Новая эпоха

— Твой патрон накорябал так до хренища букв? — прикололся Володя при виде того, как я погрузился в чтение.

— Букв-то может и не слишком до хрена, но попробуй их разбери! — хмыкнул я. Это в нашем современном правописании принято оставлять пробелы между отдельными словами, а этим античным греко-римским писарчукам то ли религия нормально писать не позволяет, то ли они место на писчем материале таким манером экономят. От этого даже их печатные тексты на каменных стелах читаются не без труда, а уж письменные — тем более. Хоть и писал мой патрон, надо думать, не сам, а рабу-писарю наверняка диктовал, и почерк-то совсем не такой корявый, как у меня, но один хрен попробуй такое прочитать!

"… Но кто же, ты спросишь, эти спасители Рима, донёсшие новому консулу Спурию Постумию Альбину о происходящем? Встань на ноги покрепче или сядь поудобнее, Максим, дабы не упасть, когда я поведаю тебе об этом. Хотя, ты ведь наверняка будешь смеяться, как смеялся бы, наверное, на твоём месте и я сам, не живи я в Риме и не будь коренным природным римлянином. Что ж, посмейся, испанец, это твоё право. Итак, наше общество и государство спасены — кем бы ты думал? Неким Публием Эбутием, беспутным и легкомысленным сыном рано погибшего отца-всадника, и его любовницей Гиспалой Феценией, вольноотпущенницей, зарабатывавшей на жизнь весьма постыдным ремеслом. Вот каковы теперь герои Рима! И думаю, теперь ты уже не удивишься тому, какова присуждённая им награда. То, что обоим выплачены из казны по сто тысяч ассов, вполне справедливо, учитывая оказанную ими государству услугу — ведь счёт осуждённых по этому делу идёт на тысячи, так что угроза была немалой, но не это главное. Этот Публий Эбутий решением комиций освобождён от воинской службы — представь себе только, римский народ официально признал тем самым воинскую службу тяготой, а освобождение гражданина от неё — достойной наградой! Гиспала же освобождена от патронской власти бывшего господина и вольна теперь полностью распоряжаться собой и имуществом. Более того — видел бы ты, Максим, как посмеивался в кулак мой коллега и сосед по скамье на заседании, когда мы постановляли присудить ей и право считаться добропорядочной невестой, законный брак с которой не принесёт бесчестья и не нанесёт ущерба для репутации её будущего мужа! Многие из нас не прочь порой поразвлечься на стороне, и по словам моего коллеги- соседа, добрая четверть Сената либо переспала с означенной Гиспалой лично, либо слыхала от друзей, какова она на ночном ложе, и после этого квиритам предлагается считать её порядочной женщиной! Лучше бы им обоим заплатили вдвое больше из казны, которая от этого не оскудела бы, чем так открыто насмехаться над здравым смыслом, и я легко представляю себе твой смех, испанец, когда ты читаешь эти строки…"

Тут мой патрон несколько ошибался, поскольку ржал я по этому поводу, да и не один только я, не сейчас, а гораздо раньше — ещё в прошлом году в Оссонобе мы от души посмеялись всей нашей компанией, когда Юлька зачитывала нам соответствующий этому казусу отрывок из Тита Ливия. Впрочем, так ли уж сильно этот античный римский маразм отличается от нашего современного, когда "честь и достоинство" не только защищают, но и восстанавливают решением суда? Видимо, юристы всегда и всюду — особая порода со своей особой формой разума, гы-гы! Римлянам же тут уже не смеяться, а горько плакать впору. Великий, могучий и славный Рим, героически спасённый от деструктивной секты изнеженным уклонистом от армии и профессиональной шлюхой — это же нарочно такое хрен придумаешь!

— Какие-нибудь важные для нас подробности есть? — поинтересовался Васькин, который тоже профессионал, но по другой, хвала богам, части.

— Да нет, там новый городской претор ещё продолжает следствие, суды и казни, и пока известно только то, что мы уже знаем и так, — мелкие личные подробности типа участия самого Гнея Марция Септима в домашнем суде над вовлечённой в секту дальней родственницей, приговорённой отцом к удушению и тут же удушенной по его приказу домашними рабами, к числу важных для нас в Испании уж точно не относились, — Ну и, само собой, как мы и знали, сюда направлен новым претором Гай Кальпурний Пизон.

— И об этом Я узнаю только ОДНОВРЕМЕННО с вами? — неприятно поразился римский квестор, прекрасно расслышавший имя, хоть мы и говорили по-русски, — Меня только сейчас уведомляют об этом официально! — он как раз читал сенатское послание, адресованное, впрочем, не ему, а покойному Гаю Атинию, сведения о смерти которого Рима на тот момент ещё не достигли, — Вам сообщают, кстати, о Вакханалиях в Риме? Сенат предписывает пропретору, а значит — теперь уже и мне, начать розыск сектантов, если таковые в Дальней Испании окажутся, не дожидаясь прибытия Гая Кальпурния с новым квестором, а я даже не представляю себе, как мне к этому подступиться.

— Мы предвидели возможность такого оборота дела, и именно поэтому я здесь, — успокоил его Хренио уже на латыни, — Мы всегда готовы помочь друзьям и союзникам в затруднительном положении, и у меня как раз есть кое-кто в Бетике, кто сможет нам в этом неплохо посодействовать…

— И тоже блудница, как и в Риме? — ухмыльнулся римлянин, имея в виду якобы "сбежавшую" из-под следствия в Оссонобе кампанку Елену Неаполитанскую, на самом деле завербованную нашим ментом в агентуру как раз для накрытия сектантов в Бетике. Я ведь рассказывал уже, как у нас с ней дело обстояло?

— Каков характер самой секты, таковы и наши осведомители в ней, — подтвердил Васкес, — И вряд ли наша окажется хуже той, что помогла следствию в Риме.

— От меня тут ещё требуется искать и ловить сектантов, сбежавших из Италии…

— Это как раз проще всего. Бери под надзор всех италийцев, прибывающих как раз сейчас, пока навигация ещё нестабильна, — подсказал Хренио, — Те из них, кого жители портовых городов южного побережья опознают как регулярно торгующих с ними купцов и их людей, тебе не нужны, а вот новые, которых не опознает никто из местных — весьма вероятно, что это как раз те, кого тебе приказано найти и арестовать.

— Ты предлагаешь немедленно взять их и допросить?

— Ни в коем случае, почтеннейший! — мент аж поморщился от его тупизма, — У тебя же нет никаких доказательств, а разве они глупцы, чтобы признаваться без явных улик? Такие попались ещё на выезде из Рима в первую же ночь после объявления указа — хватило же ума выезжать из города в спешке со всеми громоздкими пожитками! Те, кто был поумнее, наверняка выезжали среди бела дня и спокойно, прихватив с собой только компактные ценности и бросив остальное, и таких наверняка было немало.

— Верно, многих из вызванных потом глашатаями в суд не оказалось в городе, — подтвердил римлянин, — Но как мне тогда выявить их, не имея свидетелей?

— Я же говорю, установи за вновь прибывшими тайное наблюдение.

— И кому я его поручу? Переодетым в местную одежду легионерам?

— Только не легионерам! Их строевая выправка выдаст их за добрую милю! Я бы задействовал легковооружённых, не воюющих плотным строем. Лучше всего даже не италийцев, а местных испанских ауксилариев, владеющих латынью или греческим.

— Это можно сделать, — согласился римлянин, — Но лучше всего всё-таки было бы иметь хоть какие-то улики.

— Пусть твои соглядатаи обратят особое внимание на перстни и подобные им прочие украшения. У этих адептов Вакха приняты перстни с изображением виноградной грозди — вот такие, например, — Васькин показал ему один из серебряных перстней, снятых с дионисанутых греков, репрессированных нами в Оссонобе.

— Взять его! — скомандовал квестор, когда один из присутствовавших при нашем разговоре римских военных трибунов при виде "вещдока" спрятал за спину собственные руки, — Так, один — есть! — его скрутили и обнаружили на пальце точно такой же перстень. Трибун сбледнул и этим выдал себя окончательно, хотя при правильном поведении имел бы хорошие шансы отбрехаться — мало ли, что он мог купить, выменять, выиграть в кости или хотя бы попросту отобрать у кого-нибудь из местных? Но — не додумался он до этого сразу же, а ведь военный человек в римской армии всецело во власти начальства и всей полнотой гражданских прав на службе не обладает, так что сильного подозрения для его ареста и следствия над ним вполне достаточно. Арестованного увели, и не приходилось сомневаться, что уж военных-то сектантов из него теперь выколотят если даже и не всех, то многих. Ну, разве только кто из них дезертирует, но легко ли РИМСКОМУ дезертиру затеряться в не романизированной ещё Испании?