Город снов

Из кошмаров часто повторяется сон с разрушенной лестницей и падающим лифтом. И в каких лифтах я только не падал! Я в жизни не видел таких, как во сне. Да и вообще, в жизни встречал только один лифт в гостинице, в которую провожал свою знакомую из Мюнхена.

В моих снах большое разнообразие лифтов. Были деревянные, у которых во время движения пол под ногами, поделённый на две части, начинал складываться. Но упасть я не успевал, я как бы зависал в воздухе. Потом пол опять раскладывался, это было похоже на детскую головоломку. А я за это время успевал натерпеться страха. А иногда все происходило наоборот, и тогда потолок лифта начинал опускаться на меня. Чувство безвыходности и обреченности охватывала меня. Лифт мог сорваться с троса и лететь в бесконечную шахту. Он мог остановиться между этажей, но не было никакой возможности выбраться, потому что при любых попытках, лифт приходил в движение и пытался меня зажать. Короче, лифт в моих снах был воплощением жуткого, умного и изобретательность монстра, с которым я пробовал бороться, изменяя сон под свои условия. С лестницами было проще, они просто были либо очень сильно разрушены, либо практически отсутствовали. Часто от лестниц оставались одни перила. И я героически преодолевал эти препятствия. А так же бывало, что лифт и лестница объединяли свои усилия против меня, и, победив одного, приходилось без отдыха бороться с другим.

Поэтому у меня сформировалась паническая боязнь лифтов и многоэтажных зданий. Но по жизни я, ни с тем, ни с другим, к счастью, и не сталкивался.

Не сталкивался по жизни я и с фашистами, вооруженными автоматами. Но как же часто они гонялись за мной по окопам, полуразрушенным зданиям, по горящему городу во сне. Долгое время они меня ловили и убивали, потом я научился управлять этими снами. Когда наступала решающая минута, я останавливал время для фашистов, а сам скрывался.

Моего деда по отцовской линии убили во Вторую Мировую войну, а бабушка и мой в то время пятнадцатилетний отец пережили бомбардировку, когда Америка спутала Прагу с Дрезденом.

У меня есть знакомые немцы, они хорошие ребята, но ночью я неизбежно воюю с фашистами.

Сны, сны, неизбежные сны…

В них я даже не всегда я. Могу быть девушкой или каким-то парнем, при этом испытывать чувства и эмоции этих людей. А бывает, что я просто являюсь зрителем, а не участником. Это как в кинотеатре, волнуешься и переживаешь события, происходящие не с тобой.

Глава 2

Ещё от деда моему отцу перешла маленькая лавочка с выходом на улицу на первом этаже нашего дома рядом с костёлом Святого Гаштала. А вход в нашу двухэтажную квартиру располагается рядом.

С малых лет я постоянно путался под ногами в семейной антикварной лавке. Сказать, что она меня манила – это не сказать ничего. Я был ей зачарован. С большим трудом отцу удавалось меня выгнать оттуда.

Как только я переступал порог и спускался на две ступеньки вниз, я попадал в параллельный мир. Нет, это даже был не мир, а миры. Ведь каждая вещь имела свою историю, свою тайну, свою жизнь.

У меня долгое время было любимое место в лавочке. Недалеко от входа стоял буфет из красного дерева, снизу у него было два отсека, но вот дверка была только с одной стороны. Я облюбовал открытую часть, в которую легко помещался и уже оттуда разглядывал загадочных жителей нашей лавочки.

В одной стороне с моим прибежищем, занимая большую часть лавки, стояли предметы интерьера. Массивные серванты и комоды из ценных пород дерева казались мне главными среди всех обитателей. Все их полочки были заставлены фарфоровыми фигурками, наборами изящной посуды. Каминный гарнитур был установлен на самый верх комода. Он состоял из часов, украшенных фигуркой девушки, играющей на арфе, и канделябров, расположившихся по обе стороны от часов. Изящные, на длинной ножке, каждый имел по пять рожков, они создавали неповторимую атмосферу.

Мне нравилось закрывать глаза и представлять, что пламя свеч тихонько подпрыгивает и отбрасывает тени на стенку, создавая домашний уют. А в это время на улице идёт проливной дождь, капли стучат в окно. Ветер рвётся в этот тихий уголок моего мира. А я сижу, завернувшись в тёплый плед, в кресле качалке и приятно осознаю, что никто не сможет ворваться и разрушить созданную мной иллюзию.

В середине стояли маленькие резные столики для игры в карты или чаепития, вокруг них стулья с золотой и бордовой обивкой. Отец не разрешал на них сидеть, но изредка, я тайком проводил по обивке ладошкой и наслаждался теплом и мягкостью ткани.

Все свободные места на стенах были заняты картинами в золоченых рамках. С них на меня смотрели благородные дамы в пышных ажурных платьях и маленькие дети, одетые и причёсанные как ангелочки, а так же грозные властные мужчины в парадных мундирах. А с моей любимой картины на меня смотрели три пары глаз. Все они были гордые, счастливые и довольные. Мужчина в охотничьем костюме стоял рядом с красивым гнедым конём, а возле него, важно задрав голову, сидела охотничья собака. На переднем плане, на траве лежала их добыча: перепела и куропатки. У охотника из шляпы торчало перо с переливами, им играл ветер. Глядя на эту картину, я завидовал сразу всем. Иногда я хотел быть на месте охотника, иногда на месте собаки, а иногда – коня. Они были очень гармоничны и естественны. Моё воображение рисовало мне картину их охоты, и, смотря, кем на этот раз был я из их троицы, я и представлял себе события в пользу своего героя.

Иногда, я заходил далеко в своих фантазиях. И тогда я был этой гордой красивой собакой. Я мчался через лес, трава хлестала меня по носу и бокам. Трава была влажная, и капельки оставались на моей шерсти, я перепрыгивать на лету через кусты и мчался, мчался… Мой нос с упоением вытягивал лесные запахи, букет ароматов со всех сторон накрывал меня и еще пуще будоражил. Я искал дичь, я шёл по её запаху. Позади скачет мой хозяин, но я сейчас главный, всё зависит от меня, и я ищу. И вот она куропатка! Я бросаюсь, как стрела на добычу, она вспархивает, и тут раздается выстрел. Она ещё немного летит, но уже всё ниже и ниже. Я кидаюсь за ней, и когда она падает на землю, я хватаю добычу и несу её хозяину. Он спрыгивает с коня и трепет меня по ушам, при этом хвалит и одобрительно поглаживает меня по голове. Я счастлив и вновь готов бежать за следующей добычей. Когда я был конем, то тоже ощущал свою важность. Ведь это в моём седле сидит хозяин, это я несу его вперед. Я предельно внимателен, мне нельзя нанести вред хозяину. Я тщательно выбираю дорогу и при этом сохраняю скорость. Нам нельзя отстать от пса, охотник должен выстрелить и попасть – только тогда задача будет выполнена, и получено удовлетворение от охоты.

И вот я уже охотник. Я скачу по лесу на прекрасном арабском скакуна, впереди собака – верный спутник на охоте. Все заботы ушли прочь, только дикая природа. Ветер развивает перо на моей шляпе, я уворачиваюсь от веток, вперед за собакой. Она встает в стойку, и я понимаю, что рядом дичь. Останавливаю скакуна и хватаю ружье. Один выстрел – и цель поражена. Моё воображение не позволяло мне скучать.

В уголке стоял самоварный столик из дерева с фарфоровыми вставками, привезённый из царской России, и являющийся признаком обеспеченности семей той эпохи. С потолка свисали бронзовые и стеклянные люстры.

Вторая часть лавки состояла из многочисленных полочек и столиков – витрин.

Я мог долго разглядывать коллекцию кремневых пистолетов и старинных ножей с блестящими клинками и всевозможными рукоятками. Рядом расположились серебряные табакерки с вензелями и различными гравировками и целая коллекция часов. Здесь стояли напольные, висели настенные и лежали на витрине часы с цепочками.

Когда у отца была свободная минутка, я уговаривал его прикрепить на мою жилетку часы. Он вкладывал мне в руку выбранные мной часы, а карабин от цепочки крепил в пуговичной петельке. Я светился от счастья, ощущал себя важным господином и расхаживал вразвалочку по лавочке. Часы я каждый раз выбирал разные. Это были и швейцарские часы с эмалевым циферблатом, крупными арабскими цифрами, которые выглядели потрясающе. Были военные авиационные часы с маркировкой британских военно-воздушных сил, у которых светились цифры. Были старинные часы с историей, которую можно прочитать из подписей на пыльнике. Они принадлежали берлинской трамвайной дороге и лично кучеру. Были немецкие с портретом Кайзера Вильгельма второго, британские с военным клеймом Королевской армии, редкие с двойным календарём дней недели и дат, швейцарские хромированные с откидной передней крышечкой. Всех и не перечислить.