Страница 3 из 4
– А Пушкин где?
– Но, папа, у меня его и не было.
– "Не было", – проворчал старик. – Ты пишешь книги на русском языке и у тебя в доме нет Пушкина. Внуча, ты знаешь кто такой Пушкин?
Девочка отрицательно покачала головой.
– Папа, зачем еврейской девочке, живущей в Израиле, знать о проблемах русского аристократа прошлого века? – возмутилась Мила.
– И это говоришь ты, моя дочь?! – рассвирепел Леонид. – Причем тут русский аристократ? А что их должно интересовать, эти СУки и Талмуд?!
Тут он обратился к Ольге:
– Мила мне сказала, что вы приехали с сыном. Сколько сыну лет? Вы не боитесь, что с ним произойдет то же, что и с моими внуками?
– Сыну скоро тринадцать. А за его культурное образование я не боюсь. Социум постоянно пытается навязать свое мировоззрение, свою историю, своих героев. Сейчас такое время: рушатся империи, создаются новые государства, происходит массовое переселение народов, смешение языков и культур. Хорошо бы, чтобы сын абсорбировался в новой среде. Иначе ему будет очень тяжело.
Глава 2. Жилье с видом на интифаду
Муж Ольги Сергей, коренной житель Питера, ни за что не соглашался покидать родной город, утверждая, что готов умереть от голода, но в своем Ленинграде. После долгих уговоров он, скрепя сердце, дал разрешение на выезд из России своему единственному сыну Илье, плоду долгой и страстной любви теперь уже бывших супругов. Мальчику к тому времени исполнилось двенадцать лет.
Расставание с отцом, друзьями и школой было очень тяжелым. Илья был типичным еврейским мальчиком: ходил в музыкальную школу по классу скрипки, посещал шахматный и математический кружок, при этом находил время для игры в футбол с ребятами из своего двора. Учительницы химии, математики и русского языка души в нем не чаяли. Ребенок никак не хотел менять устоявшийся образ жизни, терять связь с родными и друзьями.
Однако менялась сама жизнь, менялись люди. Они стали более обозленными и грубыми. И когда двое пьяных быдловатого вида "русских патриотов" пристали к маме по поводу ее национальности, грубо обругали "вонючей жидовкой" и настоятельно посоветовали "убираться в свой поганый Израиль", Илья убедился, что мама приняла правильное решение.
Мила посоветовала Ольге снять квартиру в Неве-Яакове, где цены на жилье были вполне приемлемы. Район расположился между арабскими деревнями на многочисленных выжженных солнцем холмах, окруживших непризнанную большинством государств столицу Израиля. Ранее он был заселен в основном религиозными бухарскими евреями, усеявшими свое место обитания синагогами, в которых "кипа сруга"6 истово, особенно в праздники, молились еврейскому Богу. После крушения советской империи и последовавшего за ним развала социалистической экономики мощная волна репатриантов-евреев из бывшего Советского Союза затопила сионистское государство. Их селили везде, где только можно, не обошла эта участь и Неве-Яаков. Израильтяне-старожилы неохотно селились в месте, окруженном арабскими деревнями, однако советских евреев это не смущало. Усилиями вновь прибывших микрорайон постепенно превращался в русскоязычный анклав.
Ольга выбрала квартиру рядом с конечной автобусной остановкой. Расположение жилья казалось очень удобным: рядом находились магазин и школа, в доме было много русскоязычных жильцов.
Израильская двухкомнатная квартира казалась убогой даже в сравнении со скромной однокомнатной хрущевкой в Питере. Крохотные комнатки напоминали клетушки, окна пропускали мало света, а все полы были покрыты каменной плиткой. Позже разъяснили, что так сделано намеренно, чтобы снизить хоть на несколько градусов невыносимую летнюю жару, которая длилась по полгода.
Пока Ольга въезжала в квартиру, к ней подходили многочисленные соседи и с возгласами "Брухим Абаим!"7 приносили посуду, старую мебель и поношенную одежду. Новоприбывшую засыпали советами, как лучше и легче обустроиться на новом месте.
Ольга была тронута таким вниманием, однако со временем забота превратилась в постылую опеку и стала докучать. Коренная ленинградка не привыкла, когда заглядывают в ее холодильник, проверяя, насколько кошерна потребляемая пища, залезают в посудный ящик, чтобы (не дай бог!) молочная ложка не оказалась среди ножей и вилок, предназначенных для мяса. Призывы соседок сходить в микву8 для очищения после месячных, сделать "натилат ядаим"9 перед едой и прочие религиозные предписания были для Ольги непривычны и даже раздражали.
На исходе первой же ночи женщину разбудил крик какого-то сумасшедшего, оравшего в репродуктор что-то невразумительное. Ольга посмотрела на часы.
– Четыре утра. Какого черта нужно будить людей в такую рань? Неужели потоп или пожар? – Ольга вышла к окну, чтобы осмотреть прилегающую улицу. Никакого пожара не было, во многих домах уже горел свет.
Женщина попыталась заново уснуть, но безуспешно: надрывный крик безумца, казалось, вгрызался в самое нутро. От проклятых воплей нельзя был ни спрятаться, ни отгородиться.
Неприятности на этом не закончились: вечером того же дня на конечную остановку приехало два автобуса, набитых шумными юнцами. То были религиозные сионисты. Одетые в талес10, с кипами на головах, молодые парни кричали непонятное "Мавет ла аравим!"11 и швыряли камни в расположенные напротив Ольгиного жилья дома.
Вскоре в ответ полетели камни из района, атакованного ультраправой молодежью. Слава богу, стекло не разбилось, а лишь пошло небольшими трещинами. Чтобы не поранить лицо осколками, Ольга отошла вглубь комнаты.
Спустя полчаса приехала израильская полиция. Началось настоящее побоище: полицейские принялись хватать взбесившихся юнцов, скручивая им руки и волоча особо буйных в темные воронки с плотно зарешеченными окнами. Парни отчаянно отбивались от полицейских, продолжая кричать: "Мавет ла аравим!"
Сын Ольги, Илья, также наблюдал за происходящим. Он был в восторге, но мать велела сыну держаться от окон подальше, чтобы не получить ранения.
На следующее утро к Ольге спустился сосед, бухарский еврей Авшалом. У Авшалома было три маленькие девочки и жена Истат. Они не были религиозными, но свято чтили еврейские традиции. Сосед работал в банке и имел опрятный, интеллигентный вид. Вместе с семьей он репатриировался из узбекского Самарканда, прекрасно говорил по-русски, хотя и с азиатским акцентом, и часто сетовал, что Бог до сих пор не дал ему сына.
Авшалом объяснил причину столкновения между евреями и арабами. Оказывается, утром предыдущего дня арабские подростки забросали камнями еврейский детский садик, и один из камней разбил голову четырехлетней девочке. В ответ религиозные сионисты провели акцию протеста.
– Не волнуйтесь, – пытался Авшалом успокоить Ольгу. – Такое происходит нечасто.
– Ночью меня разбудили крики. Какой-то сумасшедший орал в рупор, разбудил, наверное, всю округу.
– Это муэдзин, арабский мулла, который призывает мусульман к утренней молитве. Тут неподалеку расположена их мечеть. – Авшалом указал на четыре башни, возвышавшиеся над арабскими домами. – Они специально периодически разворачивают один из своих рупоров в нашу сторону, чтобы не давать спать. Но завтра-послезавтра безобразие прекратится, ирия12 с ними разберется.
Авшалом пригласил Ольгу с сыном на предстоящий шаббат и уверил, что все будет хорошо.
– Окна съемного жилья выходят прямиком на арабскую деревню! – наконец дошло до Ольги. – Арабские дома враждебного к ним населения располагаются на противоположной стороне улицы.
6
Кипа струга (от иврит. "вязанная ермолка") – евреи, соблюдающие религиозные традиции, а также религиозные сионисты.
7
От иврит. "добро пожаловать".
8
Миква (от иврит. "скопление воды") – водный резервуар для омовения с целью очищения от ритуальной нечистоты.
9
Натилат ядаим (от иврит. "омовение рук") – ритуальное омовение рук перед принятием пищи.
10
Талес (от иврит. "накидка, плащ") – религиозное одеяние верующих евреев.
11
От иврит. "смерть арабам!".
12
Ирия – городской муниципалитет.