Страница 20 из 39
– рейс этот проходил в период с 3 февраля по 11 мая 1901 г.; до «Корнилова» русских коммерческих судов в Персидском заливе не было; «только в 1900 г., и также впервые», воды Залива посещала канонерская лодка «Гиляк»;
– назначение новой пароходной линии состояло в том, чтобы «открыть непосредственные торговые сношения» с югом Персии и портами Персидского залива;
– в Одессе «Корнилов» взял на борт «548 мест грузов» русских торговых фирм Саввы Морозова и Кузнецова, «Новой Костромской льняной мануфактуры» Барановых, «Трехгорной мануфактуры» Прохорова, сахарных торговых фирм Харитоненко и Бродской, и керосиновых торговых домов «Нобель» и «Манташев». Груз сопровождали «пять представителей вышеозначенных фирм»;
– «в качестве пассажира парохода “Корнилов” в Персидский залив проследовал представитель голландского торгового дома в Персии “Hotz & Son” г-н Муссман с женой и ребенком» (57).
Экипаж парохода состоял из 57 человек. По пути следования «Корнилов» посетил Константинополь, Смирну, Бейрут, Порт-Саид, и Суэц; 19 февраля прибыл в Джидду. Обязанности агента РОПиТ исполнял там в то время Н. Галимберти, грек. «Все другие представители европейских торговых домов в Джидде были, как один, англичанами».
Российский консул в Джидде Владимир Владимирович фон Циммерман, говорится в отчете Ф. Классинга, «принял русскую торговую экспедицию тепло и любезно». Обещал представителям отечественных промышленников и купечества «всяческое содействие для поддержания русских торговых интересов на новой линии».
«Сдав назначенный для Джидды груз», пароход «Корнилов» снялся с якоря, и 20 февраля в 10 часов утра отправился в Джибути (58).
В рапорте капитана парохода указано, что в Джидде имелось два рейда, лежавших между рифами, – внешний и внутренний. В последнем из них «для больших судов было очень тесно».
25 февраля в 7.30 утра «Корнилов» прибыл из Джибути а Аден. Стал на внутреннем рейде. «Из всех существовавших в Адене торговых домов, – докладывал Ф. Классинг, – более всего для защиты русских интересов на персидской линии РОПиТ подходит французский торговый дом “Tian & Bies”. Представитель оного, некто Морис, француз; он же исполняет должность русского вице-консула. Остальные торговые фирмы почти все английские, либо под английским влиянием».
Есть основания полагать, отмечал Ф. Классинг, что «русский сахар и мука (по качеству) будут иметь здесь спрос» (выгрузили назначенные для Адена 130 мешков муки). Персия и шейхства Прибрежной Аравии ведут «довольно бойкую торговлю с Аденом, как передаточным портом»; отправляют туда «свои произведения». Персы, к примеру, томбак (так здесь называют табак) (59).
В 5.30 вечера того же дня судно снялось с якоря и отправилось в Маскат, куда прибыло 3 марта в 7.30 утра. «На пушечный салют парохода “Корнилов”, – сообщает Ф. Классинг, – последовал ответ с Маскатской крепости, и впервые взвился над ней русский коммерческий флаг». Город Маскт «имеет небольшую бухту, способную вместить несколько судов. …. Султан маскатский получает часть содержания от англо-индийского правительства, что заставляет его подчиняться до известной степени английскому влиянию». Султан Маската, которому Ф. Классинг «имел честь представиться (вместе с капитаном “Корнилова”), очень благосклонно, – по его словам, – отнесся к новому русскому начинанию» – к установлению пароходной линии.
Один из местных коммерсантов, «единственный … не англичанин, некто Goguyer, француз», предложил «свои услуги быть … агентом РОПиТ в Маскате». Другого выбора, замечает Ф. Классинг, у РОПиТ не было.
Опережая ход повествования, скажем, что впоследствии РОПиТ отказалось от его услуг. «Ввиду выезда А. Гогуйера из Маската, – говорится в письме главного управляющего торгового мореплавания и портов на имя начальника Первого департамента МИД Российской империи от 24 марта 1904 г., – должность эта принята его племянником, г-ном Эльбазом». В связи с этим хотелось бы поинтересоваться, не располагает ли внешнеполитическое ведомство на их счет «какими-либо неблагоприятными сведениями».
На соответствующий запрос МИД статский советник Н. П. Пассек депешей от 5 апреля 1904 г. ответил следующее: «Гогуйер торгует оружием. Находится в дурных отношениях с французским консулом. …Выехал на время в Центральную Аравию. …Ведение дел передал племяннику, Эльбазу. Утверждение Эльбаза агентом РОПиТ нежелательно». Для этих целей у консульства имеется на примете одна армянская фирма (60).
Излагая в отчете сведения, собранные о Маскате, Ф. Классинг акцентировал внимание на двух моментах. Во-первых, на том, что карантин в этом портовом городе находился «в английских руках»; и карантинный патент выдавался английским консулом. И, во-вторых, что в торговом отношении, что касается ввоза, Маскат представлял собой, на его взгляд, неплохой рынок для русского керосина и леса, как строевого, так и для финиковых ящиков. Керосин здесь, отмечал Ф. Классинг, – «только русский; употребляется с сентября по март». Во время нашего пребывания в Маскате «у одного из крупных местных купцов, Каттенси Пуршотум, было еще в запасе около 5 000 ящиков русского керосина» (61).
Русские, прибывшие на пароходе «Корнилов», докладывал в Париж вице-консул в Маскате г-н Оттави, «были приняты для краткой аудиенции султаном, который положительно в целом отреагировал на их торговые начинания в этом крае» (62).
Учитывая, что в роли переводчика на встрече российских коммерсантов с правителем Маската выступал французский вице-консул, свидетельства эти приобретают особое звучание. Ведь информация о «Корнилове», распространявшаяся англичанами, была – и по тональности, и по содержанию – совершенно иной. «Сообщения англичан о фиаско “Корнилова”, – писал в другом донесении Оттави, – подхваченные французской прессой, являются противоречащими действительности, лживыми, целиком и полностью» (63).
Согласно свидетельствам г-на Оттави, «русские коммерсанты повстречались в Маскате с главными местными торговцами-оптовиками и провели с ними довольно удачные переговоры». Само «появление на рейде Маската российского коммерческого флага произвело в городе сенсацию. … Интерес к русскому судну и товарам был повсеместным и неподдельным» (64).
4 марта в 11 часов дня «Корнилов» прибыл в Джаск. «Здесь, – указывается в отчете Ф. Классинга, – находится английская телеграфная станция со служащими-англичанами и гарнизоном из сипаев – для ее защиты». Начальник станции, он же глава тамошней европейской колонии – англичанин, г-н Mungavin; карантинный доктор – индус. После осмотра экипажа, производимого на судне, «он выдает карантинный патент для следования в Залив. Карантинное управление в Заливе вверено англичанам» (65).
5 марта в 8 часов утра «Корнилов» пришел в Бендер-Аббас. Там в то время находился «директор всей персидской таможни, бельгиец, г-н Henri Simais». Явился в Бендер-Аббас на единственном персидском военном судне «Persepolis». Раньше «служил в Тегеране, коммерческим агентом при бельгийском посольстве».
Именно «при содействии этого бельгийца, а также директора местной таможни, армянина Иосифа Мирзаянца» и был выбран агентом РОПиТ в Бендер-Аббасе, как можно понять из отчета Ф. Классинга, «один из выдающихся местных купцов, перс Ага Сейид Сулейман Авази. Дела свои он вел вместе с племянником, Хаджи Мухаммадом. Последний из них состоял агентом торгового дома “Hotz & Son”, но большей популярностью и доверием среди местного населения пользовался первый».
Условия вознаграждения агентам в Бендер-Аббасе, «как вообще принято в Заливе, – сообщал Ф. Классинг, – следующие: за ввоз – ничего, за вывоз – 5 %».
Что касается вывоза, то Бендер-Аббас «ведет довольно бойкую торговлю с Аденом и портами Красного моря – Ходейдой, Джиддой и Суэцом». В Бендер-Аббасе, заключает раздел отчета об этом порте Ф. Классинг, «сдали 637 мешков сахара Александровского рафинадного завода» (66).
6 марта «Корнилов» бросил якорь в Линге. Выгрузил три тюка хлопковых изделий и 100 ящиков стеклянной посуды. «В будущие агенты РОПиТ здесь, – говорится в отчете Ф. Классинга, – был выбран один из крупных местных коммерсантов, перс Хаджжи ‘Абд ал-Рахман ибн Мухаммад Касим, он же – французский консульский агент».