Страница 7 из 13
Снирет-Ко вскрикнул и безумно помчался обратно в головокружительные пропасти космоса, обратно в Мир сверкающих городов и света, обратно через драгоценное стекло в ту тусклую комнату сомнительных сделок, где он увидел, как идол обманул его. Хранитель снов липко плюхнулся со своего алтаря и, должно быть, возмутил даже кабалистические фигурные плитки, а в одной его дряблой клешне лежал открытый расписной ящик - объект удивительных слухов. Снирет-Ко не мог ошибаться в том, что за вещи этот коварный Хранитель копит против пробуждения тех Старых Богов, которые владели Землёй в прошлом, с целью шантажа или, возможно, для покупки невыразимых милостей; и он не ошибался в том, что от него теперь требует этот слюнявый идол. Снирет-Ко развернулся и нырнул обратно в заколдованное окно.
И его дальнейшая судьба остаётся предметом мрачных домыслов. Некоторые считают, что идола не обмануть, и он получил свою плату, вырвав Снирета-Ко из абсурдных измерений снов, в которых он надеялся спрятаться. А затем идол вновь запер свой маленький расписной ящик и использовал очищенные кости, чтобы сделать свой алтарь более удобным. Другие говорят, что Снирет-Ко с криком упал в звёздную бездну, в которую выходит окно, когда у идола нет посетителей, и что его падение продолжается до сих пор. Но во сне о том чужеродном городе из серых башен и дыма, неуклюже названном Лондоном теми людьми, кто живёт там с бледными, обеспокоенными лицами, слишком много размышляя о нездоровых вещах, я обнаружил старика, сжавшегося в переулке. Он царапал неистовые стены из кирпича своими длинными, бесплотными пальцами и печально бормотал о вере, которую он потерял, и о цене, которую он не хотел платить; и в чертах его лица парил тонкий призрак того, кто однажды возжёг фимиам в Ультаре, что лежит за рекой Скай.
ГЛАВА V
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЖОСФА
Никто не помнит в какой из Семи Загадочных Книг Хсан записал этот своеобразный и чрезвычайно сомнительный факт: той мудрости, что одержима жизнью, не разрешается идти вместе с душой к смерти, какой бы она ни была. Мудрость прилипает к мёртвому телу, чтобы гнить и уменьшаться так же, как плоть под нежными укусами червей. Возможно, именно по этой причине пыль из некоторых могил ценится в тёмных практиках, и поэтому некромантов подвергают кремации, чтобы черви не приобрели тайных знаний, которых им лучше не иметь. Несомненно, это и заставило Снурда тайно перебраться через высокие железные ворота Зулан-Тека, чтобы попасть на ту мрачную равнину, освещённую звёздами, где жители города имели обыкновение предавать земле тех, кто умер во сне и впустую потерял свою душу ещё до этого.
Снурд и его сомнительное происхождение вызывали у людей подозрения в том, что его предками были немыслимые твари. Доказательством этому мог служить известный факт - до сих пор только отвратительные упыри и родственные им ужасы осмеливались причинять вред мертвецам. Горожане расспрашивали друг друга приглушёнными голосами: что случилось с толстым мельником до прихода могильщиков, и кто осквернил ночью могилы Клотлея и Шека? Затем они размахивали руками, делая вид, что знают, но никто не дал внятного ответа. Как мало Снурд беспокоился о людях! Он знал, как особые кости были доставлены с высокогорья, где верблюды пересекают Гак, перевозя ладан, яркие шелка и пряности с экзотическими названиями; затем кости несколько дней висели на ужасных крючьях, на которых вешали злоумышленников, а потом безмолвные могильщики повезли кости в катакомбы, где их запах не будет беспокоить верблюдов. Снурд догадывался о характере тех преступлений, за которые покойнику было назначено такое наказание, и о том, что всё это в какой-то степени относится к колдовству. И мало кто лучше Снурда знал, что написано в Загадочных Книгах Хсана.
Снурд вышел в путь только, когда его могли увидеть только звёзды. Жители Зулан-Тека так боялись своих мертвецов, что ночью запирали двери на прочные засовы и тщетно вглядывались в закрытые окна. То, что Ночь в конце концов преодолела эти преграды, погасила все лампады и надежды, не относится к нашей истории. Снурд не боялся ни тьмы, ни мёртвых. Но, гротескно прыгая в глубоких тенях меж осыпающихся могильных холмиков, он часто касался языком своих острых зубов, испытывая голод, не свойственный обычным человеческим существам. Он вспомнил крики птицы-падальщика, мрачно хлопавшей крыльями во мраке вокруг мяукающей головы на крюке, и то, как голова потеряла свой язык, пытаясь отогнать воронов от своих глаз. Возможно, ах, возможно, жадный клюв не мог полностью проникнуть сквозь эти кровоточащие глазницы в обезумевший мозг. Возможно, он всё ещё был заперт в обклёванном дочиста черепе. Снурд рассмеялся и взглянул на испуганную Луну.
Ему не потребовалось много времени, чтобы найти тропу могильщиков, по которой они ходили торговать своим особым товаром, ибо Снурд лучше могильщиков знал все тайные пути. Сорняки там росли слишком быстро и издавали лёгкий шорох даже без ветра. Но Снурду, который пробирался сквозь бурьян, было не до этого. Он бежал по извилистой дорожке вверх, между тесно стоящими, наклонными валунами, и в тот момент, когда в бесплодных землях на Востоке забрезжил рассвет, а приливы Ночи отступили, Снурд подкрался к той каменной двери, скрытой ветвями винограда и фигурами гиппогрифов с обеих сторон. Надгробные знаки и выражения лиц этих изображений были слишком изношены, чтобы установить их правильный смысл; но распухшие виноградные лозы тихо скользнули назад, когда к ним приблизился Снурд. Он прошёл без света пятьдесят семь шагов вниз, к тёмным нижним залам, где должно было находиться богохульство, которого никогда не коснётся свет. Снурд не испытывал неудобства от отсутствия освещения, он двигался быстро и с невероятной уверенностью по скользкому полу, истёртому ногами безымянных существ и времени, беспокоя крыс и менее приятных тварей своим дыханием. Крысы шептались в темноте с неосторожными скарабеями. В одном месте Снурд заметил свет под потайной дверью. Но что-то за ней царапало когтями и рычало, и Снурд решил, что дверь лучше не трогать. Наконец, он подошёл к маленькому неосвещенному склепу и обнаружил место, где могильщики хранили останки с того ужасного крюка. Несомненно, у Снурда разыгралось воображение - ему показалось, что бледный череп ухмыльнулся, когда Снурд вошел...
Так во многих летописях заканчивается злосчастная история о Жосфе, и так её рассказывали в Зулан-Теке, пока Ночь со своей свитой теней, сопровождаемые Страхом, не пришли пировать во дворцы и храмы. Тогда те могильщики, что переносили кости Жосфа, вернулись к охраняемому гиппогрифами входу в катакомбы, чтобы завершить кое-какие дела, и обнаружили, что всё тут не так, как раньше. Лица гиппогрифов казались изменёнными и подозрительно самодовольными, и виноградные лозы ужасно плохо себя вели, преднамеренно спутывая обезумевших крыс, когда те в страхе бежали из катакомб, и душили их таким образом, который не понравился могильщикам. Но ещё хуже этого звучало завывание в глубинах катакомб, оно и напугало крыс. Один человек позже утверждал, что кто-то тревожно стонал о чём-то злобном, что должно было быть мёртвым, но проникло в глубины его разума, меняя вещи для собственных целей и хихикало внутри его головы. И, конечно, все могильщики слышали тот душераздирающий крик в темноте, а потом увидели странное маленькое существо с большими ушами, которое пробралось по тёмной лестнице и прочертило перед ними ужасный знак, прежде чем развернуть свои странные крылья и вспорхнуть в сторону Зулан-Тека под сиянием загадочных звёзд, чтобы поторговаться с Ночью.
Когда могильщики, наконец, безрадостным шёпотом посовещались и спустились в ту крошечную комнату, где они оставили скелет тауматурга Жосфа, они обнаружили, что он потревожен, череп раскололся, как кожура граната, а мозг колдуна совсем исчез. Позже это сочли работой крыс. Ещё одну вещь, которую нашли могильщики, было не так-то просто объяснить: сморщенная желтоватая оболочка, подобная коже, сброшенной змеёй или куколке некоторых редких видов моли. Было непросто в этой оболочке опознать кожу Снурда, так как она была вывернута наизнанку. Могильщики не стали долго размышлять над этой загадкой.