Страница 6 из 7
Ф. Хоффман, один из разработчиков концепции «гибридных» войн, акцентирует свое внимание на следующем: «Война есть не только военные действия, проведение сражений. Необходимо принимать во внимание и учитывать социально-культурные, техноэкономические и геополитические измерения войны. Война является развивающейся реальностью, и наше понимание и лексикон также должны развиваться, чтобы быть в состоянии ухватить данную эволюцию – новые условия для своего описания и решений требуют новых типов оружия для максимально эффективного реагирования и новых творческих методов и концепций» [Hoffman, 2009, p. 34–39].
В связи с этим приведем несколько устоявшихся определений «гибридной» войны в среде российских и зарубежных ученых.
Для осмысления понятия «гибридный» нам стоит обратиться к семантическим корням латинского hibrida, означающего помесь. Понятие «гибрид» пришло из биологии, где означало животное или растение, полученное в результате скрещивания генетически различающихся особей [Гибрид, с. 351]. В других науках означает объект, полученный сочетанием разнородных частей. В основе данного понятия заключена одна из определяющих констант современного развития – конвергентность.
Сам термин «гибридная» война начали употреблять относительно недавно, в начале XXI века. Одним из первых его озвучил подполковник Корпуса морской пехоты США в запасе Ф. Хоффман, ссылаясь на выступление генерала Дж. Н. Мэттиса в сентябре 2005 года на Конференции по обороне, проводимой Институтом ВМС США и Ассоциацией Корпуса морской пехоты [Mattis, Hoffman, p. 18–19]. Хоффман полагает, что гибридная война – это сочетание межгосударственного конфликта с фанатичностью партизанской войны. Автор подчеркивает, что понятие гибридной войны нельзя сузить до рамок конфликта между государствами или другими вооруженными группами. Такой тип войны означает использование гибридных форм конфликта, которые могут включать в себя как обычные боевые действия, так и террористические акты, криминальное насилие и партизанские тактики [см.: Murphy].
В своей статье «Теория и практика ведения “гибридных” войн» полковник С. Клименко говорит, что «по оценке специалистов НАТО, “гибридные операции” представляют собой согласованные по целям, задачам, месту и времени мероприятия и акции, направленные на оказание требуемого воздействия на страну, осуществляемые без прямого и явного использования силовых структур» [Клименко, с. 109–112]. Другими словами, цель такой войны – силовое перераспределение ролевых функций субъектов социума в пользу сильного, способного сформировать собственную модель послевоенного управления социумом. Гибридная война ведется за право выбора вектора дальнейшего развития социума и отличается скрытым, неявным характером протекания конфликта.
Ф. Хоффман в определении гибридной войны, говорит о том, что «гибридные войны включают целый ряд разных режимов ведения войны, в том числе конвенциональные возможности, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты, в том числе неизбирательное насилие и принуждение, а также криминальные беспорядки, которые, как правило, оперативно и тактически управляются и координируются в рамках основного пространства боестолкновений для достижения синергетического эффекта в физическом и психологическом измерениях конфликта» [Hoffman, 2007, p. 53].
Позицию Ф. Хоффмана развивает Р. Гленн тем, что конфликт XXI века уже давно выделен в отдельный тип, который можно было бы назвать «гибридной» войной [Gle
Более осторожно к определению подходит В. Герасимов: «содержание “гибридных” войн заключается в достижении политических целей с минимальным вооруженным воздействием на противника. Преимущественно за счет подрыва его военного и экономического потенциала, информационно-психологического давления, активной поддержки внутренней оппозиции, партизанских и диверсионных методов. В качестве главного средства используются “цветные революции”, которые, по мнению инициирующих их сторон, должны привести к ненасильственной смене власти в стане оппонента. По сути любая “цветная революция” – это государственный переворот, организованный извне. А в основе лежат информационные технологии, предусматривающие манипуляцию протестным потенциалом населения в сочетании с другими невоенными средствами.
Важное значение при этом приобретает массированное, целенаправленное воздействие на сознание граждан государств – объектов агрессии посредством глобальной сети Интернет. Информационные ресурсы стали одним из самых эффективных видов оружия. Широкое их использование позволяет в считанные дни раскачать ситуацию в стране изнутри.
Все это дополняется военными мерами скрытого характера, в том числе помощью экстремистским и террористическим организациям. К открытому применению силы переходят только в крайнем случае, как правило, под видом миротворческой деятельности и кризисного урегулирования. Таким образом, непрямые и асимметричные действия и способы ведения гибридных войн позволяют лишить противоборствующую сторону фактического суверенитета без захвата территории государства» [Герасимов].
Более общее определение «гибридной войны» предложено Лондонским международным институтом стратегических исследований: «Использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических преимуществ, используемых в дипломатических действиях; масштабные и стремительные информационные, электронные и кибероперации; прикрытие и сокрытие военных и разведывательных действий в сочетании с экономическим давлением» [Heisbourg, p. 5–6].
Доктор политических наук И. Н. Панарин предлагает свое определение: «Гибридная война – это совокупность методов военно-силового, политико-дипломатического, финансово-экономического, информационно-психологического и информационно-технического давления, а также технологий цветных революций, терроризма и экстремизма, мероприятий спецслужб, формирований сил специального назначения, сил специальных операций и структур публичной дипломатии, осуществляемых по единому плану органами управления государства, военно-политического блока или ТНК» [Панарин, 2017, с. 20–22].
Несмотря на различные трактовки понятия «гибридной» войны, все теоретики базируются прежде всего на признании особой значимости процесса конвергенции классических конвенциональных и невоенных методов реализации современных военных операций.
Таким образом, мы видим, что война практически всегда, с глубокой древности и вплоть до наших дней, носила гибридный характер. Военные действия сопровождались невоенными операциями. При этом мы также можем констатировать, что само явление войны претерпело значительные трансформации в процессе исторического развития. Проведя периодизацию гибридных войн, рассмотрев динамику их информационной составляющей, мы пришли к формулировке основного вектора развития данного феномена. Если на первом этапе невоенные действия носили прежде всего незначительный, вспомогательный характер, то уже во втором – невоенное воздействие на противника уравновешивает непосредственно военные действия, приобретает долгосрочное стратегическое значение. В XXI веке, на третьем этапе, который переживает фазу активного развития в данный исторический период (учитывая последние военные операции в Ираке, Сирии, на Украине), мы можем констатировать, что традиционные военные действия уже являются вспомогательными относительно методов невоенного воздействия. Сегодня сложно определить с военной точки зрения необходимость и результативность ракетных ударов западного блока по САР, провокации на Украине, операций в Ираке, Ливии, бомбардировок Югославии. Все противостояние сместилось в невоенную часть, в задачу влияния на умы, разрушение и конструирование новых человеческих обществ, создание новых немыслящих, бездуховных, роботизированных, «гибридных людей будущего».