Страница 11 из 23
Присутствие недостижимости – важный момент алхимической практики. Алхимик, пользуясь уже готовыми результатами технохимического опыта и преобразуя ремесленную осуществленность и алхимическую неосуществленность, существенно изменяет присущие практической химии приемы»[67].
По мнению историков, занимающихся историей алхимии, европейская алхимия, начиная со времени ее появления в XII в. и вплоть до времен Парацельса «была весьма предусмотрительна и не делала больших скачков воображения. Сочинялось большое количество алхимических рукописей, но они, главным образом, повторяли то, что было сказано ранее; проводились эксперименты, но они во многом повторяли то, что было сделано ранее. Алхимики прикрывали свои работы символизмом и мистериальностью – по-видимому, пряча „большой секрет“ – но эта глубокомысленность может иметь и другую цель: трудно обвинять кого-то в неортодоксальности, если никто не может понять, что действительно было сказано»[68]. Ю. Эвола объясняет это тем, что «после падения Римской империи Запад в своих определяющих принципах начал следовать другой традиции, в которой эзотерическое измерение полностью деградировало, уступив место доктрине „спасения“, олицетворяемого неким Искупителем»[69]. Маскируясь, алхимическое искусство «было свободно от подозрений в ереси и даже начало восприниматься как одна из форм „натурфилософии“, не пересекающейся с вопросами веры»[70]. И только эпоха Возрождения дает алхимии шанс развернуться в полную мощь своего накопленного веками потенциала, хотя инквизиция не дремала и в этот промежуток времени. Так, например, К. Гинзбург отмечал периодические вспышки «увеличения числа процессов и доносов» начиная с XV в.[71]
Тем не менее, популярной научной идеей является наличие трансформации тенденций и подходов к процессу внутри алхимической традиции на протяжении веков. Точкой отсчета новых веяний принято считать деятельность врача из Солерно – алхимика Арнольда из Виллановы (1240- 1313), который первым из алхимиков стал утверждать, что предмет Великого Делания не металл, а человек. По Арнольду, основа делания – «spiritus animalis». «Этот „животворящий дух“ играет роль медиатора между душой и телом. Он получает жизнь в сердце человеческом и может рождать как умственные образы, так и феномены материальные. Распространяется „spiritus animalis“ в теле человека так же, как солнечный свет и тепло распространяются в пространстве, утолен он может быть в страсти, а также может иссякнуть под воздействием внешних факторов»[72].
Но, «если, – по словам В. Л. Рабиновича, – новаторство Арнольда состоит лишь в простом переносе алхимического оперирования с металла на человека и в переименовании основных категорий алхимической доктрины соответственно новому объекту, – то новаторство Парацельса – в трансформации учения о первоэлементах изнутри, в конечной ломке этого учения сразу по нескольким позициям»[73]. Однако, сколько бы ни убеждали нас разные авторы в том, что идеи Парацельса противостоят традиционной алхимии, чтение его трактатов говорит об обратном. Он развивал алхимические идеи предыдущих веков, выводя на свет то, что раньше было слишком в прямом смысле слова «герметически» спрятано, о чем предпочитали говорить скрытно, посредством «языка птиц». При этом следует отметить тот факт, что делал он это в произведениях, не относящихся строго к алхимическим практикам. Его алхимические трактаты – традиционно «темны» и написаны на «химическом жаргоне».
Парацельс не отгораживает Аристотелевы стихии-качества от алхимических вещественных стихий: последние никогда не были в полной мере Аристотелевыми. Нет и «принципиального разрушения дихотомии алхимических начал – вклинивание между серой и ртутью „соли“ – третьего начала, столь же принципиального, а не только посреднического (как это считалось раньше), открывает новые просторы для технохимического опыта (растворения), когда бесплотный – только духовный принцип, – уплотняясь, обретает вещественность»[74].
Действительно – идея соли как третьего начала для алхимии – это новая идея. Но она нашла себе место с дидактической точки зрения: необходимо было определить место проведения Великого Делания. Парацельсу был необходим «соматический аспект», «содержание которого – что важно – состоит отнюдь не в отстранении, отсечении тела от духовного делания, но его действенном соучастии в нем»[75]. И совершенно объяснимо, что в этом Парацельс «ищет себе опору в александрийской алхимии, усматривая у Гермеса только ему внятные аналогии: „Гермес сказал правильно, что все семь металлов произошли от смешения трех субстанций. Подобным же образом из этих же субстанций составлены тинктуры и философский камень. Он назвал эти субстанции духом, душой и телом. Однако он не указал, каким образом это нужно понимать и что он сам понимал под этим. Возможно, он знал о трех началах, но не высказывался по этому поводу. Я не хочу сказать, что он впал в ошибку, а только говорю, что он умолчал об этом. Но для того чтобы эти различные субстанции, а именно дух, душа и тело, были правильно поняты, необходимо знать, что они обозначают не что иное, как эти же самые три начала: ртуть, серу и соль, из которых образованы все семь металлов: ртуть есть дух (spiritus), сера – душа (anima), а соль – тело (corpus)“»[76].
До тех пор, пока мы четко не определим, что собой представляет Великое Делание, количество предположений будет множиться, включая и такие парадоксальные описания деяний Парацельса, как следующее: Парацельс предпринял «технологическое отступление от освященного столетиями алхимического спиритуализма. Парацельс смешивает, не разделяя Аристотелевы стихии с элементами – качествами, прибавляя к ним квинтэссенцию. В обыкновенном золоте, согласно Парацельсу, квинтэссенции мало, зато много прокаженного тела. Вот почему изготовление целительных „арканумов“ – пафос химии Парацельса». И следом же: «вырисовывается спиритуалистический план Парацельсовой химии: планетно-зодиакальные флюиды, одухотворяющие вещественный мир „арканумов“, специфических лекарственных сил вещества, соотнесенных с частями тела»[77]. На деле же интерпретатор, желающий понять суть алхимического праксиса, должен помнить вот о чем. Подобно иконографическим изысканиям большинства картин эпохи Возрождения, которые вынуждены опираться на предположение о неких иконографических «программах», дошедших до нас лишь в исключительных случаях, доскональное изучение алхимических текстов «вынуждает сегодняшнего интерпретатора пробираться на ощупь сквозь чащу самых разнородных классических текстов от Прокла до Фичино и дальше, – никогда не имея возможности выйти к документальному засвидетельствованию связей между текстом и картиной»[78] (в нашем случае – между алхимическим трактатом и его источниками). «Единственный критерий оценки задается здесь правдоподобием и связностью предлагаемой интерпретации»[79].
Последователем Парацельса, жаждущим проверить спиритуалистические возможности алхимических начал, был врач и химик ЖанБатист Ван Гельмонт (1580- 1644). Будучи таким же максималистом в жизни, как и Парацельс, он заявлял: «Я отвергаю жизнь в страдании, присущем моим современникам», «в стяжении богатств, что подвергло бы опасности мою душу»[80]. Чувствуя, что алхимическая практика в глазах общественности постепенно становится синонимом шарлатанства, он первым стал называть себя philosophus per ignem – философом огня[81].
67
Рабинович В.Л. Алхимический космос Альберта Великого // Знание за пределами науки. Мистицизм, герметизм, астрология, алхимия, магия в интеллектуальных традициях I-XIV вв. М., 1996. С. 178-179.
68
Cobb С., Goldwhite Н. Creation of fire: Chemistry’s lively history from alchemy to the atomic age. London: Plenum Press is a Division of Plenum Publishing Corporation, 1995. P. 98.
69
Эвола. Ю. Указ. соч. С. 22.
70
Там же.
71
Гинзбург К. Колдовство и народная набожность // Мифы – эмблемы – приметы: Морфология и история. М., 2004. С. 19.
72
Натаф А. Мэтры оккультизма. СПб., 2002. С. 159.
73
Рабинович В.Л. Химические знания в позднем средневековье // Фигуровский Н.А. Указ. соч. С. 260.
74
Там же. С. 261.
75
Хоружий С.С. «Бывают странные сближенья…» // Вопросы философии. № 5.2011. С. 48.
76
Paracelsus. The Hermetic and Alchemical Writings. Hermetic Chemistry. London, 1894. V. 1. Цит. по: Фигуровский H.A. Указ. соч. С. 262.
77
Рабинович В.Л. Химические знания в позднем средневековье // Фигуровский Н.А. Указ. соч. С. 262-263.
78
Гинзбург К. От Варбурга до Гомбиха // Мифы – эмблемы – приметы: Морфология и история. С. 39.
79
Там же.
80
Cobb С., Goldwhite Н. Op. eit. Р. 111.
81
Ibid.