учащимся были выданы свидетельства; в том, которое получил Юрий Гагарин, при отличном поведении перечислены оценки, и все одиннадцать – только «пять». Кроме того, ему была вручена похвальная грамота.
Позднее прошли выпускные экзамены Люберецкого ремесленного училища. И здесь трое друзей – Гагарин, Чугунов и Петушков тоже получили аттестаты с отличием. 4 августа каждому была присвоена квалификация формовщика-литейщика пятого разряда; причем Чугунов утверждал, что обычно после училища в то время присваивался третий или четвертый разряд. Процитирую характеристику, выданную Юрию по итогам обучения: «Гагарин Ю. А. в течение двух лет был отличником учебы, заносился на Доску почета училища. Дирекцией училища Гагарину Ю. А. была два раза объявлена благодарность за отличную учебу и за общественную работу. Кроме того, директором завода ему объявлена благодарность за хорошую работу в цехе. Учащийся Гагарин был физоргом группы, добросовестно и точно выполнял все поручения комсомольской организации и администрации училища».
Итак, вырвавшись в большой мир, Гагарин очень рано продемонстрировал свои таланты. Конечно, нельзя недооценивать и компанию, в которой он оказался. Хотя Чугунов и Петушков упоминаются в биографиях космонавта мельком, их влияние трудно переоценить. Видно, что эти трое не только защищали друг друга в молодежных стычках, но и стимулировали к продолжению обучения, к приобретению статуса отличника. Ведь бывает и наоборот. Больше того, именно Чугунов и Петушков определили дальнейший выбор Гагарина, который и привел его сначала в авиацию, а затем и в космос.
Надо сказать, что летом 1951 года этот выбор еще не был сделан (хотя, конечно, некоторые биографы уверяют, что даже в Люберецком ремесленном училище Гагарин мечтал о карьере летчика). В действительности под влиянием преподавателя физкультуры Ивана Николаевича Ровнова будущий космонавт решил стать тренером.
Тут биографы космонавта снова расходятся. Некоторые из них (например, Лидия Обухова) утверждали, что Гагарин собирался поступать в Латвийский государственный институт физической культуры в Риге; другие настаивали, что его целью был Ленинградский техникум физкультуры и спорта ДСО «Трудовые резервы». Скорее всего, ближе к реальности вторая версия: для института у Юрия не хватало образования, да и он сам в книге «Дорога в космос» утверждал, что ориентировался на Ленинград, – это выглядит логичным с учетом того, что Ровнов и сам был выпускником упомянутого техникума.
Для того чтобы получить соответствующее направление, Гагарин поехал в Мытищи Московской области, на спортивную базу при стадионе «Торпедо», где прошел предварительные испытания. В течение двух дней он продемонстрировал экзаменаторам довольно высокие результаты: пробежал стометровку за 12,6 с, километровую дистанцию преодолел за 2 мин 46 с, прыгнул в длину на 5 м 11 см, 26 раз отжался от земли и получил высшую оценку при выполнении специального гимнастического комплекса.
Казалось, решение принято, и Юрия ждала карьера преподавателя физкультуры, однако судьба распорядилась иначе. Александр Петушков вспоминал:
«Я и Чугунов получили направление в Саратовский индустриальный техникум, а Юрию было предложено поступить в [Ленинградский] физкультурный техникум, поскольку он зарекомендовал себя неплохим спортсменом. Не один раз занимая призовые места в соревнованиях, Юрий прошел отборочные испытания в Мытищах, а когда он вернулся в Люберцы, ему сказали: „Если хочешь, можешь поступить в Саратовский техникум по своей литейной специальности. Но надо только поехать и сдавать экзамены немедленно, а в физкультурный техникум надо еще месяц ждать экзаменов“. „Но где ты будешь месяц болтаться?“ – спросил у него один из наставников, не желавший, чтобы пропадали у Юрия два года обучения литейному делу. Чугунов, а за ним и я, стали говорить о том, как же он там без нас. Юра немного помялся, а потом решительно сказал: „Поехали в Саратов“».
На этом завершился люберецкий период жизни Юрия Гагарина.
Биографы космонавта (кроме, разумеется, его близких друзей и однокурсников) не считают нужным подробно останавливаться на нем. Для советских исследователей эти два года оказались малоинтересными, вероятно, потому, что в ремесленном училище Юрий почти не проявлял свои «особые качества» – он, конечно, был отличником и превосходным спортсменом, однако рядом были такие же отличники и спортсмены. Кроме того, при всём желании из этого периода нельзя было извлечь ничего, что работало бы на «легенду» о ранних планах Гагарина по завоеванию неба. Вот, например, Лидия Обухова цитирует сказанные ей слова Тимофея Чугунова: «Хотел ли он стать летчиком? Не знаю. Когда в Люберцах над нами пролетал самолет, мы долго смотрели ему вслед, и, конечно, всем нам очень хотелось бы очутиться в кабине… И всё-таки Юру больше тогда увлекала физкультура. Нет, он в своих мечтах никогда не зарывался, трезво выбирал возможное». Ту же мысль доносит Виктор Степанов: «Юрий не думал и не мечтал учиться на летчика. Просто мальчишка нашел в себе мужество оставить родительский кров и отправиться в дальний жизненный путь. Он хотел стать рабочим – и всё». Никакой романтики – сплошной взрослый расчет! И где здесь найдется место красивой сказке о маленьком деревенском мечтателе, которому партия расчистила и проложила дорогу к звездам?
Если вспомнить современных биографов, то им люберецкие годы кажутся скучными по другим причинам. Например, Лев Данилкин прямо пишет: «Свидетельства о двух люберецких годах в жизни Гагарина скудны и неразнообразны. Нам не известен ни один мемуарист, который сообщил бы об этом периоде что-нибудь не то что пикантное, а хотя бы не слишком пресное».
Что же представляет интерес для самого Данилкина? Вот, скажем, он изучает парту Гагарина, которая выставлена в Люберецком музее, и сообщает читателю: «Деревянная конструкция выглядит убедительно; было бы здорово, если бы на ней оказалось еще вырезано что-нибудь, что позволило бы получить ответы на вопросы, которые роятся в голове у любого биографа: секс, конфликты, происхождение капитала – что там происходило в голове пятнадцатилетнего Гагарина, угодившего в чужую, наверняка враждебную, небезопасную среду? Но нет, приходится зачехлить лупу не солоно хлебавши».
Или вот пассаж о Чугунове: «Склонен педалировать „воспитательный момент“ – и не акцентировать какие-либо „темные стороны“ гагаринской личности – ну или, по крайней мере, какие-то любопытные эпизоды, которые, несомненно, должны были случаться, учитывая тогдашний возраст героя этой книги и его склонность к авантюрным поступкам. Нет: „мы чувствовали ответственность, стремление учиться, получить специальность и побыстрее начать работать“. Ясно. А было ли что-то „такое“? (Автор вопроса при помощи интонации дает понять, что в идеале ему бы хотелось услышать о причастности юного Гагарина к серии ритуальных убийств.) „Наша лично группа – таких никаких нарушений не было. Приключений особых не было“».