Новая эпоха

— И тратят свои скудные случайные заработки на этих гречанок, а не на жриц Астарты, — добавил Велтур.

— То-то в храме Астарты и бесятся! — хохотнул Серёга.

— Ага, на самые святые устои ведь нечестивцы покусились — на священные и неприкосновенные денежные доходы храма, — хмыкнул я.

— Это всё понятно, — кивнул босс, — А вот какой для секты смысл в человеческих жертвоприношениях?

— Они убирают опасных свидетелей, — пояснил Васкес, — Не всякий из любителей попробовать сразу нескольких красоток настолько предан культу Диониса, чтобы "понять правильно" участие в оргиях собственной сестры, невесты или жены. Вот на таких как раз у них и гневается Дионис как на заслуживших кару отступников.

— Финикийская молодёжь, значит, уже тоже втянута?

— Не вся, конечно, но не так уж и мало. Красивые сектантки дефилируют по улицам и по рыночной площади весьма фривольно одетыми, ведут себя развязно, а тем, кто демонстрирует желание познакомиться с ними поближе, намекают, что они не из таких, но во славу Диониса на его празднествах — это уже совсем другое дело.

— Нашу турдетанскую молодёжь так завлекать ещё не пробовали?

— Эту попытку я пресёк. Агентура предупредила своевременно, и когда две из них заявились в нашу часть города, их уже ждала шайка хулиганов, а городской стражи поблизости не оказалось, — ухмыльнулся мент, — После того, как хулиганы затащили их в ближайший подвал и вволю поразвлеклись с ними, не спрашивая их согласия, разыскать насильников по неясным и путаным описаниям пострадавших так и не удалось, и теперь вербовщицы из секты обходят турдетанскую часть Оссонобы стороной.

— Надолго ли?

— Агентура доносит, что о новых попытках поговаривают, но пока не решаются. Будем надеяться, что теперь уже и не успеют решиться…

— Из-за этих кампанцев проблем не будет?

— Гая Атиния нужно будет, конечно, известить загодя, чтобы к моменту жалоб со стороны кампанцев, если они последуют, он уже знал обо всём от нас, — подчеркнул я, — Но в любом случае сам он вмешиваться в наши дела не станет, а при сомнениях запросит об указаниях сенат, а там, скорее всего, тоже не будут пороть горячку и оставят это дело на усмотрение новых магистратов.

— То есть до весны, — уточнил босс.

— А весной им будет уже не до того, — напомнила Юлька, — Уже в самом Риме начнётся ажиотаж и паника из-за вскрывшихся собственных Вакханалий, а когда они разберутся со своими сектантами, то большинство следов будет вести в Кампанию, так что репутация кампанцев будет сильно подорвана. Поэтому и разбор нашего дела будет представляться римским сенаторам в выгодном для нас свете. Скорее всего, пресечение деятельности секты сенат одобрит, а новый претор Дальней Испании получит указание разыскивать и искоренять эту заразу и в своей провинции.

— Мы ему в этом ещё и поможем, — кивнул Хренио.

— Ага, по-добрососедски, — добавил я, — Друзьям и соседям надо помогать. Кто это будет на следующий год, кстати?

— Гай Кальпурний Пизон, — напомнила историчка, затем покосилась на Аглею и подмигнула, — Ну, по всей видимости, если боги не передумают, хи-хи! Род плебейский, но с Катоном он не в ладах — тот, вроде бы, даже какую-то речь против "нашего" Пизона в сенате толкал, и это делает его благожелательным к недругам Катона.

— А значит, и к сципионовским друзьям и клиентам, — добавил Фабриций, — Где они только, те Сципионы? Один только Назика и остался…

Этот знатнейший патрицианский род и в самом деле переживал сейчас далеко не лучшие для него времена. И хотя босс несколько сгущал краски — живы ещё оба брата, и Публий Африканский, и Луций Азиатский, но влияние у них уже не то. Триумф Луция за победу над Антиохом при Магнезии стал их последним торжеством, после которого начались их злоключения. Плебейские трибуны по наущению Катона подвергли Луция судебному преследованию по обвинению в утаивании и присвоении части полученной от Антиоха контрибуции, а Публий Африканский, заступаясь за брата, своим высокомерием больше подкузьмил ему, чем помог, да и себе тоже дальнейшую жизнь здорово осложнил. Бывает такое с великими — утрачивают от своей славы нюх, перестают держать нос по ветру, и их чересчур заносит на очередном вираже. Занесло и победителя Ганнибала. Ему ещё и прежней-то его выходки не забыли, когда он хоть и по государственной надобности, но совершенно противозаконно открыл казначейство, заявив выпавшему в осадок сенату, что он это сделает, поскольку только благодаря ему двери казначейства и стали запирать — типа, раньше в этом смысла не было, пока он ту казну своей добычей и контрибуцией с побеждённого Карфагена не наполнил. И хотя по сути-то он был прав, разве делается так в республиканском государстве, хронически бздящем чрезмерного усиления, да и просто популярности того или иного из великих? Да будь ты хоть трижды велик — скромнее надо себя вести при таких раскладах. А он тут — ага, нашёл время — снова норов свой показал. От Луция потребовали предъявить сенату счётную расходно-приходную книгу, и Публий вообще попёр в дурь — попросил брата принести эту книгу, и когда тот принёс, забрал её у него и демонстративно изорвал в клочья. Рвал и гневно вопрошал сенаторов, на каком это таком основании от них, принёсших Риму пятнадцать тысяч талантов серебра, требуют отчёта о каких-то жалких пяти сотнях. Это оказалось уже чересчур даже для его заслуг — сенат усмотрел в этой новой выходке уже явное неуважение, что сделало неизбежныи и проигрыш Сципионами судебного процесса.

Происходили все эти римские страсти-мордасти как раз во время этого нашего плавания в Америку, и в ожидавшем меня дома письме от моего римского патрона Гнея Марция Септима сообщалось, что Луций Сципион едва избежал ареста и присуждён к штрафу, в несколько раз превышающему всё имущество их семейства, а Публий теперь ездит по Этрурии, собирая у тамошних клиентов деньги на означенный штраф. Сам мой патрон сетовал, что проигрыш Сципионов ударил и по всему их окружению, включая и его самого. Он таки побывал плебейским эдилом в прошлом году и немало при этом по его меркам поиздержался, а тут ещё и эта беда с лидерами их группировки тоже его дел ну никак не улучшила. На претуру теперь даже баллотироваться смысла нет, так что весь его "cursus honorum" на эдильстве и закончился, и в "новые люди" ему теперь не выбиться, но даже если бы и оставались у него шансы избраться — не по кошельку ему теперь и сама предвыборная кампания. А дешёвая африканская сельхозпродукция, которая несколько лет на нужды армии казной закупалась, теперь, после окончания Сирийской войны, уже на городские торги идёт и немилосердно сбивает цены на местную. Летом же, как только миновала опасность обвинений, обрушившихся целиком на Луция Сципиона, вернулся и въехал в Рим с триумфом и его преемник, проконсул Гней Манлий Вульсон, и его войско привезло столько богатейшей и изысканнейшей добычи из Греции, что в моду начали стремительно входить греческие предметы роскоши, и не владеющему ими, мягко говоря, теперь сложно рассчитывать на уважение людей своего круга. В общем, прямо патрон о помощи меня не просил, но эдакий тонкий намёк на её крайнюю желательность между его строк угадывался легко, и когда Велия отдавала мне его распечатанное письмо, то заодно отчиталась и об отправке Септиму от моего имени и как бы по моему поручению кроме обычных для таких случаев подарков ещё и полутора тысяч денариев, что я однозначно одобрил. Нас эти несчастные полторы тысячи не только не разоряли, но и практически не стесняли, зато для небогатого римского всадника как свидетельство нашего клиентского почтения выглядели более, чем солидно — всё-таки добрая четверть таланта. В Риме такие вещи понимаются и ценятся по достоинству.

На нашей поддержке в Риме эти беды Сципионов, конечно, тоже сказывались, но не столь уж катастрофично. На плаву и при должном почёте оставался их двоюродный брат Сципион Назика. С избранием в цензоры у него дело не выгорело и, как мы знаем уже заранее по Титу Ливию, со второй попытки успех ему тоже не светит, но солидным и уважаемым сенатором-консуляром он был и остаётся, и даже зловредный Катон в своё цензорство, то бишь на самом пике своего могущества, исключив Луция Азиатского из сословия всадников, ничего не сможет поделать с Назикой. И как бывший претор Дальней Испании, он тоже наш патрон и основной защитник наших интересов в сципионовской группировке, главой которой и станет впоследствии. Там же и Луций Эмилий Павел, тоже бывший претор Дальней Испании и тоже наш хороший знакомый, с консульством пока обламываемый и в консуляры поэтому ещё не выбившийся, но придёт ещё и его время. И на тех же самых основаниях бывшего наместничества есть у нас патроны-защитники и в иных лагерях. Марк Фульвий Нобилиор, например — уж всяко не друг Сципионам, а в год своего консульства даже явно враждовал с ними, хоть и не вошёл при этом в группировку Катона. Тоже теперь солидный и влиятельный сенатор-консуляр, как и Назика, и тоже для нас в известном смысле свой. И даже чмурло это, Публий Юний Брут которое, в бытность свою в год консульства Катона плебейским трибуном как-то раз своё трибунское вето на отмену Оппиева закона наложить пытавшееся, но визга римских матрон перебздевшее и вето своё взад забравшее, с тех самых пор катоновское, но у нас и оно тоже прикормлено. Консульства означенному Бруту не светит, но и через это чмурло на катоновских людей посолиднее его при необходимости выйти можно, так что и там на крайняк какая-никакая зацепка имеется. Гай Атиний нынешний — бесперспективен, потому как трупом по весне под Гастой заделается, но помочь ему там один хрен надо будет. Тут сразу три фактора роль играют. Во-первых, он из этих "вышедщших родом из народа", и хотя мои прежние предположения о его принадлежности к катоновской группировке не подтвердились, он для них всё-же не чужой, и у них факт оказанной ему помощи тоже зачтётся. Во-вторых, он дружен с Семпрониями Лонгами, а те — друзья Сципионов, так что и по этой линии нам это тоже зачтётся. А в-третьих, не столько ведь ему мы будем помогать, сколько Риму в целом, и особенно это оценит сменщик Атиния — упомянутый Юлькой Гай Кальпурний Пизон, с которым нам и в дальнейшем ещё предстоит плотно и плодотворно — для нас, по крайней мере — посотрудничать. Собственно, потому-то мы и спланировали свой вояж в Америку именно на этот год, что потом пару-тройку лет нам уж точно не до того будет…