Так становятся звёздами

– «Твоего сына ждёт смерть из-за тебя! – кричал Сезар. – Так каков будет твой ответ?

– Никогда не преклоню колен перед тем, кого презираю, – ответила герцогиня. – Можешь убить моего сына, я могу родить ещё десятерых. Но честь у меня одна!

«Это твоё последнее слово?».

«Да», – ответила она непреклонно.

– И они убили моего брата?! – в ужасе сжала руки Гаитэ с такой силой, что хрустнули пальцы.

– Они увели его в лес, сеньорита, и больше никто из наших людей юного герцога не видел.

Гаитэ могла представить себе, что чувствовал Микки в тот момент. Когда-то её тоже поставили ниже чести, совести и долга. Может быть в чьих-то глазах подобные убеждения и заслуживают уважения, но лично для неё они равнозначны бездушному безразличию.

– Выходит, Тигрица пожертвовала тигрёнком ради замка? – холодно протянула Гаитэ. – Что было потом?

– Потом заговорили пушки. Они всё били и били, но не долетали до наших стен, изрядно всех веселя. Однако веселились мы, как скоро выяснилось, рано. Разрушив фундамент в том месте, где был подземный ход, враги заставили одну из башен рухнуть, как сложившийся карточный домик, погребая под собой людей и открывая врагу проход внутрь. Объявив общее построение, Фальконэ повёл своих людей в атаку. Кавалерия под его предводительством ворвалась во внутренний двор. Они выпрыгивали, как демоны, прямо из оседающей серой каменной пыли, что клубами металась повсюду. Они рубили, кололи всех, без разбора, кто попадался под руку: женщин, стариков и детей.

– Разгорячённые боем мужчины хуже дикого зверя, это известно всем, – кивнула Гаитэ. – Проще от голодного медведя дождаться милосердия, чем от воина, обагрившего кровью меч. Матери следовало подумать об этом до того, как она потерпела поражение.

– Как вы можете такое говорить?! – возмутился воин.

– Простите, – скорее из вежливости, чем из чувства вины произнесла Гаитэ. – Продолжайте рассказ, прошу вас.

Она уже предчувствовала историю о героической смерти Тигрицы. Такой же яркой, красочной, величавой и неумолимой, какой была жизнь её матери должна была стать и её смерть.

– Резня и насилие продолжалось до тех пор, как подоспевший Сезар не приказал своим людям остановиться. Тогда ваша матушка шагнула на парапет донжона и прокричала, стоя над головами тысяч мужчин, с ужасом и восхищением наблюдающих за ней:

«Хотите меня? Возьмите! Можете стрелять из своих арбалетов и стрел! Я не боюсь!».

Я знал, что моя прекрасная герцогиня собирается сойти вниз. В последний раз. Это понял и Сезар.

«Не делайте глупостей, – прокричал он. – Я оставлю вам жизнь!».

«Но она мне больше не нужна», – со смехом откликнулась Стелла.

Гаитэ чувствовала, как биение сердце причиняет ей физическую боль.

Неужели после стольких лет она способна жалеть свою мать? Ведь всё правильно! Жизнь герцогини, женщины из камня, только так и могла оборваться, как длилась – легендой. Камень можно сокрушить, столкнув его в пропасть. Жизнь Стеллы Рэйвдейл должна была оборвать только сама Стелла Рэйвдейл.

– Она прыгнула?

– Не успела. Наёмники проклятого ублюдка-полукровки схватили госпожу.

Гаитэ сначала не поверила своим ушам, потом вспомнила – ну, конечно! Разговор начался с сообщения о том, что Тигрица Рэйвдейла попала в плен. Они проиграли Фальконэ по всем статьям. Замок пал, семья убита. И даже умереть, красиво выйдя из игры, им не позволили.

– Госпожу заставили обрядиться в одно из самых нарядных её платьев, заковали в золотые цепи и, посадив в клетку, обитую чёрным сатином, отправили в Жютен.

«Я укротил легенду», – хвастался Сезар Фальконэ.

– Теперь тюрьма стала замком вашей матери, – завершил рассказ её верный слуга.

Золотые цепи, золотая клетка, чёрное платье и чёрные султанчики? Пышные вышли поминки по амбициям неукротимой Тигрицы. Вкуса у Фалькане не отнять.

– Сеньорита? – напомнил о себе верный воин. – Простите мою дерзость, но ведь я приехал не только затем, чтобы сообщить о свалившемся на вас несчастье. Фальконэ считают, что победили нас, – продолжил он, – полагая, что никого из Рэйвдэйлов в живых не осталось; что в этой истории ими, наконец, поставлена точка. Они, как и многие другие, забыли о вашем существовании. Но вы есть! Вы – наша надежда. Последняя опора дома Рэйвов. Вы должны вернуться домой.

Пауза, последовавшая за этим, была такой же густой, как сумерки в комнате.

Близился вечер. Солнце садилось. Колокола обители звонили, собирая людей к молитве перед ужином. Жизнь для большинства продолжала идти привычным ходом.

– Я – должна? – глухим эхом откликнулась Гаитэ. – Что-то должна моей семье? Да разве?! Они все отреклись от меня словно от прокажённой. Хотя нормальные семьи и от прокажённых ведь не отрекаются? Прошло столько лет! Никто из них ни разу обо мне не вспомнил. К тому же, возможно, вам не известно? Но я уже не просто послушница – я приняла обет.

– Из любых правил есть исключения, – решительно возразил граф Фейрас. – Отец Ксантий подпишет буллу, дозволяющую вам оставить Духовную Стезю и вернуться к мирской жизни. С учётом сложившихся обстоятельств это ваш долг.

– Чтобы вы тут не говорили, какие бы буллы не подписывали – я никуда не поеду! Не вам решать, ясно?

– Возможно, после аудиенции с отцом Ксантием, вы передумаете?

– Как погляжу, вы не теряли времени даром? Успели спеться с отцом Ксантием? А вы все отдаёте себе отчёт в том, что я вряд ли пожелаю заменить для вас мою мать?

– Буду питать надежду, что после разговора с отцом Ксантием вы измените решение. А пока доброй ночи, госпожа.

Гаитэ, не отвечая, вышла из кельи, с трудом сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью. Чувства, кипевшие в её душе, вряд ли можно было назвать добрыми.

Стараясь остудить разгорячённую голову, она прижалась пылающим лбом к камням, успевшим за века накопить в себя немало отрезвляющего холода.

Слаб человек иначе он не был бы человеком. За десять лет дочь так и не нашла в себе силы простить мать. Обиженные люди всегда хотят воздаяния как высшей справедливости.

И вот, всё вроде бы случилось так, словно сама судьба лично писала сценарий: Гаитэ в Храм везли в серебряной клетке (считалось, что серебро ограничивает силу нечисти), а Стелла покатилась в столицу в золотой; дочь всю дорогу испытывала страх перед костром, но и мать должна была не меньше дочери бояться неизвестности. Око за око? Да! Так почему Гаитэ не чувствует себя удовлетворённой?

Может быть, потому, что в глубине своего сердца она всегда хотела, чтобы мать пожалела о своём выборе и раскаялась? Не воздаяния желала Гаитэ, а примирения. А его так и не случилось.

А сердце, по-прежнему обливаясь кровью, жаждет любви. Словно не было всех этих лет, когда не раз и не два приходилось глядеть в глаза смерти, когда Гаитэ промывала кровоточащие язвы, к которым не решались прикоснуться другие, заживляла ожоги, сращивала кости, говорила с духами.

И вот, стоило появиться посланнику матери, как старые раны вновь начали кровоточить, превращая её в маленькую, раненную жестокостью самых близких людей, девочку.

После всего случившегося, неужели ей вот так просто взять и вернуться к мирской жизни? Что скрывать, было время, когда это являлось заветным желанием Гаитэ, но теперь перспектива шагнуть в водоворот людских страстей, амбиций и больших возможностей откровенно пугала.

Что ждало её там? Перспектива сделаться марионеткой в руках искусных кукловодов? Никому ведь нет дела до неё самой, всем нужен лишь повод возобновить войну с Фальконэ.

Гаитэ никогда не считала себя человеком большого ума. Признание своих умственных способностей как средних, нисколько её не огорчало, потому что амбициями своей матери она не грешила. Но и не нужно было иметь семь пядей во лбу, что осознать простую истину: желает того Гаитэ или не желает, покорится или нет, в покое её уже не оставят. Вынудят сначала вернуться в замок, потом объявят единственной законной наследницей, тем самым подвергнув сомнениям законность прав Фэйлов на земли Рейва, затем выдадут замуж за человека из партии, оппозиционной правящему дому.