Весы Лингамены

– Хотя, постой! Зачем так нервничать, ты ведь нам всем об этом сразу же и доложил. Как только её увидел.

Да! Различные формы привязанностей в наш век – как сердечные, так и все прочие – не только никуда не исчезли, они всё так же, как и раньше, являются предметом стороннего интереса и обсуждения, хотя, заметим, и не такого интенсивного, как раньше.

– Ах, тогда… – тоже вспомнил Гелугвий. – Ну так это никакому сравнению не подлежит с тем, что сейчас происходит. Я весь измучился. Дари, помоги найти к ней дорогу, прошу тебя! Ты ведь можешь что-то подсказать. А я совсем не знаю как…

– Понимаю, – как можно мягче произнесла Дарима. – Но слушать надо не постороннего в этих делах человека, а своё сердце. Что оно тебе говорит?

– Ну, хорошо, – уже спокойнее проговорил Гелугвий. – Расскажу тебе обо всём по порядку.

И учёный поведал чуткой собеседнице о своём знакомстве с Наландой, не забыв упомянуть, как, по его мнению, прекрасная жительница внутреннего города откровенно посмеялась над ним.

– О, да ну тебя, право! – недоверчиво хмыкнула Дарима. – По крайней мере, смеяться над тобой она бы точно не стала, вы ведь полвека проработали бок о бок, хотя бы и не зная друг друга лично.

– В тот момент мне так показалось. Но послушай ещё… сегодня мне приснился очень странный сон, а после я проснулся и увидел ромашки.

– Ромашки?

– Да. У меня картина на стене. Мне мама рассказывала про гадание на ромашках. Ну, я и отправился в поле.

– Ты меня всё больше удивляешь! – воскликнула Дарима. – Чтобы ты и ромашки?..

– Ой, да мы всю жизнь гадаем на наших вычислителях. Знаешь, много общего…

– Но судя по твоему виду, результат этих древних ритуалов остался для тебя неутешительным?

– Да ты уж не подумай обо мне лишнего: я и не собирался серьёзно ромашки обрывать, просто как-то само вышло. Я же ведь понимаю, что все эти гадания – самообман. Жаждущий ответных чувств человек будет обдирать всё новые цветы до тех пор, пока не получит удовлетворяющий его результат.

Гелугвий встал и зашагал по комнате, в нём явно проснулся учёный.

– И даже если один какой-то цветок во всём огромном поле и связан с тобой причинно-следственными связями, – продолжал он, – то сначала ещё нужно его найти. А если не ведать об этом судьбоносном соцветии и задаться целью просто перебрать все живые растения этого вида, то сначала нужно вычислить точное количество ромашек в мире, и затем провести обряд гадания на каждой из них. Но это только касаемо существующих в мире цветов. А если подходить серьёзно, то необходимо учитывать, что каждый год нарождается новое поколение, и нужно ещё как-то просчитать все цепочки, ведущие именно к такому варианту, и чтоб лепестков у отдельно взятого цветка было именно столько, сколько у него есть, и чтоб каждый год результат один и тот же был, понимаешь?

– Иначе что – не любит? – задорно подмигнула Дарима учёному.

– По крайней мере, от бедных ромашек это вряд ли зависит, – промычал Гелугвий.

– Надеюсь хоть, – добавила Дарима уже серьезнее, – ты не собираешься уничтожить все цветы мира только для того, чтобы выяснить, любит ли тебя она?

– Нет, конечно! – снова оживился учёный. – Ведь это можно высчитать виртуально, – сказал Гелугвий, кивая на вычислители, стоящие у стен. – Причём, как я слышал, действие сиё не будет относиться к действиям речи, тела и ума, а значит, его можно смело совершать!

– О, не за этим ли ты звал меня сегодня, друг мой? Действие сиё, да будет тебе известно, как раз таки напрямую относится к одному из названных тобой элементов – уму – и показывает, как неспокоен он у совершающего его.

– Ох, истинно говорят, – подытожила Дарима после паузы, – все влюблённые – как дети малые.

– Ладно, оставим эти цветики в покое, – буркнул Гелугвий. – Не буду я их трогать, разумеется. И так неприятно было, что три десятка их угробил из-за собственной глупости. Я, конечно, не за тем тебя звал, чтобы рассказывать о подобных наполеоновских планах. Я понимаю – теоретически – что надо делать. Это идти туда и признаться во всём. Как ты и говоришь – поступать согласно велению сердца. Но я не умею! И, кроме того, сомневаюсь!

– О, непостижимые двуногие существа! В чём же ещё тут можно сомневаться, ведь сердце одно умеет распознать настоящее чувство? – удивилась Дарима.

– А у меня сердце научного типа, – пошутил Гелугвий. – Ну там, мышца Перикопа с проходящей сквозь неё кривой Эзнера… – учёный отвлечённо улыбнулся. – Дарима, я хочу последний эксперимент провести, прежде чем решусь навестить Наланду. Самый последний. И если я найду ответ – тогда уж точно пойду в город.

– Ты расскажешь мне про него?