Страница 4 из 4
План созрел внезапно. Вспомнилось кольцо Сикомора, заветное, неснимаемое, и днем, и ночью золотым червяком обвивавшее перст хозяина. Фёдор собрал не бог весть какие силы и, держась за штакетник, побрел вдоль забора, туда, где, он помнил, была калитка с простой веревочной петлею вместо замка. В сумерках подул ветер, зашелестела кленовая листва, то ли остерегая Фёдора от будущего поступка, то ли, напротив, одобряя и даже помогая - шуршащий лиственный говор скрадывал шаги. Фёдор обогнул курятники, перешагнул низкую загородку бахчи и, давя арбузные плети, пробрался к дровяному сараю. Двор он знал хорошо: уж сколько раз, словно бы невольно отвязавшись, пускался ночью блуждать по огороду и лакомился молодыми огурцами! С домом обстояло хуже, внутри купеческих хором китоврасу делать нечего. Пришлось действовать наугад. В дровянике пахло смолой и пылью, он едва не расчихался, но, уткнувшись носом в сгиб локтя, подавил чих и стал пробираться меж наваленных поленьев к маленькой дверце в глубине сарая. Выбрался на двор, едва не упал, оступившись. Притаился, выжидая - не залает ли Полкан? Полкан и впрямь тявкнул, но глухо, сквозь сон, и замолк, провалился обратно в дрему. Фёдор перевел дух. В десятке шагов от него, окруженная кустами жасмина, громоздилась веранда Сикоморова особняка. Фёдор, пригнувшись, шмыгнул к веранде и залег под оглушительно благоухавшим кустом. До рассвета оставалось совсем немного.
Купец первой гильдии Матвей Палыч Сикомор вставал, по аглицкому обычаю, рано. Выпив кофею с пузатым калачом, он умывался, одевался и ехал в одну из пяти своих лавок, где проводил складскую ревизию, шпынял приказчиков, дотошно проверял гроссбухи, а то и лично вставал за весы, обслуживая покупателей с неизменной сахарной улыбкой - и так до обеда. Роздых он позволял себе лишь в воскресное утро. Но нынче был аккурат понедельник, а потому Матвей Палыч в шесть пробудился, пол-седьмого окончил утреннюю трапезу, к семи завершил туалет, дав лакею Прошке обрызгать себя брокаровским одеколоном "Персидская сирень", и в семь с четвертью вышел на веранду. В конюшне приученный к распорядку Аввакум уже запрягал Македона. Купцу первой гильдии Матвей Палычу Сикомору оставалось сойти с крыльца и направить стопы в новый, исполненный праведных трудов день.
С крыльца сойти ему не дали.
Из-под жасминовых кустов выросла оборванная, вонючая фигура, шатнулась к Сикомору и крепко схватила за руку - верней, за перстень на пальце. В последний раз Матвей Палыч снимал перстень лет десять назад, и с тех пор значительно прибавил в весе, так что украшение сидело, как влитое, и никакого грабежа не вышло. Оборванец, невзирая на фиаско, продолжал дергать Сикомора за палец. Купец, вначале отпрянувший назад, оправился от испуга, как следует дал оборванцу в зубы, а потом, пользуясь его замешательством, схватил за шиворот и крепко встряхнул. Тут он разглядел, наконец, рожу грабителя.
- Ты! - только и вымолвил Сикомор.
- Я! - улыбаясь до ушей, подтвердил Фёдор. Купец выпустил ворот его грязнющего зипуна, но Фёдор, против ожидания, не пустился в бега, а остался на месте.
- Отдавай, батюшка Матвей Палыч, кольцо золотое! - весело завопил он, радуясь, что речь вернулась к нему как раз в нужный момент. - Не то худо сделаю!
Полкан в своей конуре взревел и бешено забился, пытаясь выбраться наружу через узкий лаз. Послышались удивленные возгласы дворовых людей. Сикомор мигом все понял.
- А ну, сюда! - перекрикивая Фёдора, завопил он. - Выручайте, православные! Разбой, грабят! Снова вор окаянный вернулся!!
Полкан рвался с цепи, раздирающе лаял. Кто-то бежал к ним, громко топоча и отдуваясь - кажется, Аввакум. В конюшне ржали взбудораженные Македон с Адмиралом. "Овёс, - вспомнил Фёдор. - Скоро уж..." Он снова заулыбался.
- Руку-то пусти, шут гороховый, - негромко сказал Сикомор.
- Не, - покачал головой Фёдор. - Не поверят же.
- И то верно, - согласился купец. - Держи тогда.
Оглядев Фёдора с головы до ног, он усмехнулся, проговорив:
- Ишь... Китоврас.
- Ага, - согласился Фёдор. - Теперь надолго превратят.
Подбежал Аввакум, скрутил Фёдора, опрокинул мордой в землю и стал вязать руки вожжами. Лаял Полкан, кричали подбежавшие люди, Сикомор громко, по-театральному охал, выставлял напоказ руку с перстнем, а Фёдор улыбался, сплевывал пыль и думал: "Скорей бы..."