Страница 8 из 30
Навсегда Ваш
Э. Борд»
Это письмо вызывает несколько вопросов:
Борд сообщал адресату о намерении покинуть монастырь (хотя и не писал об этом прямо), но на какой срок?
На определенное время или «раз, навсегда, насовсем»?
Почему для этого он испрашивал разрешение у приора, а не просил его ходатайствовать перед папским престолом о получении диспенсации (как было, когда Борду предложили место суффрагана)?
Иначе говоря: имел ли право приор своей властью освобождать насельника монастыря от монашеских обетов и отпускать его в мирскую жизнь?
Если имел, то почему Борд обращался к главе Хинтона, а не к приору лондонского Чартерхауса Уильяму Тинбигу или к сменившему его Джону Бэтменсону (ум. 1531)?
Если же не имел, то в чем состояла цель письма?
Ответы на эти вопросы я не нашел ни у биографов нашего героя, ни в доступных мне исторических материалах, поэтому попробую предложить свои объяснения.
Борд, придя к заключению, что «не может, да никогда и не смог бы, жить в одиночестве, в полном заточении»[21], решил связать свою жизнь с практической медициной, что, в принципе, не помешало бы ему вернуться в монастырь в качестве врача-монаха или врача-священника, и тем самым вести более свободный образ жизни (в XVI веке случаи такого «совмещения» были нередки).
Чтобы стать профессиональным врачом, Борду необходимо было завершить медицинское образование, а, следовательно, иметь возможность отсутствовать в монастыре, по крайней мере, до получения диплом М. D. По-видимому, для этого не требовалась папская диспенсация, и приор мог самостоятельно принять решение (пишу «по-видимому», так как не имел возможности познакомиться с Уставом картезианского Ордена).
Прежде, чем ответить на последние два вопроса, полезно познакомиться с приором Чартерхауса Эдмундом Хордом (ум. 1556), сыгравшим важную роль в жизни Борда.
Доктор юриспруденции с оксфордским дипломом, член Колледжа Душ Всех Праведников, он был многолетним советником канцлера университета. Впоследствии, оставив административную службу, Хорд посвятил себя служению религии в качестве викария и пастора в различных церковных приходах. Весной 1520 года он принял монашеский обет и стал насельником лондонского Чартерхауса. Как отмечает его биограф, «он пользовался большим авторитетом среди монахов лондонской обители, и многие из них хотели получить его совет». В 1529 году Хорд единогласно был избран приором «Хинтона» и сохранил это место вплоть до закрытия монастыря через десять лет.
Можно предположить, что Хорд был издавна знаком с семьей Бордов или, по крайней мере, был близок Ричарду Борду и покровительствовал его младшему брату, а благодаря своему авторитету, способствовал приему юноши в монастырь. Добавлю, что Эндрю мог быть представлен ему в начале своего обучения в университете, поскольку, как сообщает Э. Вуд в книге «Обзор старинных достопримечательностей города Оксфорда», в 1502 году Э. Хорд был Принципалом (то есть руководителем) монастырского колледжа картузианцев. Возможно также, что именно после бесед с ним Борд решил выбрать в качестве обители Чартерхаус, а не монастырь какого-либо другого монашеского Ордена.
В свою очередь Эндрю отвечал Хорду неизменным уважением и благодарностью. Примером могут служить его слова в письме Государственному секретарю Томасу Кромвелю от 20 июня 1535 года (см. далее), в котором он умолял адресата покровительствовать ему и «доктору Хорду, приору Хинтона».
Что же касается цели письма (1528 или 1529 годов), то складывается впечатление, что Борд всего лишь неявной форме хотел умолить адресата замолвить за него словечко перед приором лондонского Чартерхауса (несмотря на то, что последний и так к нему хорошо относился) и испросить согласие на аудиенцию у Хорда.
С помощью своего покровителя или без оной, Борд получил от Джона Бэтменсона разрешение (лицензию), позволившее отойти от служения религии. «После этого, – пишет Борд, – «я отправился за море, чтобы обогатиться новыми медицинскими знаниями» (это произошло, вероятно, в 1529 году). Неизвестно, в каком университете он намеревался продолжить образование, но, видимо, с учебой что-то не заладилось, и в следующем году он возвращается в Англию.
О последующих событиях Борд рассказал в Предисловии ко второму изданию своей «Первой Книги Введения в Знание…, 1547» (далее «Введение в Знание»). Обращаясь к Томасу Говарду, герцогу Норфолку19, которому была посвящена книга, он писал:
«После моего путешествия по разным регионам и странам, имевшего целью приобретение знаний и практического опыты в области медицины, я вернулся в Англию, где был призван сэром Робертом Друри20, рыцарем, и оставался с ним, оказывая необходимую помощь во многих срочных случаях».
Возможно, в доме сэра Роберта впервые встретился с другом хозяина дома и своим будущим покровителем и работодателем Томасом Кромвелем.
Надо полагать, леченье Друри прошло успешно (он умер только через пять лет), что дало возможность Борду продолжить контакты со знатными пациентами. Вот что писал он Норфолку:
«Ваша милость… послали ко мне сэра Джона Гарнингэма, чтобы пригласить к вам для консультации по поводу ваших недомоганий. Получив это приглашение, я, не теряя времени, поспешил к вашей милости, чтобы выполнить свой [врачебный] долг… После прибытия к вам я прослушал пульсы вашего сердца, пульсы вашего мозга и пульсы вашей печени[22], а также осмотрел вашу мочу и экскременты, но решил не предпринимать каких-либо действий без совета с Мастером доктором Бьюттсом21, который не только знал вашу комплекцию, ваши недомогания и диету, но и слабости и силу вашего тела, а также другие качества и средства, которые, говоря кратко, необходимы, чтобы поправить ваше здоровье».
Рис. 7. Генрих VIII
Но высокоученый и высокопоставленный доктор уклонился от встречи, и Борд решил действовать на свой страх и риск. «Благодарением Богу», леченье прошло успешно, и он по рекомендации герцога был приглашен для консультации самому «могущественному королю Генриху» (рис. 7).
У короля было множество болезней, но в то время его особо мучила подагра – семейная болезнь Тюдоров22, и Борд должен был своими советами облегчить его страдания. Говоря о посещении короля, наш герой был лаконичен, ибо знал, что неугодные «Большому Генри» слова относительно его болезней – прямой путь в Тауэр. Он нашел, что у Генриха «массивное тело, с широкими артериями, красными пятнами на лице и бледной кожей; волосы у него на голове обильны и рыжеватого цвета, пульс повышенный и хорошего наполнения, пищеварение отличное, он вспыльчив и обильно потеет». Насколько Борду удалось помочь королю – неизвестно, но, во всяком случае, эта консультация не имела для врача последствий, ни плохих, ни хороших.
В конце 1531 года Борд вновь решает отправиться в Европу, «желая увидеть и понять суть многих вещей и в различных странах получить истинные познания в области медицины». И это было не только и не столько «охота к перемене мест», постоянно одолевавшая Борда, и не его никогда не слабеющая любознательность, но и жизненная необходимость: дело в том, что он лечил своих высокопоставленных пациентов незаконно, не имея лицензии практикующего врача. А чтобы получить ее, необходим был университетский диплом.
Закон и порядок
В начале XVI столетия английская медицина плелась в хвосте европейского прогресса, отставая и по уровню университетской подготовки будущих врачей, и по состоянию медицинского обслуживания населения, и по числу изданных медицинских текстов. Но, кроме того, в стране отсутствовала организация, которая бы объединила практикующих медиков, и взяла бы на себя обязанности регулирования и контроля за врачебной деятельностью. Врачеванием часто занимались многочисленные самоучки- шарлатаны: знахари, предсказатели, обладатели чудодейственных амулетов и тому подобные авантюристы (своей деятельностью они не только наносили вред больным, но и лишали профессионалов законных гонораров).
21
Из письма Борда Кромвелю, датированного августом 1535 года.
22
The pulses of your herte, the pulses of your brayne, and tho pulses of your lyuer.