Пассажир своей судьбы

Завидую я таким общительным: видит человека впервые в жизни – и никакого стеснения. Улыбается, руку тянет. Лишь бы только не болтал без умолку.

– Далеко едешь? – спросил Костя.

– До конечной.

– Я до Тюмени.

У меня нижняя полка, у него, как выяснилось, верхняя, надо мной.

– Ничего, если я у тебя внизу посижу?

– Сиди.

Дверь отъехала в сторону, и в купе вошел коротко стриженный мужчина угрюмого вида. Я вздрогнул: мужчина был похож на одного преподавателя из универа, который срезал меня на экзамене с особенным сладострастием. Мгновением позже я понял, что это не Расимов, но инстинктивная неприязнь, зародившись во мне, никуда не делась.

«Расимов» молча сунул нам для приветствия сухую широкую ладонь, забросил свои вещи в ящик под полкой и тут же вышел в коридор.

Что-то мне сегодня все чудится: то мать, то препод. Так все-таки она это была или нет? Вытащив из кармана телефон, я набрал ее номер. Сразу надо было позвонить, и почему раньше в голову не пришло? Но мобильный матери оказался выключен.

– Меня моя тоже не проводила, – сочувствующим тоном сказал Костя.

Он сидел, свесив руки между колен, и следил за моими манипуляциями с телефоном.

– Кто? – не понял я, на секунду удивившись, откуда он знает про Нелю, и едва не пустившись в объяснения, что между нами все кончилось еще до того, как я купил билет. – А, нет, это не девушка. Я матери звонил. То есть хотел позвонить.

Она это была или нет, теперь уже было не важно: поезд дернулся, закряхтел и медленно пополз вдоль перрона. Провожающие дружно нацепили натужные зубастые улыбки, принялись кивать и махать руками.

Женщина с трагическим лицом говорила что-то, широко разевая рот и тряся головой.

Маленькая девочка с торчащими в разные стороны короткими хвостиками побежала за поездом, мать ринулась следом, схватила ее за руку.

Мне до конца не верилось, что я все-таки уеду, пока поезд не тронулся с места. Казалось, кто-то меня остановит, что-то пойдет не так, и придется с побитым видом вернуться домой. Однако сбылось, исполнилось.

– Поехали! – жизнерадостно сказал Костя.

А у меня на душе вдруг стало так гадко, так неудержимо потянуло обратно, что захотелось выпрыгнуть в окно, и черт с ним, с Улемово. Удачная идея съездить к отцу, повидаться с ним, а заодно придумать, что делать дальше, показалась претенциозной, глупой и мелодраматичной.

Мне никогда не приходилось так далеко ездить – тем более одному. Да и вообще мало где приходилось бывать. Когда был маленьким, ездил с матерью в Сочи и Геленджик. После выпускного мы с одноклассниками скатали в Питер. В Москве пару раз был – опять же с матерью, а еще ездил к ее двоюродной сестре в Воронеж. А теперь вот еду туда, где меня, в общем-то, никто не ждет.

Отец – а что отец? Жил же он без меня все эти годы, не кашлял. А тут вдруг я свалюсь ему на голову.

Поезд набирал ход. Осталось позади красное здание вокзала – красивое, немного вычурное, постройки позапрошлого века. Промелькнули замершие в ожидании вагоны на запасных путях, фигурки путевых рабочих в ярких жилетах, какие-то серые, унылого вида постройки. Казань удалялась от меня все дальше, выпрыгивать из вагона уже бесполезно.

Было жарко, и Костя приоткрыл окно. От ветра волосы его вздыбились, как панковский гребень.

В купе вернулся «Расимов». Уселся напротив нас, уставился в окошко. Четвертое место пока пустовало.

– В туалет еще нельзя, – не то спросил, не то подумал вслух Костя.

– Санитарная зона, – не глядя на него, произнес «Расимов». Голос у него оказался сухой и скрипучий, как речной песок.

Мне захотелось остаться одному. Достал бы ридер, почитал: я скачал туда несколько книг, до которых никак не доходили руки. «Надо было груши купить», – запоздало подумал я и вспомнил про водку. Нас как раз в купе трое. Что за пошлость!

Щелчок и грохот – дверь скользнула влево, и на пороге возникла красноволосая проводница. Расположившись рядом с «Расимовым», она занялась нашими билетами.

– А белье когда можно взять? – спросил Костя.

– Минут через сорок, – ответила женщина. Интонация, как у моей матери: вроде спокойная, но чувствуется взвинченность. Неосторожное слово – и взорвется.

Костя, похоже, не имел опыта общения с такими взрывоопасными, поэтому продолжал допрашивать проводницу: когда закончится санитарная зона? А чай нам принесут? Когда откроется вагон-ресторан?

– Молодой человек, вы меня отвлекаете. У меня от вас уже голова болит, – сдерживаясь из последних сил, проговорила она.

Когда проводница вышла, Костя сказал:

– Надо же, какие мы нервные! – И засмеялся. Его, видимо, ничто не могло выбить из колеи и лишить оптимизма. Интересно, что это – недалекость ума или высшая степень мудрости?

Я пожал плечами.

– Думаешь, ты тут один такой? – по-прежнему не глядя в нашу сторону, сказал «Расимов». – Все со своими претензиями лезут. Один спросит, другой… Язык небось на плече за целый день.

– Работа у нее такая, – не смутившись, ответил Костя. – Как говорится, кто на что учился.

– Балабол, – усмехнулся «Расимов». – А ты на что?

– По диплому инженер. А по жизни – менеджер по продажам.

– Продавец, значит. И чем торгуешь?

– Бытовой техникой.

Надо же, получается, Костя старше меня: отучился, работает. Правильно говорят: маленькая собака до старости щенок.

– Я вот недавно телевизор купил, – оживился «Расимов». – С большим экраном. Давно такой хотел. Включил – там картинка приплюснутая!

Костя принялся объяснить, что нужно изменить в настройках. Мне стало скучно, и я уже не слушал. Вытащил мобильник и увидел, что пришла эсэмэска. Абонент появился в Сети. Значит, у матери отобразился мой пропущенный вызов. Чего же не перезванивает?

Я встал и вышел в коридор, на ходу набирая ее номер.

Гудки потекли мне в ухо, но ответа не было. Характер выдерживает, не желает говорить или не слышит?

– Да, Федя, – раздался наконец настороженный голос. Слышно было не очень хорошо. – Ты как?

– Еду, – сказал я.

– Попутчики нормальные?

– Нормальные. Парень молодой и еще мужик один.

Интересно, сколько «Расимову» лет? Кажется, больше сорока, но меньше пятидесяти.

Мать молчала, я тоже.

– Не волнуйся. Все отлично. Завтра позвоню.

– Хорошо, – голос звучал с непривычным смирением и грустью.

Похоже, до сознания матери наконец дошел факт моего отъезда, и она покорилась неизбежному. Больше не воюет, приняла свое поражение. Вот только у меня вместо радости возникло чувство, что чего-то не хватает. Вражеская армия подняла белый флаг, и тут оказалось, что размахивать победными знаменами хочется вовсе не так, как раньше.

– Мам, ты что, приходила на вокзал? – спросил я и понял, что мне ее жалко.

В трубке загудело, заскрежетало, я отодвинул мобильник подальше от уха. Мимо прошла женщина в пестром халате и домашних тапочках. Некоторые люди с ходу начинают обживаться. Наверняка на столике ее купе уже красуются жареная курица и яйца с огурцами.

Гудение стихло, воцарилась тишина, а через секунду прохладный механический голос известил меня о том, что связь потеряна и абонент находится вне зоны действия Сети. Я вздохнул и вернулся в купе.

Костя и «Расимов», обсудив, по всей видимости, достоинства и недостатки плазменных телевизоров, переключились на другие темы. Они синхронно повернули головы в мою сторону, и Костя проговорил с обычной своей улыбкой:

– Ты куда пропал? Мы с Камилем ужинать собираемся. Будешь?

Значит, «Расимова» на самом деле зовут Камилем. Столик между ними был все так же пуст.

– У меня есть пирожки и водка, – сказал я.

Глава 3

Я проснулся от яркого света. Он бил прямо в глаза, как прожектор. Терпеть этого не могу, нормально выспаться способен только в непроницаемом мраке, поэтому всегда на ночь задергиваю шторы. Мой диван стоит в небольшой нише, отгороженной ширмой, так что попадание утренних солнечных лучей исключено. Что же тогда?..