Алби

Рена в каком-то оцепенении подвинулась, и мужчина за руку втащил Алби в дом.

— Алби... Ты можешь мне сказать, что случилось? Почему ты вся в ссадинах?

— Я оступилась и скатилась с холма к бухте, — Алби отвечала всё так же тихо, — вот и исцарапалась вся об эти колючки.

Рена недоверчиво переводила взгляд с девушки на мужчину, пока тот не хмыкнул.

— Хоть аптечку принесите.

— А вас, молодой человек, я вообще не знаю и впервые вижу...

— Рена, — вдруг взвизгнула Алби так, что даже у Рифуса заложило уши, — ты можешь сделать то, что он говорит?!

Старая женщина изумлённо посмотрела на неё.

— Алби...

Рифусу всё это надоело, он оттёр Рену плечом, прошёл внутрь и через несколько секунд вернулся с небольшой коробкой. Пожилая лаборантка даже возмущённо охнуть не успела.

— Иди сядь на стул. Волосы с лица убери. — Он достал антисептик. — Да у тебя не порезы, а ерунда. Руки вытяни. Ну вот. Остальное сама в душе обработаешь.

Алби молча кивала, а потом неожиданно произнесла:

— А твой порез? Он же гораздо глубже.

Рену охватили самые чудовищные подозрения, и когда хмурый человек со стеклянными глазами закатал рукав, она медленно села на стул. Рука мужчины была перевязана красным галстуком.

— Алби... Как это понимать? Ты...

— Госпожа Кинтер, — устало ответил за Алби «красногалстучник», — во многих знаниях многие печали. Нам надо пересидеть здесь одну ночь, не больше. Оставаться у вас дольше значит подвергнуть всех троих неоправданному риску. Я знаю, о чём говорю. Пожалуйста, дайте девушке что-нибудь поесть. Я не голоден.

Рена молча встала и, не глядя на Алби, шаркая и как-то даже слегка потеряв в росте, направилась к кухонному шкафу. Из неё будто откачали все силы.

— Алби... что ты будешь есть? — ровным голосом осведомилась она.

— Что-нибудь... съедобное.

— Есть жареная рыба.

— Это хорошо, — встал Рифус, закончив перевязывать свой порез. Крови, как заметила Алби, почти не было. — подогрейте ей хоть рыбу, хоть чёрта лысого, а ты, радость моя, вали в ванную. Аптечку захвати. Ты сейчас пыльнее всех архивов бригады.

Алби стояла под пьяняще-горячими струями и с наслаждением смывала с себя всю грязь, пыль и пот последних дней. И кровь. Ах, как она раньше не ценила эти маленькие радости... И она поест! Настоящую еду, а не эту тюремную болтанку. Боже, она самый счастливый человек на земле. Рифус был прав, говоря, что Алби и ей подобные не ценят жизнь. Она и не ценила, считая все блага цивилизации само собой разумеющимся делом. Глупая маленькая лаборантка. Тут её мысли перескочили на Рену. Старая женщина, ставшая для Алби практически второй матерью, испытала настоящий шок, когда увидела руку Гарта. Ах, Рена, Рена... Она, Алби, будет врать как сивый мерин, бедная старушка не заслуживает этой злой участи: знать всю правду. Про Кита, про профессора, про... про этот трижды проклятый проект, приведший к Алби Рифуса Гарта. Нет, она ничего Рене не скажет. А Рифус, кажется, если бы мог, вообще молчал бы всё это время.

Рена молча сидела, стараясь не смотреть на Гарта. Тот бросил на женщину скучающий взгляд.

— Можете обращаться ко мне «лейтенант». Имя моё вам знать незачем, а если всё пойдёт наперекосяк, вы и так его узнаете. Переночуем мы в вашем подвальчике, я там даже нашёл матрас. Я привык к разным условиям, в том числе и весьма спартанским, Алби, в принципе, уже тоже.

— Вы, молодой человек, не у себя дома и тем более не у себя в конторе. — поджала губы Рена Кинтер. — Ваш галстук на меня не производит ни малейшего впечатления. Спите хоть на голом полу, а Алби я положу на втором этаже.

— Она будет спать со мной, и это не обсуждается, — отчеканил Гарт, — мы вас не побеспокоим.

— Ах вот оно что, — тихо произнесла Рена и прикрыла глаза, — вот оно что...

— Вода стихла. Положите Алби рыбу и не мучайте расспросами. Ей сейчас не до вашего любопытства.

Она уписывала уже третью рыбину, судорожно разделывая её непослушными пальцами, как Гарт, молча наблюдавший за её ужином, встал и бросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Пойду тоже освежусь. Госпожа Кинтер, когда Алби, наконец, наестся, отстригите ей волосы и покороче.

— Зачем? — Алби чуть костью не поперхнулась, изумлённо вытаращившись.

Рифус закатил глаза.

— Длинные волосы проще намотать на руку в случае чего. Этого мне не надо. Всё, ешь. Я скоро. И чтоб без глупостей.

Когда он закрыл за собой дверь в душевую, Рена медленно подошла к Алби и потрясённо прошептала:

— Как ты могла? Я спрашиваю тебя, как ты могла?! Чего тебе не хватало? Ты... ты связалась с «красногалстучником»?! Как ты... — женщина отвернулась. По её щекам текли слёзы. Алби только рот открывала, как рыба, не в силах переварить услышанное. Рена меж тем продолжала, не глядя на Алби и ломая сухие тонкие пальцы, покрытые старческими пятнами: — Как ты могла бросить Кита? Променять его на... на этого вот. Инквизитора. Особиста. Чего тебе, тестостерона захотелось? Самца побрутальнее? Знаешь, Алби, — тут Рена перешла почти на шёпот, — самое страшное, что может случиться с человеком, это предательство...

— Предательство?! — Алби крикнула так, что Рифус услышал несмотря на шум воды. — Да что ты знаешь о предательстве? Кит, говоришь? Кит предал меня, сдал проект «красногалстучникам», а меня засадил в клетку для собак! И глазом не моргнул! Я сидела в собачьем вольере на голом полу! Без... да вообще без условий! А профессор Вайльд при смерти, если уже не умер! И всё из-за твоего разлюбезного Кита, который решает свои проблемы при помощи «Красного отдела»! Ты ничего не знаешь о предательстве, Рена, и мне тебя даже жаль.

Рена вздрогнула как от пощёчины.

— Это твой... м-м-м... знакомый велел тебе сочинить эту мерзкую историю? Или ты сама её придумала? Я знаю и тебя, и Кита с детских лет, когда вы были во-от такими. Он любит тебя. Вы же собирались пожениться... Он не мог сделать того, что ты сейчас мне тут рассказываешь, я не верю тебе, слышишь! Если ты сама пала так низко, что сошлась с... то хотя бы Кита сюда не приплетай!

— Мне плевать на Кита Тригга, — злым шёпотом сообщила Алби, — он и так в лапах «Отдела». А ты, единственный человек, кому я доверяла, обвиняешь меня в том, что я якобы сошлась с «красногалстучником». Ты... — у девушки брызнули из глаз слёзы. Господи, вся её жизнь за последние дни — это слёзы, слёзы, слёзы; слёзы от боли, от страха, от отчаяния... от того, что тебе не верят даже самые близкие.

— Алби. Я не знаю, во что ты ввязалась и почему появилась в моём доме вся исцарапанная и с глазами-плошками, и не хочу это знать. Но я не слепая. Я вижу, как ты смотришь на него. Ловишь каждое слово, каждый жест, стоит ему шевельнуть бровью, и ты вся внимание. Не рассказывай мне сказки, девочка.

— Да чтоб я сдохла от такого прекраснодушия! — Алби вскочила на ноги, уже не в силах больше слушать это всё. — Ты в каком мире живёшь, Рена? В мире идеальных отношений, увлечённых исследований и всеобщей благости? К тебе никогда не тянул лапы «Красный отдел»! Тебя не швыряли в клетку, как шелудивую собаку! Ты всю жизнь смотришь на мир сквозь розовые очки! А у меня даже чёрных уже нету, одни осколки в глазах... — она уронила голову на руки и разрыдалась до икотки.

— Я же просил без глупостей, — Рифус вышел и внимательно посмотрел на обеих женщин, — ты бы ещё в рупор заорала. Почему до сих пор не подстрижена? Дайте ножницы, госпожа Кинтер, от вас проку как от козла молока.

Он отрезал длинные светлые пряди, оголив Алби шею и мочки ушей. Девушка почувствовала непривычный холод.

— Ну вот, так даже симпатично. Всё, отбой. Завтра трудный день, и послезавтра тоже, и вообще наше будущее туманно и неопределённо. Надо выспаться, пока есть возможность.

Он распахнул дверь в просторный подвал, где лежали какие-то старые книги, кисточки, статуэтки и прочие милые сердцу пожилых людей безделушки, напоминавшие о молодости. Алби вытерла руки салфеткой и молча спустилась. Рена сидела к ней спиной, прямая как струна.