Русские суеверия

Под «болотниками» зачастую подразумеваются различные мифологические персонажи, обитающие в болоте и сохраняющие свои традиционные характеристики, а также нечистая сила неопределенного, расплывчатого облика. Болото – опасное, зыбкое, «ни вода, ни земля», место. В нем «селят» бесов (волог.), водяного (смолен.), лешего. На Урале кочечного, болотного лешего называют «анцыбал».

В обширном моховом болоте «неоднократно видят русалок», схожих по облику, действиям и с болотницами, и с водяницами. «Расчесывая свои длинные волосы», русалки «кличут к себе путников на разные голоса и губят оплошавших» (владимир.) 〈Добрынкина, 1900〉.

Смешивая болотных «хозяев» с лешими, водяными, их обобщающе именуют «чертями».

В рассказе из Череповецкого уезда Новгородской губернии действиям болотных чертей приписана порча леса, предназначенного для постройки дома (при перевозке его через болото). «Это болото пользуется у народа дурной репутацией; говорят, что в нем много чертей живет. Прежде чем купить уголок леса на избу, крестьянин решает вопрос: „Где купить – по эту или по ту сторону болота?“ За болотом лес подальше от селений и продается подешевле, но дело в том, что некоторые соседи брали лес за болотом… да у них все неладно ладилось – то выгорят, то хозяин умрет, то скотина плохо ведется. То шалит над бревнами болотный черт, когда их провозят через болото. И решает мужик купить лес по эту сторону болота».

Болото – типичное место действия рассказов о черте, что отражено в поговорках: «Было бы болото, а черти будут»; «Всякий черт свое болото хвалит»; «Не ходи при болоте – черт уши обколотит» 〈Даль, 1880〉; «В тихом омуте черти водятся, а в лешом болоте плодятся» (нижегор.).

БОРОВИ́К, БОРОВО́Й – дух бора, «хозяин» бора; леший; черт.

«По бору ходит боровой, хуже медведя, самый страшный. Борового-то зовут леший» (арханг.); «Уж она [ворожея] луче знат, как звать – боровой, лешак ли» (арханг.); «Боровой-то и есь лешой» (псков.).

Известные нам упоминания о боровых редки. На Вологодчине боровики – маленькие старички ростом в четверть аршина. Они «заведуют» грибами (груздями, рыжиками), живут под грибами и питаются ими.

Однако чаще боровой – тот же леший, но обитающий в бору, в сосновом лесу, расположенном на возвышенном месте. Иногда боровой – «младший» лесной дух, подчиненный главному лесовику.

БОРОВУ́ХА – сверхъестественный персонаж в обличье девушки, женщины, появляющийся в лесу или у воды; лешачиха.

«В лесу леший и боровухи-те»; «Красивой-то боровуха выглядит, а лешачиха некрасивая, волосы растрепанные» (арханг.).

В современных поверьях Пинежского района Архангельской области боровухи схожи с лешачихами (иногда подчеркивается, что они «обитают на бору»): «Боровухи – это лешачихи, на бору дак». По иной версии, боровуха отличается от «растрепанной» лешачихи и гораздо привлекательнее ее.

«Наряжающаяся как девочка» (девушка, женщина) боровуха способна принять облик жены встреченного ею в лесу человека и погубить его: «У нас один охотник жил в Нюхче. По ворге (болотистой местности) раз пошел и встретил свою жонку. Они давно не виделись и сотворили, что надь. А это боровуха была, вот и помер он, и как помер-то на кровати, дак меж досками оказался».

Сожительство с боровухой (либо испуг при виде боровухи) может стать причиной помешательства. «Вот дедушка, он испугался тех боровух и чокнулся потом. Она и обнимать начнет, как муж и жена. Говорят, как сотворишь блуд с боровухой, дак и с ума сойдешь»; «Поехал пахать, пашет, и вдруг впереди лошади мышь пробежала. А лошадь-то испугалась. Он взял и матюгнулся. Приехал домой – болен невозможно. Там в деревне-то и говорят: „Ну, это боровухи к нему привязались“. Вот отцу-то его и говорят: „Ты возьми воскресну молитву прочитай в рубаху-то да и дай эту рубаху сыну-то. Если он оденет воскресну-то рубаху, то это не боровухи, а если не оденет, то это боровухи, значит, привязались, надо от боровух лечить“» (арханг.) 〈Черепанова, 1996〉.

Пинежские поверья подчеркивают исходящую от боровухи опасность (боровуха лишает рассудка, вызывает смертельное заболевание). Подобные «деяния» свойственны и «лесовым русалкам», лесным девкам, лесачихам (сходные представления о лесачихах отмечены в этом же регионе в начале ХХ в.).

БУ́КА – фантастическое страшилище, которым пугают детей; таинственное существо в пустых постройках, в лесной глухомани.

«Робенку, буде не слухатце, говоришь: „Спи, спи, бука идет“. А спросишь, какой бука, – а в шубы, шерсью повернут» (онеж.); «Букой детей пугали, это медведь значит» (волог.):

А теперь-то [поют] по-другому: „Поди, бука, под сарай, под сараем кирпичи, буке некуда легчи“. Пугают молодого букой а сторого мукой» (волог.) 〈Черепанова, 1996〉; «Ходишь букой лесовой» (онеж.); «В монастыре как-то ночевал, в пустом. Крысы шум подняли, а я думал, бука гремит. Всю ночь дрожал» (арханг.); «Отец болел, сон видел. Пришел он в лес. Вдруг как закричит по лесу: „Ягод-то надо? Красненькие, беленькие!“ Бука и был» (волог.).

Представления о буке – детском страшилище – распространены повсеместно. Бука – «мнимое пугало, коим разумные воспитатели стращают детей», писал В. Даль 〈Даль, 1880〉. Описания буки расплывчаты. Это страшилище с растрепанными волосами, с огромным ртом и длинным языком. Ходит только ночью, около домов и дворов; хватает, уносит и пожирает детей.

В Архангельской губернии «пугают ребят и просто букою; ее считают черною, оборванною женщиною» 〈Ефименко, 1877〉.

Черный, лохматый бука может быть сходен и с медведем, и с ряженым в шубе навыворот. Это персонификация ночного морока, опасности и страха.

Интересно, что иногда, обращаясь к малышам, букой называли и большое черное пятно сажи: «В иных случаях мать натирает соски сажей, и когда ребенок потребует груди, то она, раскрыв последнюю и указав на большое черное пятно, объясняет ему, что это „бука“, причем, искривив лицо, плюет на пол. Ребенок… соглашается, что это действительно должно быть „бука“, и невольным образом отвращается от груди матери» 〈Покровский, 1884〉.

В Олонецкой губернии, когда подросший ребенок никак не желал расставаться с зыбкой, ее уносил вбегавший в избу бука (то есть кто-то из нарядившихся в вывернутый тулуп домашних).

Само слово «бука», особенно адресованное детям, создает образ чего-то не вполне определенного, но опасного, темного и в то же время занятного, завораживающего, пробуждающего творческую фантазию, сродни игре слов: «От стукания пошло буканье, от буканья пошло оханье» и т. п.

По некоторым характеристикам бука (и особенно такие его «разновидности», как букан, буканай, букарица (см. ниже)) сходен с домовым, дворовым.

Подобно им, бука мохнат (см. ДОМОВОЙ). В детской колыбельной буку прогоняют под сарай кормить лошадей – занятие, традиционное для домового, дворового. В поверьях ряда районов России (особенно Русского Севера и Сибири) образ буки-страшилища слит с обликами домовых, дворовых духов, которые, по общераспространенным представлениям, не только покровительствуют хозяйству, но и персонифицируют судьбу обитателей дома, предвещают и даже приносят несчастья, болезни, смерть (см. ДОМОВОЙ, ДВОРОВОЙ).

Еще одна грань образа, объединяющего черты буки-морока и буки-домового (покойника, смерти, судьбы), – бука-пожиратель, персонаж страшный, гибельный именно для детей. В. Даль видел в нем сходство с римской ламией. Однако существа, похожие на буку русских поверий, есть у многих народов (у англичан, немцев, норвежцев, латышей). Некоторые исследователи полагают, что наименование «бука» – индоевропейского происхождения (бука – нечто толстое, расплывчатое, уродливое по форме, «букатое») 〈Черепанова, 1983〉. Отметим также, что названия типа «бука» (возводимые к обширному индоевропейскому гнезду с корнем *b (e)u-, bh (e)u- «надувать, отекать, пухнуть, вздуваться, наполняться») в верованиях многих народов имеют преимущественно домовые духи, а также черти (ирландское phuka, английское puck, нижненемецкое pook, древнешведское puke, древненорвежское puki – «домовой», «черт» и т. п.). Наименование «бука» считают и производным от общеславянского bukati – «реветь, плакать и вообще издавать различные звуки – мычать, реветь, жужжать, бурчать, урчать»; предполагается, что бука – образование в детской речи от междометия «бу». Пока трудно с абсолютной уверенностью сказать, какая из этих этимологий верна, тем более что облик буки многоплановый.