Страница 4 из 54
— Тебе не грустно стоять здесь совершенно одному? Может, ты хочешь, чтобы я скрасила твой вечер? Не сомневайся, малышка Аля умеет многое.
Судя по вмиг «протрезвевшему» виду Дилана, тот явно хотел отшить мои притязания на совместное времяпрепровождение. Видимо вульгарно одетые блондинки были не совсем в его вкусе. Но приглядевшись к моему лицу, он тут же подцепил меня за локоток, тем самым, вынуждая максимально приблизиться к себе, и едва слышно шикнул:
— Алексия?
— Аля, красавчик, зови меня просто Аля, — чуть громче, чем надо было бы для диалога двух флиртующих людей, сказала я, — милый, ты мне определенно нравишься. Не мнешься, как некоторые, а сразу берешь быка за рога.
— Попробуй я по-другому, этот бык меня бы задавил… — едва слышно выдохнул приятель, украдкой рассматривая мой непривычный внешний вид. Я мелодично рассмеялась, вспугнув какую-то птичку, тихо притаившуюся на дереве.
— Угостишь даму в честь такого славного знакомства?
Другу было тяжело смотреть на мой довольно скабрезный вид и при этом пытаться осознать, что это и есть непосредственный начальник. Но он молодец, все-таки не зря учился и тратил время на практиках, в руки взял себя достаточно быстро:
— С превеликим удовольствием!
Странно, но как раз именно удовольствия я на его лице и не увидела, скорее покорную обреченность. Если вы думаете что внутрь мы зашли тихо, почти просочившись сквозь дверь, то это не так. Мы ввалились почти с разбега, едва не пробив моей головой толстую, явно на случай многодневной осады, дверь. А все потому, что кое-кто, засмотревшись на полупрозрачную блузку с откровенным декольте, запутался у меня в ногах, и я с трудом удержалась на длинных каблуках. Но в трактире Паоло, старого чудака-орка, державшего в городе большую часть питейных заведений, на наше более чем эффектное появление местный контингент не обратил никакого внимания. Все двенадцать столиков были заняты, а две барные стойки забиты народом практически до отказа.
— Ты уверена, что тебе стоить пить? По-моему ты уже на ногах не стоишь, — издевательски шепнул Дилан, старательно изображая кавалера и поддерживая меня за талию.
Проглотив колкость, я украдкой рассматривала большой общий зал и понимала, что добрую половину сегодняшнего сброда я никогда в глаза-то не видела. Соответственно, ничего не зная о присутствующих, я ничего не знала о реальной обстановке в городе. Тут же в памяти сделала зарубку, что с Паоло надо будет встретиться лично ещё раз. У нас давно сложились доверительно-партнерские отношения, основанные на взаимовыгодном сотрудничестве, о чем ему видимо пора было напомнить. Паоло всегда готов был поделиться информацией о вновь прибывших неблагонадежных горожанах, а я в свою очередь, конечно же, с трудом отбиваясь от собственной совести, закрывала глаза на его мелкие шалости с одурманивающими травами. И не раз, кстати, прикрывала от разборок его незаконную деятельность от разгневанных властей. Пусть лучше воры, грабители и прочий сброд обкуривается до беспамятства, это их личное дело как умирать, но за пару лет моей службы в этом городе перестали пропадать дети и не пострадал ни один заведомо беспомощный горожанин. А убийства, если случались, то стали очень редким событием в Родении и то, только в пылу разборок между самой криминальной ниши. По-моему, благополучие наших детей и является главным критерием любой службы города.
Едва найдя свободное местечко у барной стойки, я ловко притянула к себе немного мрачного Дилана и с удовольствием запустила пальцы в его волосы. Нельзя же ходить на задание с таким похоронным видом, нас не правильно поймут! Приятель, было, дернулся, но конспирация вещь великая, ему пришлось расслабляться через силу.
— Так чем угощать будешь, милый?
«Пендалем» — явно читалась в глазах коллеги, но он, конечно же, именно так ответить не мог, поэтому ограничился лишь небольшой колкостью:
— Пока ты отработала только на бражку, но ты ещё можешь удивить меня своими способностями… Эй, господин хороший, налей-ка этой ягодке браги, да позабористей, она любит покрепче.
Сам того не ведая, Веснушка только что лишил себя премиальной части за квартал. Или даже за два, об этом можно будет подумать на досуге. Я конечно не ханжа и могу выпить, если надо все, что угодно, но до исступления ненавидела именно это отвратительное пойло, от которого припахивало тухлыми яйцами. И самое главное, сам Дилан об этом прекрасно знал. Этот напиток, как и любая другая дрянь, носил гордое название «фирменного», только вот на самом деле заказывать его нередко брезговали даже самые нищие.
Подвыпившая компания сидевших рядом мужичков самого затрапезного вида, заинтересованно окинули меня взглядами, видимо пытались отыскать во мне родственную душу. Я была против более близкого знакомства и послала им горячий и «ласковый» взгляд. Кто-то из них икнул, но лезть с комментариями благоразумно не стал.
— Ну что, лично я никого мало-мальски похожего на описание старикана не вижу, — через непродолжительное время выдал Дилан.
В большом общем зале можно было кричать в голос, и никто бы тебя не услышал, так здесь было шумно. Поэтому можно было бы не опасаться «лишних» ушей. Не испытывая особой любви к подобным местам, мне бы очень хотелось с ним согласиться, но чертов внутренний голос продолжал настаивать на грядущих неприятностях. Ну как тут устоять и не дождаться х? Наконец, я сделала над собой волевое усилие и через силу глотнула бражки. Как мне это далось, даже описывать не хочу. Тут же с большим трудом подавила желание незаметно сплюнуть эту мерзость и скользнула взглядом по только что подсевшему к барной стойке молодому мужчине в добротной, но сильно запыленной дорожной одежде.
Не могу сказать, почему я обратила внимание именно на него, здесь были и более интересные для наблюдения экземпляры, но отвести взгляд от него у меня уже не получалось. Даже сквозь плотную темную ткань было видно сильное тренированное тело воина. С ним резко контрастировало красивое лицо с тонкими, благородными чертами. Такой скорее будет сидеть в своем родовом замке, и попивать фамильное вино из подвалов, чем носиться по трактам с мечом наперевес. Хотя замотанная в тряпки рукоять меча в ножнах была явно не бутафорской. И именно за эту делать мой взгляд и зацепился. Внутренний голос просто кричал, что не стоит спускать с него глаз.
Бармен, долговязый русоволосый парень лет двадцати, медленно перемещаясь от одного посетителя к другому, поставил перед гостем один из самых дорогих портвейнов заведения. Мужчина благодарно кивнул и протянул руку за своим заказом, а я внимательно уставилась на небольшую татуировку, набитую на внутреннем запястье. Подробности, к сожалению, мне рассмотреть не удалось, он слишком быстро убрал свою конечность. От досады я даже крякнула и опустошила глиняную посуду одним глотком, хотя тут же пожалела о столь импульсивном поступке. Рот заполнило неприятное послевкусие чего-то не слишком съедобного. Нужно было срочно чем-то перебить этот осадок, и я выхватила у приятеля стакан. Тот понимающе ухмыльнулся и не удержался от язвительного комментария:
— Я всегда знал, что ты любишь выпить. Поразительно, как тебе удается скрывать это от начальства.
— А ты за мою карьеру не переживай и лучше по сторонам внимательней смотри, а не на меня.
— Ты о том парне слева? — сообразил Дилан и наклонился поближе к моему уху, — так в отличие от тебя, пока ты увлеклась алкоголем, я все рассмотрел, но там нет ничего интересного. Небольшое изображение черного цветка обвивающего клетку. Волка это даже отдаленно не напоминает.
— Действительно ничего интересного, обычный раб у оборотней, они ведь каждый день здесь ходят.
— Что?!
Не переставая улыбаться и напомнив Веснушке о его профнепригодности, я вкратце проинформировала коллегу о значениях татуировок в жизни некоторых народов. Странно, что с таким хорошим образованием, Дилан был не в курсе, что у двуликих принято клеймить угодивших к ним в рабство людей подобными изображениями. Попасть можно было как по собственному желанию за определенную выгоду для себя или своей семьи (обстоятельства-то бывают разными), либо из-за неудачной ситуации. К слову, подобным знаком двуликие награждали любую свою вещь и не обязательно это были именно люди. Скот, дома, посуда, украшения — все, что имело для них хоть малую ценность.