Страница 2 из 6
- Что же делать-то? - испугался старик.
- Беги выручай Ерёмку. Есть у тебя чёрный козёл - заколи его, а шкуру возьми с собой. Иди прямо на север, пока не дойдёшь до края земли. Там будет большой овраг без конца и края - прыгай туда. Только перед этим надень козлиную шкуру. Тогда черти примут тебя за своего. Как дойдёшь до ворот, остановит тебя стража нечистая, спросит три цифры заветные. Называй три шестёрки. А сейчас ложись спать - дорога будет длинная. Да и тебе, матушка, нужно отдохнуть.
- Да Бог с вами! - запричитала старуха. - Я и не засну!
Но как только они легли, заснули как убитые.
Утром чуть свет старик проснулся, побросал в сумку блины-пироги, что старуха ему на дорогу испекла, попрощался с женой и со странниками.
- Шкуру-то не забудь, - напомнили странники.
- Ах да, совсем запамятовал про шкуру. Благослови вас Бог, люди добрые! Кабы не вы, худо бы мне пришлось.
Заколол он козла, снял с него шкуру и, поцеловав на прощание старуху, отправился в путь. Странники проводили его до околицы, благословили гостеприимного старика и побрели в другую сторону.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Целый месяц бродил старик лесами, полями, непроходимыми болотами и оврагами. Питался лесной травой, спал на голой земле, подстелив под голову козлиную шкуру. Наконец, после долгих скитаний и лишений, увидал он овраг необъятный. Не было ему ни конца ни края. Глянул старик вниз - страшно ему стало. Овраг-то был бездонным. Упадёшь туда - целую вечность лететь будешь.
Да только не из тех был старик, кто сворачивает с пути. Кое-как натянул он на себя козлиную шкуру, перекрестился да и прыгнул вниз.
Недолго пришлось ему падать. Вскоре он землю почуял. Открыв очи, увидал старик ворота большие, чёрные-пречёрные, широкие-преширокие. А на воротах рога огромные. По обе стороны стоят чертенята, хвостиками виляют.
Завидев старика, они сделались серьёзными-пресерьёзными.
- Чего надобно, почтенный? - спрашивают они старика.
- Как чего? - удивился старик. - Не видите что ли, домой пришёл.
- Тогда извольте цифирьки назвать.
Тут вдруг старик с ужасом понял, что цифирьки-то он запамятовал. Думал он думал, вспоминал-вспоминал, да куда там! Они словно из головы вылетели. Помнится только, что три одинаковые были.
- Три единицы, что ли?
- Каких три единицы? - взревели стражники. - Ты что, совсем с дуба рухнул?
- Виноват, - попятился старик. - Ну, может три пятёрки?
Черти так сурово поглядели на него, что у старика поджилки затряслись.
- Ты говори да не заговаривайся! Ты что, цифирьки забыл?.. Али ты чужой, лихо пришёл сделать?
"Да нет, что вы, Бог с вами!" - хотел было сказать старик, да одумался: сказать сейчас про Бога - верная погибель.
- Ну что вы, что вы, братцы? Просто склероз замучил.
- Так вспоминай! Да смотри, ещё раз промахнёшься, в котле сварим!
Почуял старик, что дело жареным пахнет. Да отступать уже поздно. Мысленно помолился, так же мысленно перекрестился да и брякнул наугад - что в голову пришло:
- Три шестёрки.
Тотчас же ворота раскрылись.
Долго ли, коротко ли, шёл старик каменистой дорогой. Кругом деревца высохшие, земля обгорелая, а на ней - ни травинки. А небо-то чёрное-чёрное. Недаром место адом называется!
Вдруг перед стариком предстала очередь длинная-предлинная - нет ей ни конца ни края. А в самом хвосте глядь - бюрократ знакомый. Старик видал его лишь раз - когда пачпорт получал. А уж сколько издевательств тогда натерпелся - врагу не пожелаешь. Добро бы только он - вся деревня выла от причуд этого бюрократа окаянного. То в очереди подолгу стоять заставит, то перед самым носом у спешащего на перерыв уйдёт. И ведь как нарочно обедает подольше. А уж о том, что мзду брал, и говорить нечего.
Жаль стало старику несчастного - земляк всё-таки.
- Здорово, брат! Что с тобой сталось-то?
Удивился чиновник несказанно - ещё никто его братом не величал. Да и голос уж больно знакомый.
- Васильев, да никак ты?
- Я самый.
- Здорово, брат! Как ты сюда попал?
- Так и так - Ерёмку моего иду выручать. А ты-то как?
- Да вот, - вздохнул чиновник, - за грехи страдаю. Целый день стою в этой очереди за пачпортом. Да только получаю-то его в последний момент. А уж грубостей-то страсть сколько приходится выслушать. Да что делать - терплю. Без пачпорта здесь никуда - битым будешь.
- Что ж ты, неужто каждый день за пачпортом стоишь?
- Приходится... Слушай, Фома, будь другом, как воротишься на землю, скажи моим деткам, чтобы честных людей не обижали. А особливо чтобы к беднякам и сирым милостивы были. Иначе будет что и со мной.
- Будь покоен, брат, передам как есть.
Побрёл старик дальше, глядь - а перед ним лоток стоит, а за лотком - продавщица знакомая. Купит, бывало, добрый человек у неё что-то, она его мало того что обругает словесами бранными, да ещё как обсчитает иль обвесит. Ох и нездорово ей здесь, в аде, пришлось. Только разложила она зерно на продажу, как налетела ворон тьма-тьмущая да весь товар в одночасье и склевала. А продавщице ещё крыльями по морде надавали.