Лабиринты алхимии

Не случайно на всем протяжении XVI в. в искусстве господствовал маньеризм, постепенно перерастая в барокко. «Человеческая личность все еще трактуется как целиком определяемая божеством, но воспринятые ею божественные формы уже понимаются как субъективно-априорные. Ф. Цуккари (в трактате „Идея живописцев, скульпторов и архитекторов“ (1607) – О.К) выдвигает понятие внутреннего рисунка, который и делает впервые возможным как разбираться в чувственных восприятиях, так и творить художественное произведение. Чувственность нисколько не отвергается. Но, по Цуккари, она необходимым образом обрабатывается и оформляется при помощи внутреннего рисунка в человеческом сознании. Этот внутренний рисунок человека настолько могуществен и богат, что он конкурирует как бы с самим богом и с природой»[48]. Открываясь ворвавшимся в замкнутое средневековое мироздание Божественным эманациям, художник конца эпохи Возрождения и начала Нового времени начинает переоценку собственной творческой искры, становясь сотворцом и проводником божественных идей в мир людей – все тем же посредником.

Характерен свойственный этому времени культурный плюрализм: «…поскольку уже поставлен вопрос о возможности воплощений идеальных форм в материи, постольку воплощение это не может быть всегда идеальным. Признаются возможными и самые разнообразные методы как воплощения идеи в материи, так и воплощения идеальной формы в соответствующем художественном произведении. Отсюда у эстетиков и искусствоведов как раз и возник термин „маньеризм“. Под „манерой“ здесь понимается та разнообразная форма соотношения идеи и материи, вопрос о которой еще не ставился на ступени Высокого Ренессанса»[49]. Господствовавшее представление о том, что «человек – творец своей судьбы, предполагает и то, что и хорошее, и плохое в этой судьбе – творение рук человека и что вера в преобразовательные возможности индивида включает в себя и демонстрацию способностей виртуозного художественного преображения образа мира в стилистике маньеризма. Желая „улучшать природу искусством“, маньеристы-практики так же „не подражают никакой естественной форме“, как это в теории стремился делать известный мыслитель-гуманист Николай Кузанский, и используют в этом процессе эстетические категории не только „прекрасного“, „грации“, но и „безобразного“, разработанные гуманистами»[50]. Вслед за маньеризмом, уже в XVII в., наступает эпоха барокко, эпоха, которая «являет сущностно разнородную и остро конфликтную картину во всех сферах материальной, духовной и художественной деятельности»[51], заключающуюся не только в появлении нового художественного стиля, но и определенного способа мышления. Этот стиль «требует „острого ума“ (acutezze), т.е. способности мыслить метафорами, аллегориями, мгновенно соединять далеко отстоящие друг от друга понятия, быстро проникать в сущность явления»[52]. Так, крупный теоретик барокко Эмануэль Тезауро в своей работе «Подзорная труба Аристотеля» пишет, что главными качествами «острого ума» являются прозорливость и многосторонность. При этом: «прозорливость – это способность проникать в самые отдаленные глубины предметов, извлекать их наиболее существенные свойства»[53]. Многосторонность же «быстро охватывает все эти сущности, их отношения между собой и к самому предмету; она их связывает и разделяет, увеличивает или уменьшает, выводит одно из другого, распознает одно по намекам другого и с поражающей ловкостью ставит одно на место другого, уподобляясь фокуснику в его искусстве»[54]. Обладание этими качествами напрямую связано с увлечением герметизмом, алхимическими практиками, пропитавшими культуру эпохи позднего Возрождения и начала Нового времени. Именно они выдвинули на первый план не только научные, гуманитарные, эстетические и этические идеалы герметического происхождения, но и соответствующие способы их достижения и реализации.

В такой напряженной обстановке, которую испытывала созревающая западноевропейская культура Нового времени, характеризующейся непримиримой борьбой рационализма с эмпиризмом, сопровождающейся поисками способов рационального описания невидимых, но влияющих на зримые земные процессы импульсов и сил, представлявшихся рычагами управления миром, вышли к широкому читателю алхимические трактаты. Присовокупим сюда потрясение открытиями западным миром глубины небесного и небывалой широты земного пространств, роста объемов торгового и банковского капиталов, толкавшего к поискам дешевых заменителей всеобщего товарного эквивалента, вала переоткрытий античной, средневековой византийской и ближневосточной литературы, с их новыми идеями и способами восприятия мира, захлестнувших

Европейский континент. Немаловажными явились и первые успехи нарождающейся науки не только в описании мира, но и в деле удачного эксперимента, приводящего к реальным результатам, производственным и бытовым. Окинув взглядом все это и многое другое, имеющее отношение к становлению и развитию западноевропейской культуры XVI – XVII вв., мы поймем, насколько влиятельным оказалось ренессансное Возрождение алхимической традиции, так долго скрытой в редких манускриптах от пытливых глаз европейцев. На этом фоне было бы весьма продуктивно подробно рассмотреть сам источник этого несомненного и мощного влияния – Алхимию, ее символы, смыслы и культурные коды.

Глава II

Анализ существующих подходов к интерпретации содержания алхимических трактатов

Научная и популярная литература, посвященная проблемам герметизма и алхимии, полна предположений о том, что означает слово «алхимия». Не вдаваясь в бессмысленное, с научной точки зрения, перечисление вариантов гипотетических, а часто и просто фантастических значений этого слова, остановимся на том, которое выглядит правдоподобным и «рабочим» в нашей ситуации. Фулканелли в своих «Философских обителях» среди прочих указывает на некоего Наполеона Ланде, который, по его словам, «не обнаруживает никакой разницы между словами химия и алхимия; он лишь отмечает, что приставку ал не нужно путать с арабским артиклем, она обозначает не что иное, как чудесное свойство»[55]. Из этого можно сделать вывод, что алхимия должна означать «науку о чудесных свойствах вещества и методах овладении ими», но не «науку о строении и превращениях вещества, происходящих в результате химических реакций».

Обратившись к истории алхимии, мы сталкиваемся с отлично, на сегодняшний день, выстроенной линией ее развития. Однако, как показывает ее внимательное изучение, эта история в основном мистифицирована вплоть до XVI-XVII вв. Более того, даже во времена широкого распространения книгопечатания, алхимические трактаты зачастую представляют собой различные, уже печатные мистификации. Так, например, собрание алхимических трактатов «Василия Валентина», изданное в Гамбурге в 1717 г., являет собой вариации и тщательную разработку в алхимии того, чему, по мнению коллектива авторов, это собрание составившего, не было уделено внимания в работах их предшественников.

Согласно известному исследователю герметической философии Линн Трондайк, лишь «Книга Корзин» Мориенуса, написанная им для легендарного алхимика, «Калида, царя египтян» и переведенная Робертом из Честера на латынь в 1144 г. н.э.[56], дала начало алхимической эре в Западной Европе. Но существование алхимии имеет гораздо более длительную историю. В недавно изданной на русском языке работе современного итальянского герметического философа Джаммарии утверждается, что «пионером в области Алхимии являлся грек Болос Мендесский (III-II вв. до н.э.)[57] (его текст считают одним из первоисточников Лейденского и Стокгольмского папирусов – О.К.). Однако, как показывает анализ, к тому времени уже созрела соответствующая культурная почва и выкристаллизовались оперативные приемы, что имело место в ходе протоистории, каковую можно рассматривать как процесс слияния следующих элементов:

48

Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 466.

49

Там же. С. 466-467.

50

Пахсарьян Н.Т. XVII век как «эпоха противоречия»: парадоксы литературной целостности // Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000-2000. М., 2001. С. 40-69.

51

Каган М.С. Проблема барокко в искусствознании и культурологии // Барокко и классицизм в истории мировой культуры: Материалы Международной научной конференции. Серия «Symposium». Вып. 17. СПб., 2001.

52

Шестаков В.П. Западное барокко в российской интерпретации // Культурологический журнал [Электронный ресурс]. 2011. № 1 (3). URL: http://www.cr-journal.ru/rus/ j ournals/42 .html&

53

Там же.

54

Гомбрих Э. История искусства. М., 1998. С. 625.

55

Фулканелли. Указ. соч. С. 73.

56

Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада. К.; М, 2001. С. 542-543.

57

Трактат под названием «Физика и мистика». Долгое время авторство этого сочинения приписывали атомисту Демокриту (V-IV в. до н.э.), вследствие чего последнего считали отцом алхимии. Уже в Новое время было доказано, что указанное сочинение принадлежит Болосу из Мендеса, которого у нас в литературе принято называть Псевдо-Демокритом.