Путь на восток

Тут тоже все было так же — а чего изобретать велосипед! И так же — остались только часовые в окопах да бдящие пулемётчики. Пусть побдят ещё немного… Третий рубеж кольца — батальон с запада — сфера действия Молодцова. И тут всё повторилось: заднее охранение, задний ряд… и нацеленные на молниеносную атаку бойцы батальона Молодцова. К своим я уже не успевал — скоро рассвет! Но метнулся; словно молния, пронёсся через лес. Уже светает… с ходу включился в атаку часовых, посылая ментальный сигнал командиру своей роты: для первого взвода дорога свободна; для второго; для третьего… Когда я возвращался — бойцы уже стояли у входов палаток. Хотел дать отмашку, но заметил неладное…

В одной из палаток проснулся егерь и стал тихонько поднимать остальных. Это плохо, очень плохо — это шум! Упал на землю, и вполз, отгибая внизу полог палатки. Вполз, успокаивая и встал. Двое из десяти уже с автоматами, остальные будят спящих и тоже тянутся к оружию. Но не видят ничего! А я вижу! Скользнул по проходу к возмутителю спокойствия, сидящему с автоматом в руках. Нажал рычаг сброса магазина и полоснул егеря по горлу широким махом! И метнулся к следующему! Время замедлило бег; движения егерей медленные и плавные… А я быстр и силён: вырываю оружие, способное выстрелить и режу, колю! Перепрыгиваю через кровати и продолжаю свой яростный танец смерти! А за мной в темноте мчится тёмная сила, вылетающая из уже трупов! Десяток секунд и я выхожу из палатки: весь в крови; адреналин бурлит в крови как гейзер! Атака! Бойцы бесшумно устремляются в палатки. Отхожу назад к радисту:

— Передай общий сигнал — АТАКА! Нет бойцы не рванулись вперёд к яростной сшибке с врагом — поползли ужами к бодрствующим солдатам и пулемётчикам. Я контролировал у своих, готовый погасить любого, даже ценой кирпичика силы. Тихо… Ещё тихо… Пока ещё тихо… Загремели редкие выстрелы и вот тут то бойцы рванулись вперёд! Мир взорвался яростными очередями — нашими очередями! Окопы расцвели бутонами огненно-красных цветов от разрывов гранат — наших гранат! Канонада прокатилась по всему периметру окружения города! Вспыхнула, прокатилась и затихла — дело сделано… Пошли доклады: Противник уничтожен… противник уничтожен… противник уничтожен… Ко мне подбежал командир роты: Противник уничтожен! А на той стороне, из окопов, уже поднимались любопытные головы — что это там у немцев случилось? Случилось бойцы, случилось… Но пусть пока посидят в неведении — мне нужно ещё в одно место…

Подкатил с взводом и двумя Бюссингами к штатлагу в Лесной: так и есть — сидят голубчики под охраной. Не заморачиваясь тактикой выпустил вперёд Бюссинги и они покосили из 20мм пушек всё, что смогли, а остальное закончил взвод, выскочивший из грузовика… Подошёл к воротам: пленные вскочили — грохот выстрелов не услышит только глухой, и уставились на меня в тревожном ожидании. На штатлаг медленно опускался ужас; скользкой змеёй вползая в разум; ледяными пальцами сжимая сердца… За моей спиной стояла четвёрка охраны: молчаливо, без тени чувств на лице взиравшая на тысячи пленных, бывших когда то гражданами СССР; ставшими пленными; освобождёнными из плена и ушедшими в плен добровольно. Не оборачиваясь назад, бросил через плечо:

— По машинам… Уходим… Толпа пленных качнулась вперёд — к воротам… Вытянул вперёд ладони: тот кто не с нами — тот против нас! Два кирпичика силы сорвались с ладоней и врезались в толпу! Чёрный вихрь рванулся ко мне; захлестнул меня с ног до головы! Солнечный свет погас, закрытый чёрной пеленой, а когда сила улеглась во мне «под завязку» — увидел только серые холмики с лежащей на них военной формой… Метнул туда пол кирпичика силы: серая субстанция разлетелась по земле; перемешалась с брюками и гимнастёрками и рассыпалась по земле неровными слоями… Вот и нет больше предателей — вздохнул я про себя: хоть так послужат общему делу… Вошли в город. Нас встречали настороженные взгляды и горожан и бойцов. Хотя — на лицах горожан виделось вроде как облегчение… Подошли комбаты, доложились по форме и замерли в ожидании…

— А где ваше начальство? — спросил я доброжелательно.

— Сбежало начальство! — зло выдохнул один из комбатов — обобрало город; забрало грузовики, загрузило продукты и укатило почти сразу же после вас — сволочи! А нам сказало — мы за подмогой! Ну что то такое я и предполагал… Но вот так — сразу бросить столько бойцов и уехать в неизвестность? Не похоже это на инстинкт самосохранения…

— Связались они по рации с кем то… — разъяснил для меня ситуацию второй комбат — а после этого и укатили… Видимо услышали, стандартное: Сообщение приняли: держитесь; поможем… и поняли, что никакой помощи не будет и «спасение утопающего — дело рук самого утопающего…» Ладно — осаду мы сняли; продовольствия привезли: хоть и не много, но получше, чем оставили, хотя — разносолов нет и «вкусняшек» тоже. Разве что тушёнка да масло топлёное… Я смотрю на комбатов они на меня с затаённой надеждой — выручай: мы же свои, советские! Ну и что мне с ними делать?

— Ну и что мне с вами делать? — вопрос далеко не риторический…

— Товарищ капитан — возьмите нас к себе — начал первый комбат, который у них, похоже за комполка остался — мы готовы служить под вашим командованием! Да… мы готовы… — подтвердили остальные… Если они думали, что меня обрадовали, то они ошиблись: согласие, полученное под давлением не является добровольным и действительным: его можно в любую минуту разорвать, а уж при выходе к регулярным частям Красной Армии — тем более! А это мне надо? А это будет — обязательно будет!

— Вам предлагалась служба в моём подразделении…

— Да мы вас не так поняли… Вы не объяснили подробно… Мы не знали кто вы такие… — раздались нестройные возгласы.

— Вам предлагалось — вы не захотели. А я дважды предложения не делаю! И ещё: находясь в городе вы могли подойти, поговорить, попроситься… Вы этого не сделали. Значит не хотели в нормальных условиях, а захотели — когда прижало… Вы получите оружие взятое у немцев; вы получите немного продовольствия, которое мы вам привезли. Забирайте продовольствие двух батальонов и трёх рот, которые мы разгромили и уходите в леса… Несколько машин для перевозки продуктов до леса мы вам оставим — продолжил я, а дальше — вы сами… Я с вами проведу беседу, объясню тонкости и нюансы партизанской жизни и борьбы с немцами… Скоро сюда начнут забрасывать отряды диверсантов НКВД — они наверняка на вас выйдут. Может жизнь у вас ещё и наладится…

Ну а что я мог сказать? У меня в рекрутах и новичках — первом этапе обучения, шесть батальонов! Кроме них — три батальона командирского состава, обучающихся по особой — офицерской программе! Пусть я отчислю один батальон ленивых, хитрых, неприспособленных к войне, но и в этом случае останется пять. И это тех, кто сам захотел служить в моём подразделении, а не нужда заставила! А эти? Подведут в трудную минуту, а она наступит в тот момент, когда мы пересечём окопы нашей доблестной Красной Армии с её особистами и комиссарами и политработниками! Целая куча дармоедов и бездельников захочет прибрать к рукам готовое подразделение, да ещё и в рай на нём въехать! И зачем им тогда я? Ну и что мне делать: ситуация — чемодан без ручки: и нести будет тяжело и проблемы создаст в будущем и бросить жалко — свои всё же.

— Значит так — решил я — служить начнёте с командира отделения. И это не обсуждается. И глянул на ауру комбатов: у главного, его зама и ещё одного — никакой реакции: принимают как должное, а вот у двух — майора и капитана — ярко выраженное недовольство и возмущение, но вида не показывают… А если бы я не имел способности видеть это?!

— По тебе… — показал пальцем на старшего, хотя это и не прилично — и тебе; тебе… — перевёл палец на ещё двоих — вопросов нет — пока… А вы — ткнул в «возмущенцев» — отпадаете сразу и сами знаете почему. Или сказать? Майор промолчал, а капитан не выдержал:

— А почему я отпадаю? Чем я вам не подхожу?! — повысил голос, показывая свое недовольство и возмущение…

— Вы оба решили, про себя, меня обмануть: то ли договорились, то ли сами по себе решили — мне без разницы, главное что решили обмануть. Как обмануть? — увидев недоумение у старшего комбата — тоже майора, пояснил — пристроиться, соглашаясь на мои условия: пока мы на занятой врагом территории будем подчиняться, а как выйдем к нашим — там и отделиться, обратившись к командованию той части, в которую мы выйдем. Ну а для их заинтересованности в вас — рассказать обо всём, что увидите и узнаете в моём подразделении. Майор — тот видимо опытный волчара: дёрнулся, но промолчал, а вот капитан прокололся, завозмущался суетливо: