Новая эпоха

— И чем это, по-твоему, кончится?

— Да ничем хорошим, если говорить о реальной истории. Где-то с третьего века нашей эры Вест-Индия будет заселяться араваками-земледельцами — ещё не теми таино, которых Колумб застанет, а первой волны, которых тоже до хренища по сравнению с нынешними островными сибонеями. Думаю, что где-то за столетие они доберутся и до Кубы, а к этому времени как раз и спрос на табак с кокой упадёт из-за христианизации Гребипта. В общем, и колония будет в глубокой жопе оттого, что никому больше на хрен не нужна, и грандиозное нашествие дикарей, для которых каждая бусинка и каждый медный гвоздик — сокровище. Всех финикийцев араваки на ноль помножат или какая-то часть отступит с сибонеями в леса и смешается с ними — это хрен их знает, но колонии, судя по полному отсутствию следов, наступит полный звиздец.

— Ну так теперь-то ведь, небось, уже иначе всё будет?

— Ясный хрен! Вторжение ещё доземледельческой волны то ли тоже араваков, то ли ещё каких-то там других на Малые Антилы мы уже прогребали — в смысле, они уже там. Возможно, прогрёбём из-за слабого пока контроля и их вторжение оттуда на Гаити, но с Гаити на Кубу — хрен им вместо мяса. Зря мы, что ли, свою колонию там наметили на месте Гуантанамо?

— Города или американской базы?

— Базы, конечно. С волноломом, естественно, придётся прогребаться побольше, чем в лагуне Сантьяго-де-Куба…

— Да, в Гуантанамо вход в лагуну гораздо шире, но зато и порт получается огроменный, на вырост.

— Этим и руководствовались при окончательном выборе. И порт большой, и для рыбалки акватории остаётся достаточно, и для местной солеварни, и речушек в неё с гор стекает до хрена — не будет проблем с водоснабжением. Ну, ещё мы исходили из того, что там и удобных для сельского хозяйства земель рядом больше.

— Там, где в реале сахарные плантации будут? Ну, точнее, теперь уже не будут или будут, но не сахарные или не только сахарные…

— Ага, они самые — не сыпьте сахрен на хрен. Будет, конечно, и он, но не только и не столько. И табак с кокой — там ведь горы рядом, и повыше, чем на западе острова. И кукуруза, само собой, и прочая жратва — город кормить легче будет. Ну и заодно к проливу между Кубой и Гаити база нашего колониального флота будет ближе — полный контроль над ним получаем. Если сунутся дикари с Гаити, так их авангард может ещё и успеет на Кубу десантироваться, но подмоги ему не видать — перетопим на хрен в проливе…

На самом деле всё это, конечно, только наши наполеоновские планы на светлое будущее — кто скоммуниздил мою треуголку и барабан из-под ноги, млять? Нет там пока ни порта, ни города, а есть только ещё более занюханная дыра, чем Эдем тот глинобитный финикийский на другом конце острова. Посёлок сельско-рыбацкий человек на тридцать, даже на деревню полноценную не тянущий, да форт деревянный — нечто среднее между мелкомасштабной копией традиционных испано-иберийских городишек и нашим лагерем в Дахау. И всё вместе это гордо и помпезно именуется городом Тарквинеей — по словам нашего главного моремана Акобала, наше счастье, что никто из Тарквиниев ещё не видел этого горе-города, названного их родовым именем, иначе — ну, наши боссы и наниматели, конечно, люди вменяемые, уравновешенные и адекватные, и дайте боги такое начальство каждому, но до такой степени испытывать их чувство юмора дружески не рекомендуется. Колонии ведь — год только с небольшим. Прошлым летом Акобал помимо двух судов того типа, на которых мы с Васькиным и Велтуром Вест-Индию посетили, прихватил ещё два новых двухмачтовика нашей разработки по мотивам римских корбит — точно такие же у нас теперь и на Азоры плавают. На них он и доставил на Кубу двадцать пять колонистов и грузы для них — сперва в финикийский Эдем для найма местных переводчиков, хорошо владеющих языком кубинских гойкомитичей, а затем, выгрузив товары и дав людям передохнуть после трансатлантического плавания, уже с пятью эдемцами-переводчиками перебросил их самих и их "приданое" к лагуне Гуантанамо.

Понятно, что такими силами смешно и думать о строительстве нормального поселения, но главная задача этой первой партии была другая — установить нормальные отношения и начать торговлю с местным племенем, а в идеале — и союз с ним заключить. Дело это было нелёгкое, поскольку вдали от своего города и владений своих туземных друзей-соседей эдемские финикийцы не очень-то церемонились и случая наловить рабов не упускали, так что на высадку трёх десятков относительно светлокожих чужаков с "больших крылатых каноэ" основная масса чингачгуков реагировала весьма нервно, и лишь луки в их руках удержали дикарей от немедленной атаки. Не особо-то их смягчило и начало торговли — колонистам позволили поначалу разбить лишь палаточный лагерь на берегу и недвусмысленно намекнули на недопустимость их длительного присутствия. И финикийцы-переводчики весьма настойчиво советовали этих намёков не игнорировать — чревато. Несколько дней потерпят, давая шанс одуматься, а потом начнутся неприятности. Зато выяснились и причины — за год до того эдемские ловцы рабов захватили и увезли двух парней и девку. Этим и воспользовался Акобал, поговорив с вождём и пообещав ему связаться с эдемцами и вернуть его людей, если они всё ещё живы. Вернуть ему, впрочем, удалось только одного парня, но тут его вины не было — второй уже успел скопытиться от какой-то хвори, а девка, купленная хозяином-холостяком, была давно уже не девка, а баба на сносях, но наш мореман, мигом сориентировавшись, тут же купил трёх девок-рабынь посмазливее этой, привёз в лагерь и торжественно подарил одну вождю, вторую — отцу похищенной, третью — её оставшемуся без невесты жениху. После того, как к живым подаркам добавились и металлические в виде стальных ножей и топориков и бронзовых зеркалец, колокольчиков, рыболовных крючков и трезубцев, отцу умершего в рабстве парня добавили стальной наконечник копья, а вождю сверх всего этого подарили ещё и фалькату, тот милостиво признал в колонистах другое племя, не эдемское, к которому у его племени никаких претензий нет. После этого вопрос об основании уже постоянного поселения решился легко, а что перед этим страху натерпелись, так оно и к лучшему — знают теперь, каково обижать соседей-гойкомитичей.

А хитрец Акобал ведь и ещё один финт ушами провернул — мы лежмя лежали со смеху, когда он нам рассказал. Выкупая в Эдеме того парня и решая вопрос на предмет компенсации за тех, кого выкупить уже нельзя, мореман заодно договорился и с ловцами рабов о небольшом спектакле, который и был разыгран в лучшем виде дней через пять после его возвращения в лагуну Гуантанамо. Картина маслом — испанцы честно торгуют с чингачгуками, и тут из-за мыса — ага, выплывают расписные Стеньки Разина челны. Ну, в смысле — появляются и нагло дефилируют три небольших эдемских гаулы. Красножопые хватаются за копья и высыпают на берег галдящей возмущённой толпой, финикийцы пускают несколько стрел им под ноги, чем основательно охлаждают их воинственный пыл, и тут испанцы присоединяются к туземцам и пускают несколько ответных стрел в борта финикийских гаул. Затем Акобал на одном из своих судов плывёт к ним, имитирует бурные и выразительные благодаря жестикуляции переговоры, эдемцы уплывают восвояси, а он, вернувшись на берег, уверенным тоном объявляет, что больше они не появятся и безобразничать здесь не будут — племя отныне и впредь под защитой испанцев. Еще бы ему не быть в этом уверенным, когда обо всём этом в Эдеме заранее со всеми договорился, гы-гы!

Этим летом он доставил туда пополнение и застал поселение как раз в том состоянии, которое нам и описал. В этом смысле судьба нашей первой вест-индской колонии сложилась куда удачнее, чем колумбовской на Эспаньоле, которую гаитянские таино вырезали и спалили дотла — было за что. Наши уже знали, что так дела не делаются, и вели себя прилично. Без потерь, правда, всё-таки не обошлось. Одного убил в пьяной драке нажравшийся в хлам чингачгук — ага, большой привет вест-индскому "морскому винограду", который на самом деле ни разу не виноград, но нам от этого не легче, потому как и он для виноделия тоже вполне пригоден. Млять, ведь инструктировали же всех, что нельзя давать красножопым бухло! Не то, чтобы кубинские сибонеи совсем уж не знали алкоголя — собирают сладкие ягоды, надкалывают их, дают забродить, лопают и балдеют, но терпения накопить их до хрена им не хватает, так что балдеют понемногу и до невменяемого состояния не нажираются. А тут — концентрат, можно сказать, да ещё и в непривычно крупной дозе, и результат — вот он, свежий труп. Точнее — два, потому как и дикаря, конечно, сразу же уложили на месте, и потом была разборка с вождём, в ходе которой постановили, что хотя виноват не столько сам туземец, сколько вселившийся в него злой дух, позволять означенному духу и дальше буянить руками означенного туземца было, конечно, нельзя. В общем, как могли, так и угомонили, вместе с носителем — уж больно зловредным дух оказался, выселяться не хотел. Теперь все знают, что этот злой дух вселяется в того, кто выпьет слишком много веселящего напитка испанцев, и много его теперь пить не будут. Шаман покамлал и на собрании племени объявил, что выпивать столько, сколько помещается в пригоршне, можно, но больше — уже нельзя, табу.