Возвращение к себе

Ты помнишь как мы встретились! Я подал знак, а Ты смогла его увидеть среди других ненужных нам. Ты его знала, мы давно договорились, что он только наш! Его не спутать ни с одним другим. Вот мы бежим навстречу, улыбаемся от счастья, ведь столько лет искали мы друг друга. Вижу, как рушатся декорации. Рисованным был наш мир до этого, и маски снимают люди – они актёры в нашей жизни были. Наш путь теперь свободный, нет пропастей и построены мосты.

Предельно ясные беседы начинаем с пожелания доброго утра. Я не жду от этой развязки долгого диалога, я лишь даю понять, что помню про Тебя. Хороший шаблон на самом деле, хотя… Ох, сколько за ним может таиться, а так, просто не навязываясь, сказал и всем хорошо, включив дурака. Но мы-то знаем, что если бы не эти два слова, то невозможно бы было заладить беседу. Мы оба понимаем, что обычные слова стреляют мимо. Мы устали оба, мы ждём. Нам намекает наша душа, порой хитрит спросить о том, что почвой станет разговора, что близок для нас обоих, что мы хотели бы услышать друг от друга.

Всё ниже наклоняемся, стоя друг напротив друга к одному цветку, чтоб рассмотреть его поближе, пока не долбанулись лбами, и тут… Взгляд Твой и мой пересекутся. Где-то мы друг друга уже видели. Начинаем вспоминать, свидетелями чего мы были оба. Забыв и про цветок и столкновение, одну на двоих мы с ней тайну вспоминаем. Огласку дать тому секрету, что сокровища скрывает ценное только нам.

Уже не важно, мы одни тут, что услышат нас. Смел я, как и Ты, сказать, как близко мы, что вот пожали руки. Смел спросить о новой встрече, ведь Ты ответишь «да».

Вот как оно бывает, опущенные взгляды не видят лиц, не видят старых знакомых, друзей, пока нас не заманит любопытство судьбы.

Мы не забыли, просто могут нас услышать, наш секрет, оттого мы долго и молчим. Всё ждём, когда же уйдут наконец из нас груженые камнями заблуждения, ну, те, что отговаривают нас сказать, что чувствуем. То единственное слово. Ушли, а я молчу. Да нет же, подожди, давай дождёмся темноты, чтоб не видны были наши следы.

Сменяю цвет чернил на тёмные оттенки, когда нет сил сопротивляться, которыми пишу Тебя. Хочу я быть твоей судьбой, хочу чтоб въелись мои краски, чтоб никто не смог стереть, чтоб все боялись моего слова. Я – вор библиотеки судьбы. Никто больше не посмеет пачкать твои страницы. Я убегаю с этой книгой, держу у сердца, малейший свет во тьме, и я пишу, всё то, что успеваю разглядеть. Здесь свет бывает редко, но я пишу только лишь при нём. Я повторяю, никто пусть даже не… Теперь в бегах, теперь повсюду меня знают. Украл своё, но никто желать не хочет этого своим пониманием. Теперь повсюду для меня капканы, и в каждом дворе вырыта могила мне.

Когда держу я эту книгу у своей груди – ты слышишь биение моего сердца. Это есть то, когда Ты вспоминаешь обо мне. Ты слышишь этот стук как приближение, как стук в окно посреди ночи. Мои руки держат книгу, а это значит – Ты моя! Ты знаешь это, меня Ты видишь перед сном, мои слова Ты повторяешь. Никто не близок так к Тебе, как я, в моих руках Твоя судьба.

Те, судьбы, что остались – одними чернилами пишутся, нет разных слов лишь имена другие. Никто писать так не умеет на протяжении лет, пользуясь трафаретом.

Но вот когда не видны стали мне огни преследователей, когда не слышно их шагов, они вдруг на ухо мне сказали, что вероломность это. Я спешил, искал и много беспорядка там оставил, всё раскидав в поисках той самой книги. Моя-то книга у них осталась, а я об этом даже позабыл. Сожгли её, а значит, нет меня, и никогда к Тебе я не приду. Тебе могу дарить лишь сны. Остался только в голове Твоей и то пылью разведенного пепла. Вот тот ад для меня, живым не ощущать жар костров, а быть изгоем, никто меня не видит и не слышит. Я даже не могу дышать. Я не мёртвый, не живой, я такой один. Был изгнан, хотя, нет, я сам сбежал за ту черту, что разделяла наш мир бегством своего разума.

Может, Она такая же, как и я. Что-то произошло, что мы чувствуем предательство от этого мира. Но любовь способна остановить эту волну безумия мыслей от мести за свою изгнание непониманием со стороны людей. Любовь к миру удержит натиск их, а без неё капризы выльются обманчивыми чувствами, заменяющими ту же самую любовь.

Сошёл с ума – мой мир ожившие слова. Я их создал, они то плачут, то смеются. В них нет души, они оживают и тут же следом умирают. Их тысячи, и все они со мной. Их голоса смешались, превратившись в вопли. Я сожалею, что от жажды здесь не наступает смерть, и даже смерть здесь сыграна в ролях, чтобы просто наблюдать возможную реакцию в мире. Тут вечные муки, куда страшнее боли той, что присуща телу. Не убить душу, но спрятать, закрыть под сотнями замков и не выпускать, пока тело не умрёт, а умерев заставить страдать её от лабиринтов мыслей незаконченных дел.

Проклятьем на Земле, когда все мысли о Тебе, когда нет больше ничего. Я замкнут в своём мире, преданный самим собой. Обречён до конца дней жить тем днём, когда исчез. Да, мог бы продолжить жить, но не в состоянии от вечных поисков найти выход, одни и те же здесь картины, и они все твои, с твоей подписью. Когда-то я их любил, но теперь они мне враги. Забрав себе, за преступление заперт на искупление вины.

Вот описал свою любовь. Знай, что только ты у меня есть. В мире брошенном твоя судьба есть только у меня. Здесь никого, кроме меня, и я никого не впущу, а дверь, как оказалось, закрыта была снаружи, но тут она открылась…

Изо всех сил мы стараемся забыть тех, кто очень близок стал для нас. Это самообман, протекающий гневом к нему. Он навсегда, пройдут года, и Тебе придётся вспомнить. Поздно будет, настанет вечер одного дня, что станет единственным до конца. Захочешь снова прожить им, но дана была одна жизнь. Молодость загубит нашу старость сожалением. Ушли не с теми, не глядя на лица, а только на статус. И вот ты вспоминаешь, кто не пошёл, считая, будто он не способен был идти. Он лежал, не двигаясь, дышал, а значит, был жив, но он был ранен. Он кровью истекал, и каждый из немногих глотков воздуха мог стать последним. Это был тот, кто должен был стать! В мире всегда кто-то слабый, чтоб ты мог сравнить свою силу.

В объятиях времени я. Успокаивает оно меня, да и Тебя тоже. Шепчет, будто это был кошмар, и ты проснулся уже. Всё снилось это мне, сном было, и я, и Она. Но не верю я, мне бы сказать, признаться прямо сейчас и не страдать, но вдруг я стану дураком в твоих глазах: «вот развёл тут сопли, плачешь как девчонка. Ты мне не нужен, ты как и все, сначала говорите, а потом молчите». Я боюсь, что дрожащие руки не те слова напишут, что станут они точкой.

Ты не поверишь не единому моему слову, будешь злиться, что застал врасплох Тебя.

Я много жизней успел здесь прожить, что считают меня проклятым. Во мне могилы каждого прожитого дня. В ней каждой – я. Каждый день был для меня живым, но люди убивали их, не веришь – вон надгробия. Те прожитые дни не скажут больше ничего. Кладбище внутри меня, не шутят мёртвыми.

Закончилась дурящая мне голову музыка. Она мне напевала, дурила голову Тобой, но вот закончилась она, и слышу я теперь шаги угрожающей реальности. Мы теряем друг друга. Пока не растворился Твой образ, я любуюсь им. Пора ли делать выводы и ставить точку, оставив всё запиской? Я был Тебе далеко не друг, Ты это понимала и потому разрывала изнутри меня?! Уж очень тесно было у меня для тебя, но теперь я открыт свободным ветрам своими дырами сквозь душу. Нам это же не надо никому, так почему мы расстаёмся. Всё молча, нет смысла говорить, всё прошло. И вот то самое мгновение, которое я так ждал. Но почему, кто решил за нас, что не быть нам вместе. Кто всё испачкал грязью, выдав предписание? Зачем дано мне было зрение, чтоб я Тебя увидел и прошёл мимо? НЕТ! (Если да, то что, всё легкомысленно у нас и не имеет смысла то, что перед глазами, или всё-таки мы ищем глазами только выгоду?) Увидел не для того, чтобы проклятьем оно меня сделало, но несчастным я уже не вижу ничего. Выжжены глаза твоим солнцем.