Алби

Волк переводил взгляд со штырька и его добычи на двуногого, что стоял, сжимая и разжимая кулаки. Волк видел уже таких, пахнущих остро и незнакомо, они несли смерть, плюясь огненными укусами или красным лучом, прорезавшим похожую на жёсткую чешую шерсть и доставляя невыносимые мучения. Волк вздыбил гребень на загривке. У этого двуногого руки пустые. Но он силён и опасен, он пахнет яростью, а не страхом. И волк принял единственно верное решение: сначала убить сильного, а потом, не торопясь, приняться за штырька и его добычу, молодую и сочную.

Рифус столкнулся взглядом с хищником, смотрящим на него в упор. Рифус мог поклясться, что он видел, как волк думает и взвешивает варианты. Оранжевые глаза светились нездешним разумом. «Что ж, Алби, боюсь, тут-то мы все и поляжем. Прости, если был с тобой груб. Надеюсь, твоя смерть будет быстрой».

Волк оскалил длинные, жуткие клыки и в полнейшей тишине, не нарушаемой даже стрекотом жуков, прыгнул на Гарта.

Штырёк, увидев, что волк наметил себе другую жертву, начал по-пластунски отползать, таща за волосы бесчувственную девушку. В горле у него булькало и клокотало, мозг по старой привычке пытался облечь мысли в слова, но разрушенное Внешним миром тело уже не подчинялось. Штырёк урчал и курлыкал, как вдруг его бульканье сменилось захлёбывающимся визгом. Увлечённый волочением своей жертвы, он забыл об осторожности, и тёмно-зелёный папоротник, так поразивший Алби в начале её знакомства с Внешним миром, облапил ногу незадачливого похитителя. Кожа начала шипеть и пузыриться, ярко-зелёный сок тёк по плоти, разъедая её до кости и обугливая, проникая внутрь до костного мозга. Штырёк забился от боли, выпустив Алби, и попытался вырваться из смертельных объятий папоротника, но тот протянул к нему второй лист и жадно присосался к левому боку. Штырёк булькнул в последний раз, а потом болевой шок сделал своё дело.

Двухсоткилогаммовая махина одним длинным прыжком достигла Гарта и сбила его с ног. Почти вплотную к лицу лязгнули острые, как бритва, клыки. «Глаза... глаза самое уязвимое место, эта тварь в своей шерсти как в броне...» Рифус ужом просочился под брюхом волка и вскочил на ноги. Хищник повернул голову и бросился вновь, роняя слюну. Снова ринуться на землю и перекатиться... тело, натренированное до автоматизма, само принимало решения. Никогда в жизни Рифус Гарт ещё не вертелся таким ужом на сковородке, выскальзывая из-под клацающей пасти, и всё же никак не мог подловить момент, когда зверю можно будет выдавить глаза. Волк был старым, матёрым, он играючи перекусывал варанов напополам, а штырькам отрывал головы одним движением. Этот двуногий вёрткий, как рыбёшка, но волк методично бросался вновь и вновь. Эти странные создания очень быстро выдыхаются, волк знал это, тем более, у двуногого не было его огненных пчёл. И волк замер от неожиданности, когда это несуразное существо вдруг запрыгнуло ему на спину, хватаясь за гребень, и с силой вонзило отросшие ногти волку в глаза. Волк взвыл, когда вместе с болью пришла тьма. Он мотал башкой, пытаясь скинуть проклятую тварь со своей спины, он начал кататься по земле, скуля от обжигающей боли, и почувствовал, как двуногий скатился с него и рванул прочь. Волк выл, выл, он страдал нестерпимо, он пытался встать и хотя бы носом найти этого двуногого, найти и загрызть на ощупь... а потом он почувствовал укус огненной пчелы, и дружным воем его приветствовали умершие собратья.

Рифус упал на колени, сжимая в левой руке пистолет. Выстрел пришёлся точно в лоб ослепшему волку. Сейчас эта махина неподвижно лежала рыжей кучей в двух шагах от него. «Голыми руками нейтрализовать рыжего волка, да ещё такого здоровенного... да, Рифус Гарт, большой в тебе потенциал... Алби!»

Он вскочил на ноги, вертя головой. Алби обнаружилась чуть поодаль, лежащая неподвижно, рядом с ней лежал так же без движения штырёк, до середины бёдер сожранный папоротником. Башка, поросшая редкими рыжими волосами, была запрокинута, и на лице штырька навек застыло выражение непередаваемой боли и страдания. «Поделом тебе, мразь. Мало я стрелял вас тут, выродков. Вы уже даже не люди, вы приматы, в вас не осталось ничего человеческого. Алби».

Он наклонился к девушке и с облегчением почувствовал еле заметное дыхание на своей щеке. Всё тело Алби покрывали глубокие царапины, несколько прядей волос были выдраны с корнем. «Животные... Твоё счастье, штырёк, что тебя приголубил папоротник. Иначе твоя смерть была такой же долгой и мучительной, я знаю толк в пытках. Ты бы находился в сознании все эти часы, уж поверь. Уж поверь...» Он осторожно пощупал у Алби пульс. Редкий, но ровный. Всеблагая Матерь Божья, дай ей силы выжить и не сойти с ума. Рифус не был верующим человеком, его работа ясно давала понять, что Господь не ступал на эту землю, и всё же сейчас Рифус Гарт шёпотом повторял молитвы своей матушки, которую уже и не помнил толком в лицо. «Только выживи, Алби. Только выживи. Что же ты так сглупила, девочка, что в тебе заиграло? Гордость? Обида? Ненависть? Да неважно. Только выживи, прошу тебя, не уходи. Не для этого я с голыми руками шёл против рыжего волка, чтобы ты умерла, не приходя в сознание...»

Он перенёс её в комнату и начал выкидывать из кейса запасы Селвина в поисках аптечки. Она обнаружилась на самом дне. «Как всегда. Почему я не удивлён». Рифус, как мог, обработал антисептиком все царапины Алби, да что там царапины, порезы в несколько сантиметров глубиной. «Ни хера себе когти у этой твари. Надеюсь, папоротник наелся до отвала. Будет время, схожу, полью его. Заслужил, куст безмозглый, чтоб тебе разрастись ввысь и вширь.»

Он достал из аптечки штуку, похожую на клеящий карандаш, и начал промазывать порезы Алби, проводя по каждому несколько раз. «А ведь до войны такие вещи зашивали нитками, господи ты боже мой, это же и представить трудно. Нитками! Ну и варвары тогда были. Так, вроде стягивается...» Он перевёл взгляд на проплешины у Алби на голове. Штырёк выдирал пряди с корнем. «Прости, Алби, тут уж ты сама. Отрастёт, это же волосы, не ноги. Да что ж тебя понесло в одиночку, что тебя так перемкнуло? Ладно...»

Он уложил Алби на матрас и закрыл глаза. Свои царапины от клыков этого монстра он успеет обработать. Слюна волка не ядовита, хоть где-то плюс. Рифус откинулся на матрас и тоскливо уставился в потолок. В первый раз после отстранения ему показалось, что всё это зря. Он только угробит ни в чём не повинную Алби, натерпевшуюся с ним на долгие годы вперёд, канцлер и слушать его не станет... Алби. Он повернул голову и посмотрел на всё так же лежащую без движения девушку. «Тебе-то за что, господи. Вот ведь под руку подвернулась. Кто ж знал... Ты, Алби, можешь думать обо мне, что хочешь. Ненавидеть, презирать... игнорировать... да что хочешь, думай. Тебе можно. Я, наверно, и впрямь был с тобой не очень-то ласков. Прости меня, Алби. Не заслужила ты этой участи: таскаться по Внешнему миру с дезертиром и ренегатом.»

Алби пришла в себя от боли во всём теле, с изумлением очнувшись на знакомом продавленном матрасе. Она с трудом подняла голову и столкнулась взглядом с Рифусом Гартом.

— Очнулась? Аллилуйя. Я уж думал, всё, каюк.

— Я... что... как...

— Т-с-с... Лежи, не дёргайся. Жива и слава богу.

— Рифус... что... волк...

— Я его убил. Не дёргайся. Я тебя малость подлатал, но резких движений не делай, клей может разойтись. Лежи тихо.

— Рифус...

— Лежи тихо. Волка я застрелил. Штырёк твой попал в лапы папоротника, того самого, помнишь. Папоротник его сожрал. Всё. Все умерли. Можешь спать спокойно.

— Почему ты... — из глаз Алби покатились слёзы, — почему ты...

— Ты мне нужна живой, Алби. Я тебе уже говорил. А теперь спи и восстанавливай силы. Мне тоже надо отдохнуть. Слишком большой кровью мне далось твоё спасение.