Страница 81 из 82
Его глаза пробегают по представителям Галактического Совета, останавливаясь на каждом из них по очереди.
— Мы боремся за наш дом любым оружием, которое у нас есть. И если вы нам позволите, мы будем бороться за него с трудом, страстью и преданностью к этой планете. Вы не могли бы просить людей, более преданных этому, чтобы сделать Эйвон тем, кем ему суждено быть. Если нам только дадут шанс, мы докажем галактике, что мы этого достойны.
Я борюсь, чтобы оторвать глаза от его лица, и я перевожу их на представителей Совета, когда он продолжает говорить, излагая о том, каким он видит Эйвон, таким, о котором он всегда мечтал, о планете, в которую он верит. Они хорошо обучены галактической политикой поддерживать гранитные выражения лица во все времена, поэтому невозможно сказать, проникаются ли они страстью Флинна вообще. Но пока я смотрю, я вижу крошечный, почти незаметный сдвиг — как будто человек в конце кивает себе, совсем чуть-чуть.
Пройдет несколько недель, прежде чем Совет по обзору примет окончательное решение по Эйвону. И до тех пор ничего не остается, кроме как ждать. Ждать и восстанавливать, потому что с решением или без, этот новый Эйвон начинается здесь, и это шанс, за который мы боролись.
Я никуда не спешу, когда Совет приостанавливает свою работу на ночь, медленно собираю документы, наблюдая, как солдаты, местные жители, правительственные чиновники, представители «ТерраДин» и других корпораций смешиваются на своем пути. Я наблюдаю за ними, хотя понимаю, что это не причина, по которой я отстаю.
Рука обнимет меня за пояс, и голос шепчет мне на ухо:
— У нас же ничего не поменялось на завтрашнее утро?
Я не борюсь с глупой улыбкой, которая появляется на моем лице, когда я обращаюсь к Флинну.
— У меня кое-что другое на уме. Мы же можем позавтракать в другой день? — Он все еще осторожен, старается не задеть руку в повязке, и я вижу, как его глаза задерживаются на ней. Несколько сантиметров, и пуля пробила бы мне сердце, вместо того, чтобы выйти через плечо. Как бы то ни было, повязку снимут через неделю.
— Конечно. — Флинн наклоняет голову на бок, любопытство пробудилось в нем. — Что за новая идея?
— Увидишь.
На следующий день я встречаюсь с ним прямо перед рассветом — единственное время, любой час, когда мы не на слушаниях, связанных с реконструкцией, мы можем побыть вместе. Мы идем вместе, медленно продвигаясь по грязной базе. Я все еще должна напоминать себе, что мне не нужно следить за тем, кто может узнать Флинна, раскрыть его прикрытие, понять, что я укрываю беглеца, потому что он больше им не является. И я тоже не собираюсь. Я думала, что будет невозможно связать Джубили с капитаном Ли Чейз, объединить их в одну жизнь, но все больше и больше кажется, что они не разные люди. По крайней мере, теперь у меня есть время, чтобы понять это.
Я киваю охраннику у северных ворот, и мы продолжаем путь по хлюпающей земле. Здесь не так влажно, как в других местах, но вода все еще накапливается в ухабах земли, что делает землю непрочной, особенно в тусклом, предрассветном свете.
В полукилометре отсюда я вижу новую строительную площадку, где будет мэрия и школа. Шон уже дважды водил нас туда — Флинн шутит, что он хочет контролировать каждый гвоздь, который вбит в его школу, но мы оба его понимаем. Он часть группы, которая будет создавать наши классы и преподавать нашу историю. И сейчас, в этом месте он каждый день набирается достаточно усилий, чтобы засыпать каждую ночь, в ожидании, когда же начнется его собственное исцеление.
Требуется около десяти минут пешком после того, как мы покинули город, чтобы добраться до начала холмов и найти более прочную почву.
Мы поднимаемся, и я останавливаюсь, чтобы осмотреться и сориентироваться, а затем направляюсь к одному знаку, который узнаю, к тому, что солдаты на базе называли «Блефом предателя». Хотя я не говорю об этом Флинну. Вместо этого я останавливаюсь, и он подходит ко мне.
— Так почему здесь? — спрашивает он, оглядываясь вокруг, как будто наполовину ожидает, что я приготовила пикник или еще какой сюрприз.
Я делаю глубокий вдох и медленно поворачиваюсь, пока ветер не дует мне в спину. На востоке есть слабый намек на оранжевый — где-нибудь еще, последние звезды исчезают над головой. Вместо этого здесь только тусклая чернильная пустота пасмурных небес Эйвона.
— Ты сказал мне, что когда твою сестру казнили, они даже не вернули тебе ее прах.
Я чувствую, как Флинн застывает рядом со мной, его горе все еще реально, все еще присутствует. Я сглатываю, внезапно неуверенная в себе. Но уже слишком поздно отступать, так что я продолжаю.
— Так вот. Здесь ее прах был рассеян. На этом холме.
Я рискую взглянуть на него и вижу, как он смотрит на освещающийся пейзаж, его губы раздвигаются, брови хмурятся. Я не могу понять в такой полутьме, что он чувствует, не могу сказать, что происходит внутри него за этим красивым лицом.
— Я… я хотела бы дать тебе что-то реальное, что-то, что ты мог бы подержать или увидеть, но у нас нет таких правил, чтобы сохранять останки. Я провела расследование, чтобы убедиться, и это где-…
— Нет, — хрипло отвечает Флинн, его глаза невидящие. — Нет, это хорошо. Спасибо тебе.
Я чувствую, что полосы нервного напряжения немного ослабевают. Я приближаюсь к нему, тянусь к его руке, чтобы провести по ней пальцами.
— Мы не имели права не отдавать ее тебе. — Я прижимаю губы к ткани его куртки, поверх плеча. — Я знаю, что этого мало, но, по крайней мере, теперь ты знаешь.
— Этого достаточно. — Он поворачивается и обхватывает меня руками, наклоняет голову, прижимаясь теплой щекой к моей.
— Спасибо, Джубили.
Мы стоим некоторое время на холоде, не двигаясь, позволяя выглянуть рассвету и прокатиться по ландшафту. Наконец, Флинн отходит достаточно, чтобы опустить мою руку и снова ее взять.
— Расскажи мне о своем сне. — Он тянет меня, призывая сесть на траву рядом с ним, чтобы мы могли наблюдать, как восход солнца раскрашивает облака.
Я опираюсь на локти.
— Ты когда-нибудь хотел быть исследователем, когда был маленьким?
Я продолжаю рассказывать ему о других своих снах, маленьких и больших, реалистичных и бессмысленных. Обрывки об Эйвоне, Вероне, разных временах и местах, с моими родителями, сослуживцами, с призраком из Новэмбэ, сияющим светом, который как я теперь знаю, был шепотом.
Я рассказываю ему, что в каждом сне был он. Он целует меня в лоб и тихо смеется, когда слышит, как у меня перехватывает дыхание, и говорит мне, что он всегда будет там.
Мы говорим о десяти годах без снов, украденных одиноким существом, забытым, возвращающимся теперь ко мне на немного каждую ночь. Смех Флинна разносится по холмам, разносится по ночному воздуху, смешиваясь с моим собственным. Флинн сказал мне однажды, что ему думается, что я бы понравилась его сестре, мне нравится думать, что она была бы счастлива услышать его смех. Наблюдая, как бывший солдат и бывший мятежник сидят вместе встречая рассвет.
Наши голоса то повышаются, то затихают, то снова повышаются. Тишина комфортная, теплая, несмотря на холодный воздух. Мы смотрим вверх, и в течение долгого времени никто из нас не понимает, что мы видим: странная искра света, как посадочные огни или как блуждающие огоньки в небе высоко над тем, где облака все еще цвета индиго. Только этот свет не двигается.
А потом свет исчезает с вихрем облака, и я задыхаюсь.
— Флинн, ты это видел?
— Видел, — недоумевает он, — но я не…
— Это были звезды, — шепчу я.
Реакция Флинна взволнованная, при всем при этом он всего лишь на дюйм отодвигается, выпрямляясь, фокусируя взгляд на небе над головой. Хотя его глаза устремлены на облака, я не могу удержаться, и любуюсь на его профиль в темноте. То, как с надеждой и решимостью очерчен его рот, крепость в его плечах, энергичность в том, как он смотрит в небо. Ветер ерошит его волосы, и меня словно парализует.