Страница 20 из 95
Пэйн начал сомневаться, умно ли поступил, затеяв это упражнение.
- Мы же собирались целоваться, - напомнил он.
- Я уже перехожу к этому, - голос Минервы выдал легкое волнение. Она подвинулась ближе, став коленями между его разведенными в стороны бедрами, наклонилась и легко коснулась губами губ Колина.
Острое удовольствие пронзило его до самых костей. Но так как мисс Хайвуд опять отстранилась, он снова произнес нарочито бесстрастно:
- Вы можете и лучше.
Она приняла вызов и снова поцеловала его, на этот раз решительнее, пустив в ход, хоть и ненадолго, проворный и любопытный язычок:
- Так лучше?
- Лучше.
Даже слишком хорошо.
- М-м-м! Здесь я чувствую вкус алкоголя. - Минерва обвела языком нижнюю губу Колина. - Но здесь, - она наклонила голову и прижалась к его горлу губами, - вы пахнете специями. Гвоздикой.
Проклятье! Он широко распахнул глаза, глядя в темноту, пока мисс Хайвуд, изучая, снова и снова прикасалась к его шее легкими поцелуями, прослеживая ее изгиб. Пройдя путь до середины, Минерва провела губами по адамову яблоку. Дыхание перехватило. Не в силах дольше выносить это, Пэйн напомнил:
- Вы все еще не поцеловали меня как следует. Вы боитесь?
Она вскинула голову:
- Нет.
- А я полагаю, боитесь.
"Думаю, мне и самому чуть-чуть страшно", - подумал Колин.
И у него были для этого основания. Минерва вдруг отыскала его рот своим, прижалась к нему раскрытыми губами и замерла. Женское и мужское дыхание смешалось. Пэйн ощущал тепло мягких, сладких губ, и дикое, почти звериное желание терзало его, рвалось наружу, борясь со сковывающей цепью джентльменской сдержанности. Он понимал, что проиграет эту схватку, если Минерва не продолжит, наконец, действовать.
Это было больше, чем раскопки. Она просто вывернула его наизнанку, пробудив низменные, отчаянные желания, захороненные в самой глубине его души, пока он не почувствовал себя не просто открытым перед ней, но буквально раздетым догола, беззащитным, замерзшим и дрожащим в темноте.
"Поцелуй меня! - молил Пэйн про себя и напрягал колено, упирающееся в ее бедро, чтобы лучше донести свой посыл. - Поцелуй меня сейчас же, или я не ручаюсь за последствия".
Наконец-то! Пальцы Минервы запутались в его волосах, привлекая ближе. Она провела зубами по краю его нижней губы, а затем скользнула языком в рот Колина: сперва неглубоко, лишь поддразнивая, во второй раз немного глубже, затем еще глубже и еще, мучительно медленно увеличивая степень проникновения.
Минерва легонько вздохнула прямо в губы Пэйну. Этот слабый звук отозвался в нем вспышкой, поджигающей, словно запал, каждое нервное окончание.
Ее пальцы выскользнули из его волос, и Колин на мгновение испугался, что это все может закончиться.
"Не останавливайся! Боже, только не останавливайся!" - мысленно твердил он ей.
Но тут она уперлась ладонями в стену пещеры по обе стороны от его плеч, прижав к каменной поверхности и упершись в его грудь своей грудью - такой округлой и мягкой, увенчанной восхитительно твердыми пиками озябших сосков. Притиснув его к стене, Минерва воспользовалась этим, чтобы углубить поцелуй.
И внезапно Пэйн утратил над собой контроль.
Он потянулся к ней, обхватил ее бедра и крепко прижал к себе, пока она терзала его рот с дерзким, невинным самозабвением. От ее поцелуя ожило всё тело. И не только тело, но и где-то в области сердца тоже что-то шевельнулось.
Иисус! Иисус Христос и Мария Магдалина! Далила, Иезавель, Саломея, Юдифь, Ева! И все до одной были источниками неприятностей. Надо бы еще добавить в этот список Минерву Хайвуд.
Такая женщина, как она, может его погубить. Если он не погубит ее первым.
- Как мне вас называть? - горячо выдохнула она ему в ухо. - Когда... Когда мы занимаемся этим, как мне вас называть?
Он обеими руками вцепился в ее платье чуть ниже поясницы:
- Вы должны называть меня по имени. Колин.
Сперва она прошептала неуверенно:
- Колин. - А затем повторила с чувством: - О Колин! - и, целуя, прижалась раскрытыми губами к его виску.
Боже! Повтори она хоть сотню раз, ему не надоест это слушать.
Целуя, он прижимал ее к себе, согревая их обоих. Его руки блуждали по ее спине. Но, несколько раз пройдясь ладонями вверх-вниз, он не удержался и отважился спуститься ниже. Ведь Минерва задолжала ему право исследовать ее.
Так же, как она сейчас изучала его, он должен познать ее, проникнуть в ее мягкое, потайное местечко.
Виконт провел ладонью вдоль ее бедра, обхватил ягодицу, сжал на мгновение, а затем медленно заскользил по изгибу ее бедра выше, к впадине талии, потом по бесконечной цепочке ребер - Пэйн готов был поклясться, что насчитал их тридцать четыре или около того - и наконец коснулся мягкой округлости ее груди.
- Колин! - ахнула Минерва, и он понял, что зашел слишком далеко.
- Мин, я... - он прижался лбом к ее лбу, не зная, как извиниться, ведь он не сожалел о том, что произошло сейчас между ними. Ни на йоту.
Она отстранилась и удивленно уставилась на него:
- Я вас вижу!
Она произнесла это с таким благоговением, что на миг Колину подумалось, что их поцелуй исцелил ее дальнозоркость. Это и вправду было бы чудом, однако он был склонен в него поверить, ведь ему казалось, что этот поцелуй изменил и его самого.
- Здесь появился свет. Теперь мне вас видно. - Минерва отодвинулась и потянулась за очками.
И тут до Пэйна дошло, что она имела в виду. Ее силуэт больше не загораживал обзор, и виконт наконец тоже заметил, что начался отлив. Море отступило настолько, что обнажилась верхняя часть подводного входа, и в это отверстие, словно нить золотого шелка в ушко иглы, проник режущий глаза солнечный луч.
Колин недовольно охнул и загородил глаза ладонью.
Теперь, как следует оглядев внутренность пещеры, он понял, что черный, "бесконечный" подводный туннель, в котором, как виконту почудилось, он чуть не погиб, оказался в длину не больше трех футов (20).
Боже милосердный! Пэйн закатил глаза, удивляясь тому, как нелепо себя вел. Не удивительно, что Минерва засомневалась в его отваге.
- Скоро мы сможем покинуть пещеру, - обратилась она к нему, уже поднявшись на ноги и хлопоча. Вытянув губы трубочкой и задув свечу, она добавила: - Это даже хорошо, что мы подождали отлив - теперь не придется заворачивать в клеенку мои заметки и другие бумаги, чтобы они не промокли.