Страница 41 из 63
Верный Норбо-Церену человек принес ему и другие вести. Он сообщил, что руководитель заговора Ендон арестован, что такая же участь постигла и других руководителей монастырей. Араты сами расправляются с подстрекателями-ламами.
Но Норбо-Церен не падал духом. Ненависть к народной власти ослепила его. Ендон арестован. Но что из того? Повстанцы и недовольные новой властью ведь остались! Нужен более смелый и деятельный вождь. Таким вождем будет он, Норбо-Церен.
Вот почему Норбо-Церен сообщил заговорщикам не все вести, какие принес ему верный человек.
А тем временем вокруг юрты, где собрались заговорщики, похаживал Гончиг. Бадзар наказал ему следить за всем происходящим в степи, говорить в случае появления кого-нибудь, что хозяин уехал на дальние пастбища к скоту и не скоро вернется. В удалении от юрты дежурили другие наблюдатели.
Бадзар вчера подарил Гончигу новый халат и гутулы, каких сроду не нашивал пастух. Гутулы были из кожи особой выделки, черной, разрисованной зеленым орнаментом. Желтые подошвы блестели, как два полумесяца. Особенно нравился Гончигу халат из ярко-красной чесучи. При взгляде на этот халат рябило в глазах, а быки, когда Гончиг подъезжал к стаду, приходили в страшную ярость.
— Добрый халат, — причмокивал губами пастух. — А кушак — целых восемь алдан. Любая девка теперь на меня позарится.
Бадзар только посмеивался.
— Будешь служить мне верой и правдой — еще не то увидишь, — сказал он. — Большого человека из тебя сделаю. Главное, держи язык за зубами и не будь ослом, вытряхивающим золото из ушей. Женю тебя на лучшей красавице в аймаке, табун коней дам. После моей смерти забирай себе все добро, богаче нойона станешь. А пока выбери себе из табуна лучшего коня. Ты у меня батыр, а у батыра должен быть добрый конь.
От таких щедрот старика Гончиг совсем одурел. Он ходил, покачиваясь из стороны в сторону, как будто хватил лишнего из бурдюка.
«Хорошо, что в экспедицию не ушел, — думал он. — Чимид целыми днями воду ищет, а прок какой? А тут нежданно-негаданно богатство на голову свалилось. Почему Тумурбатор называет меня темным человеком?»
Гончиг вспоминал огромные гурты бадзаровских баранов и радовался: все это богатство рано или поздно будет принадлежать ему. Восторг переполнил его сердце, и он запел. Он пел без рифмы, без ритма. Песня должна быть широкой, свободной! Обо всем, что хочет сказать человек, должна быть песня.
Скрипнула дверца, и в щель просунулась голова Бадзара.
— Ты что собак скликаешь? — зло сказал он. — Заткни глотку да лучше посматривай по сторонам!
Гончиг не обиделся. Он только ухмыльнулся: все равно Бадзар добрый, хоть и любит побраниться, дать иной раз крепкую затрещину за оплошность. Гончиг присел на белый камень и стал мысленно перебирать всех коней из табунов Бадзара.
«Пегая кобыла? — размышлял он. — Не подходит: уши короткие, грудь впалая, узкая — никакой красоты!.. У коня мускулы должны быть крепкие, бедра расставлены широко, шея гибкая, а хвост и шерсть густые. Нет, пусть кто-нибудь другой разъезжает на этой пегой кляче, а он, Гончиг, знает толк в конях. Вот жеребец-полукровка еще туда-сюда. Пожалуй, лучше гнедого не сыщешь: голова у него сухощавая, в ребрах кость круглая, шаг прямой… а вот холка невысокая и зубы мелкие. Нет, такого коня и задаром не нужно…»
Убедившись, что мир далек от совершенства, Гончиг сплюнул, зевнул, закурил трубку, и мысли его приняли другое направление.
«Кумыс, должно быть, пьют, — подумал он о сидящих в юрте. — Неплохо бы опрокинуть чашку кумыса».
Ему вдруг нестерпимо захотелось пить. Даже спазмы появились в горле. Он вообразил, что гости неторопливо тянут прохладный кумыс, весело болтают о том о сем. Злость овладела им, даже слезы выступили на глазах: он, наследник Бадзара, будущий владелец всех его гуртов и табунов, сидит здесь в одиночестве, умирает от жажды, и никому до него нет дела, будто он последний слуга в этой юрте. Ну ничего, он отомстит всем этим князьям в рваных сапогах. «Заведу себе компанию получше… — решил он. — Пусть Чимид с сестрой приходит, Аюрзан, Пушкарев; Лубсан вместо отца будет — много ли старику места в юрте нужно! Всем подарю по хорошему коню вместе со сбруей и по отаре овец. На радостях весь сомон в гости позову — пусть пьют, едят да знают наших!» Гончиг поднялся с камня.
«А что, если зайти в юрту и потребовать себе кумысу? Пожалуй, Бадзар браниться станет…»
Солнце жгло. Вдали дрожал мираж — злой дух степей. Пот обильными ручьями стекал по щекам. Все внутри у Гончига пламенело. Ему показалось, что если он сейчас же не зайдет в юрту и не попросит кумыса, то упадет на землю и умрет от жажды. «Послушать нужно: если смеются, то зайду и попрошу. Не умирать же», — твердо решил он.
Гончиг подошел к юрте и приложил облупленное ухо к войлоку. Сперва он ничего не мог разобрать. Гости галдели. Но вот заговорил Бадзар. Гончиг сразу признал хозяйский голос. Бадзар говорил негромко, но резко, будто сердился на кого-то. Гончиг почувствовал, как задрожали у него ноги, потом застучали зубы. Он стоял бледный, растерянный. Боязливо озираясь по сторонам, он отошел прочь от юрты и задумался.
— Дурная кровь! — выругался Гончиг. — Злое дело замышляют. — Пить ему больше не хотелось.
Он представил себе виселицы, какие приходилось ему видеть в соседнем аймаке. На этих виселицах ламы в тридцать втором году вешали членов партии, сомонных дарг и ревсомольцев. То был год черной обезьяны.
Гончигу тогда не было и пятнадцати, он не совсем понимал, что творится вокруг. Но весть о расправе бандитов над ревсомолкой Бор и ее товарищами летела от одного стойбища к другому, наполняя сердца гневом. Бор была секретарем ревсомольской ячейки. Восемнадцатилетняя девушка бесстрашно разоблачала врагов. Банда некоего Бэлэгсамбы захватила ревсомольцев. Их повели на высокий утес. Девушку Бор, измученную побоями, потащили на вершину утеса и сбросили в пропасть. Вроде бы в последнюю минуту Бор крикнула в лицо палачам:
— Сегодня вы нас убиваете, но завтра наши товарищи победят вас! Народ убить нельзя!
В юрте старого дархана Дамдина Гончиг видел вырезанную из камня картину: высокая темно-зеленая скала и наверху тоненькая фигурка девушки с заломленными назад руками.
Заговорщики — ламы, бандиты, — девушка Бор… Для Гончига все это сделалось сказкой, думалось, что сейчас такое невозможно.
«А если я расскажу о заговоре аратам, бандиты могут отомстить мне…» — подумал он и представил, как его хватают, волокут на вершину скалы, толкают к пропасти, а он идет с гордо поднятой головой. Страха не было.
— Золики[36] проклятые! — выругался он еще раз. — Натворят дел, пожалуй…
«Поеду к Аюрзану и расскажу все!» — быстро решил Гончиг.
Неподалеку паслись кони. Гончиг вскочил на буланого большеголового конька и во весь дух поскакал в лагерь, до которого было рукой подать. Навстречу ему попался Чимид. Он вез какой-то ящик.
— Все ли спокойно? — загорланил Чимид. — Не отправился ли Бадзар в страну бурханов? Что-то лицо у тебя совсем белое…
Гончиг осадил коня.
— Беда! — крикнул он. — Собирай людей… В юрте Бадзара заговорщики, восстание поднимать хотят — сам все слышал. Лагерь захватить хотят… Сандага и Тимякова убить хотят…
— Эге, не вселились ли в тебя те самые духи, которые проживают в кумысных бурдюках? — с усмешкой спросил Чимид. — Давно советовал тебе перебраться к нам. А то сопьешься, пропадешь…
36
Золик — злой дух.