Страница 11 из 19
В первые десятилетия после революции мало кто из высших советских руководителей говорил без акцента – грузинского (Сталин, Орджоникидзе), армянского (Микоян), украинского (Каганович). За неимением достоверных источников трудно теперь установить, в какой мере именно официальный лозунг интернационализма отражался таким образом в повседневной политической практике. Лишь во время Второй мировой войны, когда официальная линия усвоила черты русской национальной идеологии, подвергся фонетической ретуши главный голос страны: так, на смену актеру Геловани, игравшему канонизированного Сталина с грузинским акцентом, пришел актер Алексей Дикий, говоривший в соответствии с правилами московской театральной школы, которые распространялись на все русские радио- и телевещательные каналы.
Инородные (инородческие) акценты в русской речи по возможности не допускались в систему массовых коммуникаций, так что русская речь всегда звучала по радио как голос Москвы. Так, одним из главных героев кинофильма О. Иоселиани «Листопад» (1966), где события в грузинском городке разыгрываются на фоне постоянно вещающей на московском русском языке радиоточки, оказывается этот невидимый и чужой московский акцент, предстающий нелепостью в Грузии. Прежде чем сказать о собственно грузинском акценте как идеологеме, рассмотрим его в контексте других политически и культурно значимых акцентов.
Появление персонажа с акцентом в средствах массовой информации нуждалось в советский период в специальном оправдании. Кавказскими акцентами воспроизводились характерологические признаки в диапазоне от безрассудства и сумасбродства до глупости и похотливости; украинским акцентом, суржиком или южнорусским говором – простонародность (как, например, в парном конферансе киевлян Тарапуньки и Штепселя); после водворения генеральным секретарем ЦК КПСС Брежнева южнорусский говор и похожий на него украинский акцент озвучили чиновную тупость. Еврейский акцент отсутствовал в кинематографе, но, наряду с кавказским или украинским, был широко представлен в устной словесности – анекдоте и хохме[21]. Но почему акцент вызывает смех? Одно из объяснений предлагает Сюзанне Мюльайзен. Она связывает акцент с явлением мимикрии, основываясь на исследованиях Фрейда и Хоми Бабы. Первый видит в мимикрии, наряду с карикатурой и пародией, акт подражания с целью обличения, но не в ярко выраженной форме, а второй связывает мимикрию с процессом выживания подвластного, который подражает властвующему. Таким образом, «инородцы» (в нашем случае: чукчи, евреи, грузины), которых высмеивают в анекдотах, предстают субъектами подражания образа «властителя» (правильно говорящих по-русски), а их неумелая мимикрия подвергается осмеянию (Mühleisen, 2005, 228–230).
Некоторые характерные, но малопопулярные произведения эфемерных жанров, в которых запечатлен дискурс власти и сопротивления, до сих пор почти не зафиксированы. Так, в конце 1940-х гг., когда пошли слухи о введении платного высшего образования, появился анекдот о том, как представители разных народов откликнулись на это нововведение; родители послали своим детям-студентам следующие телеграммы:
Украинец: Опанас, вертайся до нас, будешь свинопас!
Азербайджанец: Мамед, пул йохтур [денег нет]! Приезжай Баку – будешь дохтур!
Еврей: Абрам, сиди на месте: выслали двести.
Разумеется, каждая реплика читалась с соответствующим акцентом.
Анекдот, возникший в многонациональной среде студенческого общежития МГУ на Стромынке в Москве, передает тогдашнюю атмосферу «дружбы народов», не мешавшей появлению негативно сплачивавшего сообщество «националов» антисемитизма: карикатурный еврей, очевидно, оказывается единственным, кто готов справиться с новыми условиями жизни.
Кроме этих основных акцентов послереволюционной России можно указать на идеологически окрашенные как «западный» или «заграничный» польский и прибалтийские акценты (на эстраде 1960–1970-х гг. это, например, голос певицы Эдиты Пьехи), а также карикатурный японский и фонетически тождественный ему в устной словесности чукотский акценты. Оба последних были семантически полярны: носитель японского акцента – это, как правило, наивный представитель гораздо более развитой цивилизации; носитель карикатурного чукотского акцента, иногда представленного частым употреблением слова «однако»[22], – воплощение тупости в высшей мере[23].
Шовинистическая идеологическая окраска вполне обнаружилась и была отчасти зафиксирована в книжном виде лишь с начала 1990-х гг., когда появились соответствующие сборники анекдотов, да и вся тема перестала быть запретной. Только благодаря публикациям Новейшего времени в русском обществе появилась возможность почувствовать напряжение и действенность шовинистических представлений даже у самых выдающихся представителей русской интеллигенции[24]. Вместе с тем снятие преград с выказывания сколь угодно острой неприязни к представителям другого народа или языка стало приводить к межкультурным трениям второго порядка, вызванным почти исключительно пренебрежительным отношением бывшего «старшего брата» к «младшим братьям» – носителям так называвшихся в СССР национальных языков. Так, в обстановке очередного обострения словесного конфликта вокруг культурно-государственного суверенитета Крыма в газетах России начала 1990-х гг. появились публикации, противопоставлявшие «украинскую мову» «нормальному», т. е. русскому, языку[25].
Значимость самой этой проблематики проявилась тотчас за распадом СССР, когда с политической сцены России ушли люди, говорившие с сильным акцентом[26]. Процедура скрадывания акцента для достижения признания в качестве своего вполне осознана постсоветским русским дискурсом. Вот как писал Дмитрий Быков об одном из перебравшихся в Москву шоуменов:
Ценнейшее приобретение ОРТ – Валдис Пельш. Это гомерически смешной и патологически серьезный человек, почерпнутый для ведения программы «Угадай мелодию» из чудесной команды А. Кортнева «Несчастный случай». В шоу «Случая» он честно изображал прибалта, каким и является, – но прибалта гипертрофированного, с чудовищным акцентом и невозмутимым фейсом горяч-чего эстонского паарня. Теперь Пельш и говорит без акцента и, умудряясь оставаться серьезным, со множеством полузаметных подколок ведет последний проект Листьева – «Угадай мелодию» (Быков, 1995, 13).
Чувство обиды за отвергнутую колониями державу отзывается не только в устной словесности, но и в политических заявлениях. Форсируемый акцент – вполне в духе вышеописанной официальной тенденции ограждения от него русской системы телерадиовещания – неожиданно сделался знаком предательства:
Чем скорее ближнезарубежные господа новые демократы, вмиг забывшие русский язык (помните, как почти все лидеры – Кравчук, Горбунов и др. – враз заговорили по-русски с сильным акцентом?), перестанут учить ему [русскому языку] нас – тем лучше.
А то ведь эта болезнь уже становится заразной – уже в самой России Калмыкия принимает решение о том, что она теперь по-русски будет называться «Хальг Тангч», Башкирия – «Башкортостан» (Бухвалов, 1994, 11).
Любопытно, что определенные этнические группы, легко усваивающие русскую разговорную речь, тоже могут дождаться от носителей языка обвинений в этнокультурном двурушничестве. Так, судя по некоторым сообщениям, еврейский акцент часто сливался в сознании великороссов с южнорусским или одесским говорами, но в целом по степени социальной значимости он быстро уступил свое место другим акцентам. Писатель-почвенник, вспоминая свои студенческие годы, пишет об особенностях межэтнических отношений во время «оттепели»:
21
Ср.: «Она влюбилась в него, а он только и умеет что говорить: „Техника на грани фантастики“, „Ключ от квартиры, где деньги лежат“ – да рассказывать еврейские и армянские анекдоты… Она не в состоянии не ненавидеть его» (Аржак [Даниэль], 1962, 273); «Как отвратительны наши писательские встречи. Никто не говорит о своем – о самом дорогом и заветном. При встречах очень много смеются – пир во время чумы – рассказывают анекдоты, уклоняются от сколько-нибудь серьезных бесед» (запись от 07.12.1957; Чуковский, 2003, 260). См. также: (Sacks, 1974, 337–353).
22
«Скандал с „АУМ Синрике“ и избиение католиков на Малой Грузинской – события прискорбные. Дела нешуточные. И все же, услыхав и о том, и о другом (а еще и о насилии, примененном „людьми при исполнении“ к буддийским монахам, участникам марша протеста солдатских матерей в Чечне) буквально на одной неделе марта, я вспомнил анекдот из „чукотского цикла“ – про знатного оленевода, созерцавшего целый час паденье в пропасть, одного за другим, особей вверенного ему стада и излившего свои чувства в двух словах: „Тенденция, однако!“» (Поздняев, 1995). Автор имеет в виду анекдот: «Сидит чукча в чуме, читает газету „Правда“ с материалами съезда. Вбегает человек: „Чукча! Там твой олень в пропасть прыгнул!“ Чукча не отрывается от газеты. Вбегает второй человек: „Там два твоих оленя в пропасть прыгнули!“ Чукча спокойно читает газету. Вбегает третий: „Там все твое стадо в пропасть прыгнуло!“ Чукча меланхолично: „Однако, тен-ден-ция“» (цит. по: Анекдоты наших читателей. Вып. 3 [№ 4]. М.: Студенческий меридиан, 1994. С. 19).
23
См. раздел «Чукча, однако» в кн.: (Жириновский, 1994, 38–39).
24
Так, об украинофобии русской поэтессы и украинки по происхождению Анны Ахматовой (брезгливо отвергавшей, например, антисемитизм) пишет Лидия Чуковская: «Я спросила, любит ли она Шевченко. // – Нет. У меня в Киеве была очень тяжелая жизнь, и я страну ту не полюбила и язык… „Мамо“, „ходимо“, – она поморщилась, – не люблю. // Меня взорвало это пренебрежение. // – Но Шевченко ведь поэт ростом с Мицкевича! – сказала я. // Она не ответила» (15.10.1939; Чуковская, 1997, 54).
25
«Симферополь („Крыминформ“). Президиум парламента Крыма вынес окончательный вердикт: сериал „Санта-Барбара“, как и все прочие горячо любимые народом „мыльные оперы“, должен транслироваться только на русском языке. Для меня звучит дико, сказала при обсуждении одной из эпохальнейших для Крыма и Украины в целом проблем женщина-депутат, когда герой говорит героине: „Я так тэбэ кохаю“ вместо нормального „Я так тебя люблю“. Украинское ТВ нашло огромные деньги на передублирование сериала с русского на „мову“, теперь парламентарии полуострова будут искать неменьшие, чтобы возвратить Сиси и его семейку в привычное „языковое поле“» («Я так тэбэ кохаю», 1995).
26
Прежде всего, министр иностранных дел в правительстве Э. А. Шеварднадзе, вернувшийся в Грузию.