Страница 15 из 144
- Чилийская Атакама - пустыня высокогорная, самая сухая в мире, - покачал головой Маклифф, - мы бы дышали сейчас как рыбы без воды. Гоби - это скалы, камни и глина. Каракумы - это барханы.
- Вижу высокие заснеженные горы на западе. Над землёй дрожание влажного воздуха, будто мираж, - сообщил Дыбаль, - наверно это Анды.
- Знать бы точно, - вздохнул Маклифф, - но где второй контейнер? Видишь его?
- Нет... - ответил Дыбаль, - он повесил бинокль на грудь и полез внутрь контейнера.
- То ли они упали слишком далеко, толи вообще не упали. Эх, хотя бы один мобильный телефон! - Маклифф опять глотнул воды.
- Не плохо сразу в MySpace зайти, - выговорил Уайтгауз, чувствуя, что силы постепенно возвращаются, - что дальше? Включим радиомаяк и станем ждать, когда прилетят спасатели NASA?
- А если мы на территории Блока арабских государств, где-нибудь в районе Персидского залива? Там тоже пустыня, горы. Тогда на сигнал прилетят враги. Лучше, дождёмся ночи и определим по звёздам, по полярной звезде, или Южному кресту географическую широту. Завтра в полдень определим долготу по Солнцу и по наручным часам, - предложил Маклифф, - и не нужно будет гадать, Монголия здесь или Гондурас.
- Да что я, Памир от Анд не отличу? - из люка контейнера показался Дыбаль, красный от работы вверх ногами.
Он держал в поднятых руках оранжевую коробочку коротковолнового приёмника-передатчика из аварийного комплекта от основного спускаемого аппарата, погибшего вместе со станцией:
- Нашёл. Жаль, нет дисплея GPS-Speys. Приёмник свои координаты знает, а нам подсмотреть не даст. Кажется, он не пострадал, и должен работать. Сейчас он соединится с системой NASA, врубит аварийные позывные и ка-а-ак...
- Это точно, - ответил Маклифф, - а кто явится на позывные? А если арабы? А если южно-американские военные? Они не очень-то поддерживающие наши усилия в войне против исламистов. Или явятся восточные русские, оккупировавшие Узбекистан и Монголию? Сигнал радиомаяка будут слышать все устройства в радиусе пятисот километров, включая бытовые приёмники и телефоны. Может быть не включать его пока? - он покосился на полумёртвого Айдема и фон Конрада, - предлагаю консервативно подойти к проблеме. Сигналов никаких не подавать. Сначала определить своё положение и послушать на приёме эфир, вдруг узнаем, где мы находимся.
- Логично... - примостив передатчик на коленях, Дыбаль включил настройку. Передатчик отреагировал треском и воем перебираемых частот. Сквозь шум слышалась музыка, голоса, возбуждённо обсуждающие что-то.
- Говорят по-испански, - сообщил Дыбаль, приближая передатчик к уху, - я учил испанский как второй иностранный язык в школе в Москве.
Он остановил настройку на волне этих переговоров. Мужские голоса бубнили слова так быстро, что разобрать что-то было почти невозможно. Однако Дыбаль поднял вверх указательный палец, и начал переводить:
- Это переговоры боевых лётчиков между собой и с диспетчером. Один просит разрешение на сближение и атаку. Он видит угольного цвета цилиндр, три метра в диаметре и два рыжих парашюта. На запросы "свой-чужой" цилиндр не отвечает, сигнальных ракет не отстреливает. Лётчикам разрешают открыть огонь. Вот тут... Иглесиас, прикрой меня, атакую...
- Значит, мы всё-таки на территории, контролируемой Южно-американским союзом. Это, наверное, их патрульные истребители и беспилотники сбивают сейчас наших парней! - Маклифф поднял голову вверх, ожидая увидеть заходящий для удара истребитель, но небо было спокойным.
- Они атакуют контейнер Гофмана! - произнёс хмуро Дыбаль.
К паре голосов лётчиков присоединялись ещё несколько возбуждённых голосов. Иногда переговоры теперь заглушалось трелями срабатывающих самолётных систем опознавания и помехами.
- Они сейчас собьют Эйхбергера! - оскалился Уайтгауз.
Кровавая корка на его лице треснула, и кровь полилась ручьём по подбородку.
- Южно-американский союз нейтрален! Надо включить аварийные позывные и передать им что происходит, потребовать прекратить огонь, - потряс флягой с водой Маклифф.
- Почему они обстреливают спускаемый аппарат? На контейнерах нет опознавательных знаков, но оранжевые парашюты, это международный стандарт цвета для космических устройств. Почему они не пытаются разобраться, что перед ними?
- Всё! Они сбили ракетой контейнер с немцами! - воскликнул Дыбаль, отрывая от уха передатчик.
- Сволочи! - сжал кулаки Маклифф.
В этот момент застонал фон Конрад и Маклифф наклонился над ним:
- Воды? Болеутоляющее?
Из-за множественных ушибов, микротравм, суставы фон Конрада распухли, лицо было пунцовым, белки глаз красными. Он постоянно терял сознание, а частота и наполняемость пульса были у критической отметки.
Когда перед приземлением контейнер с фон Конрадом, Уайтгаузом, Маклиффом, Дыбалем и Айдемом, выпустил щит аэродинамического торможения, спуск из баллистического, превратился в планирующий. Началась тряска, словно они съёзжали по лестнице граней пирамиды Хеопса. Возник нагрев стенок контейнера больше допустимого. Через тридцать секунд падения в атмосфере со скоростью 1000 миль в час, титанопластовая прокладка у кольца запора люка разуплотнилась и температура поднялась к критической отметке в 400 градусов по Фаренгейту. Ткань скафандров начала размягчаться, системы кондиционирования продолжали работать чудом. Плавился пластик, тлела теплоизоляция, горела пыль. Это был конец. Потекли секунды длинной с вечность. Маклифф скрипел зубами от злости, и говорил, что прожил не зря, и что он разработал много первоклассных систем контроля для различных интеллектуальных и самообучающихся компьютерных систем, и что он успел написать пособие по эмоциональному общению с компьютерными системами, имеющими искусственный интеллект. Он придумал и пробил через комиссию NASA датчик накопления энергии, отражённой от Луны, и спектральный анализатор орбитальной пыли. Маклифф клялся, что ему всегда нравились такие парни как Уайтгауз и Дыбаль, и если он иногда злился, так это только для пользы дела. Он говорил, что любил только двух женщин - свою мать, Энн Стоун-Маклифф и вторую жену Энни. Все остальные женщины были случайностью, так, проходящим приключением, хотя ничего плохого о них сказать он не может. Они не напрасно верили ему и в него. Самое главное то, что издательство "Академическая книга" заинтересовалась набросками его величайшей книги всех времён и народов под названием "Мужчина и женщина". Маклифф, то мотал головой внутри запотевшего гермошлема, то хлопал Уайтгауза по руке и перчатка прилипала к ткани комбинезона. Потом Маклифф истерично читал свои стихи:
Ты мой космический корабль,
Мой милый, славный дом,
Ты будто лунный дирижабль -
Давно летим вдвоём!
Летим со скоростью Земли,
Кружимся с нею заодно,
Луна вблизи, Нептун вдали,
За ним вселенной дно...
В иллюминаторы окон,
В тумане Млечного пути
Я вижу космоса закон,
Что я и он един!
Так круг за кругом, меж планет
Лететь всю жизнь, и путь наш прост -
Под Солнцем много-много лет,
На топливе из звёзд...
Потом Маклифф впал в полузабытьё, и говорил уже шёпотом, что всегда хотел иметь таких детей как у Уайтгауза - мальчишек-сорванцов Арни и Джорджа. Он всегда искал такую потрясающую жену как Дороти, и сочувствовал Уайтгаузу только в том, что дети без отца могут ввязаться в дурную компанию, наркотики, кражи.
Уайтгауз ничего не понимал из того, что пытался кричать бортинженер, что хотел выразить стихами и скороговоркой шёпотом. Он просто поносил как умел конструкторов скафандров за недостаточную теплоустойчивость ткани...
Жизнь каждого человека протекает на вокзале в ожидании своего поезда: у кого-то вокзал большой и в мраморе, у кого-то весь вокзал - одна скамейка на одноколейке в диких местах, и все на вокзале встречаются, женятся, заводят детей, воюют, проводят время в праздниках или тяжёлом труде, но, в конце концов, за всеми приходит их поезд, уносящий их в вечность небытия.