Моя сумма рерум

Дятел умел знатно грузануть. Задумавшись о его словах, я даже отвлекся от своих переживаний.

И тут вдруг решетка внизу звякнула и на крышу с топотом вылетел Трифонов, чуть ли не нос к носу столкнувшись с близняшками. Аня сделала шаг к нему, но что-то в нем заставило её отступить обратно. Следом с пакетом в руках появился Смурф и махнул в нашу сторону.

Трифонов подлетел и сразу же сгрёб Зою в охапку.

Она жалобно застонала то ли от своего состояния, то ли от того, что он так крепко сжал.

— Ой, ну сейчас будет что-то, — проговорил Дятел умиленно и тихонько отошел.

Какое-то время Тифон продолжал держать её, просто повторяя:

— Зоя, Зоя.

Потом, пощупав холодные пальцы, собрался снять и свою куртку, но она умоляюще пролепетала:

— Тиф, миленький, ты очень тёплый. Давай ещё так посидим. От тебя пахнет домом.

Я видел, как он поморщился, но всё равно не переставая её обнимать, поднялся, подхватил её под ноги, и осторожно, точно она стеклянная, понес к бочке.

— Тащите лежак сюда, — крикнул он нам.

Я схватил лежак и отнес. Тифон сел и посадил её к себе на колени, держа, как ребенка. В оранжевом свете огня было особенно заметно, какое бледное у неё лицо. Волосы превратились в нечесаную гриву. Глаза закатились.

— Эй, — Тифон легонько потряс, — Зой, ты чего?

— Её периодически вырубает, — пояснил я.

Близняшки пристально наблюдали издали, Смурф взял свою канистру с бензином и исчез в чердачном домике, даже у Дятла хватило понимания не подходить, но я никак не мог заставить себя отойти от них.

— Зой, ты слышишь меня? Зой? — он похлопал её по щеке.

С лёгким стоном она открыла мутные глаза.

— Тифчик, я знала, что ты меня спасешь. Ты же всегда меня спасаешь.

Её губы еле шевелились, и слова выходили очень тихими.

Он выдохнул с облегчением.

— Давай, её в комнату перенесем, — предложил я. — Там тепло.

— Нет, нужно увозить быстрее. Вызови скорую.

Его лицо от жара бочки пылало.

Мне нужно было уйти. Бежать. Найти наши телефоны. Но я не сдвинулся с места.

— Как ты себя чувствуешь?

Тифон потрогал Зое щёку, лоб, затем прикоснулся к нему губами. От этого движения она неловко запрокинула голову назад, волосы рассыпались, доставая кончиками до черного покрытия крыши, и их губы оказались на одном уровне.

Мне показалось, что она сделала это нарочно, но в такой ситуации вообще сложно сказать что-то наверняка.

И всё же, что произойдет дальше, я сообразил сразу, вариантов тут быть не могло, поэтому быстро отвернулся и медленно пошел к чердачному домику.

Зачем мне это видеть? Все детали головоломки сложились.

Но потом не выдержал и всё же оглянулся, чтобы убедиться, что не ошибся в своих ожиданиях. И не ошибся.

Вместе с успокаивающим потрескиванием в бочке послышался хриплый, немного срывающийся голос Трифонова:

— Зой, я тебя очень люблю. Очень сильно. Пока искал тебя, чуть не умер. Прости, пожалуйста. Я такой козел. За всё-всё прости, и что так подумал про тебя, и что такое говорил, и за матрас… Это самый жуткий треш, который когда-либо происходил со мной. Может, даже хуже маньяка, ведь я столько всего успел себе навоображать, ты не представляешь. Я тебя больше никогда в жизни никуда одну не отпущу.

— Приятно, что ты так говоришь, — Зоин голос прозвучал уже громче и осмысленней, — но когда целовал, было приятнее.

И всё, и больше ни слова. Я подошел к самому краю перилл и глянул вниз. Нужно было идти за телефоном, но со мной происходило нечто странное.

Такое чувство бывает при расставании. Когда уезжаешь очень надолго или может быть навсегда. Хочется ещё и ещё оттянуть момент отъезда, но осознание его неизбежности убивает.

Я отлично понимал, что больше у меня не может быть никаких надежд на её счёт. Я прощался с Зоей навсегда, пытаясь оставить её возле этой пылающей бочки, пытаясь убедить себя, что я рад за Тифона и вообще за них. Потому что они оба классные и заслуживали друг друга. Я был рад, очень рад. Но мне было тошно.

Откуда-то сильно потянуло бензином. Я огляделся, пытаясь отыскать источник запаха, и в ту же минуту, близняшки в один голос громко завизжали.

========== Глава 39 ==========

Из двери чердачного домика несмело вырывались языки пламени. Огонь мгновенно пробежал по узким дорожкам и лужицам, разлитым перед входом и весело заплясал оранжево-голубыми всполохами. Одна из таких горящих дорожек оказалась в опасной близости от Ярова.

Я бросился к нему, схватил под мышки, оттащил в сторону и закричал «Пожар». Но все уже и так видели.

Дружно начали затаптывать струйки, но, похоже, Смурф вылил всю канистру с бензином, поэтому огонь был упрямый и, чуть приостанавливаясь, вспыхивал вновь.

Тифон принялся сбивать пламя курткой. Огоньки тухли на время, а затем вспыхивали вновь. Огонь уверенно двигался в сторону бочки и кучи накиданных возле неё досок.

Снег был ещё слишком нежный, и мгновенно таял в ладонях.

Сильнее всего горела лестница внутри домика. Оттуда шёл уже приличный жар. Смурф облил всю крышу по прямой от ограждения до чердачной лестницы. Мы не заметили, когда он это сделал. Всем было не до него. Да и представить, что подобное вообще может кому-то прийти в голову, не мог никто.

— Зачем он это сделал? Мы же слушались его и всё выполняли, — взволнованно сокрушался Дятел, когда мы прекратили тщетные попытки нагрести хоть немного снега.

— Затем, что мы бы обязательно сдали его в полицию, ведь у него целый пакет наркоты, и он убил человека.

Как только стало ясно, что потушить пожар своими силами никак не получится, началась суматоха. Полностью очнувшийся Яров закричал, что у нас нет телефонов, чтобы вызвать пожарных, Трифонов бросился к краю крыши и стал свистеть куда-то вниз. Я сначала подумал, что он пытается разбудить сторожей, но оказалось, что там внизу его поджидал Лёха. «Пожарных вызывай!» — проорал ему Тифон раз пять. Но тут обнаружилось, что Дятел забрал наши телефоны, и они с Яровым на пару принялись названивать 101. Зоя безжалостно лупила себя по щекам, пытаясь проснуться, близняшки громко затараторили нечто, напоминающее молитву и заклинание одновременно. Трифонов бегал по периметру крыши, прикидывая, возможно ли спуститься на балконы. Я же застыл, как истукан. Смотрел на огонь и отказывался верить в происходящее. Всё ждал, что ещё немного и всё разрешится как-нибудь само собой. Ведь не могли же мы взять и просто сгореть. Так не бывает. Кто угодно, только не мы!

Дым из чердачного домика валил неслабый. Огонь добрался до досок и, подогреваемый жаром бочки, разгорелся ещё одним серьёзным очагом.

После вызова пожарных, на какое-то время все немного успокоились. Самое главное сделали, оставалось только ждать. Прибились к одному из дальних бортиков и в нервном ужасе наблюдали, как ширится охваченная пламенем площадь.

Трифонов надел на лицо лихорадочно трясущейся Зои свою бандану, и, крепко прижимая к себе, только и твердил «не бойся, не бойся». Яров же замотался шарфом, присел на корточки и, хотя он почти ничего не говорил, в его обычно невозмутимом взгляде читался неподдельный испуг. Но страшнее всего было видеть красные отблески в широко распахнутых детских глазах Дятла. Как я мог разрешить ему идти со мной? Зачем взял в Башню? Почему не прогнал?

А когда я велел ему тоже сделать защитную повязку из шарфа, он обхватил меня за локоть и прижался к плечу, словно маленький.

Я никогда в жизни не видел настоящий пожар. Только костер, когда он был завораживающий, магнетически притягательный, добрый. Этот же огонь рычал, ревел и гудел. Горячие волны, шедшие от него, тревожно окатывали.

Внутри домика стало что-то рушиться, и Яна вдруг захныкала:

— Я хочу домой. К маме.

Это прозвучало так надрывно, так беспомощно, что я уверен, каждый из нас в этот момент почувствовал то же самое.

— Прекрати ныть, слабачка. Огонь — это очищение и перерождение. Ты умрешь, чтобы возвратиться снова, — со злым нервом одернула её сестра.