Гробовщик

 - Погодь, - сказал Комар и достал из-за пазухи стопку бумажек. – Сейчас разведаем.

При ближайшем рассмотрении, бумажки оказались бумажными самолётиками. Комар взял один, разгладил крылья и запустил его в сторону берёзы.

 - Пять секунд – полёт нормальный, - прокомментировал Жора, когда самолетик ткнулся в землю у самого дерева.

- Повезло, что ветра нет, - сказал Комар.  И мне: - Видел, как летел? Вот так и иди.

Я сходил к берёзе и выломал себе новый щуп. Подумал, и выломал запасной. Поднял самолетик и запустил его обратно.

 - Соображаешь, - похвалил меня Жора, когда я вернулся, опираясь на одну ветку, как на длинный посох. – Направление во-о-он тот дом с синими ставнями. Двинули.

Через час мы стояли на центральной площади деревни у развалин сельсовета, а наш инвентарь пополнился еще одним артефактом – «Батарейкой». С виду она была точь-в-точь как пружинная рессора от трактора. Тёмно-синего, почти чёрного цвета, она попросту валялась у обочины дороги. Я бы прошёл и не заметил. Комар не прошёл. Правда, оказалась «Батарейка» пустой, то есть разряженной. Как сказал Комар, её бы в «Электру» хотя бы на пару часов, но, как на зло, ни одной в округе не было видно.

 «Батарейке» контейнер был не нужен, и её просто так засунули в мой рюкзак.

 - Пора закругляться, - сказал Жора, глядя в сереющее небо. – Ещё час, полтора и стемнеет.

Пока искали место для ночлега, я израсходовал еще один щуп и получил ушиб левого предплечья. «Карусель» на щуп не отреагировала, активировалась  чуть ли не под самыми ногами. Я отскочил, но трухлявой доской меня всё же приложило. Блин, больно.  Рука аж онемела.

На ужин расположились во дворе кирпичного дома с флюгером на крыше.

- На счёт костра ты не беспокойся, - поучал меня Комар, попивая из алюминиевой кружки свежезаваренный чай. – Зверь на огонь не пойдёт. Наоборот – пятым километром обогнёт. А людей тут кроме нас нету. Ближайшая тройка километрах в пяти в Новом Мире шарится должна.

 - Он мутантов боится, - хохотнул Жора. – Наслушался баек…

Было видно, что ему здорово не по себе, но он храбрился, пряча страх за бравадой.

 - Мутант – он такой же зверь, и тоже огня боится, - сказал Комар рассудительно. – Правда, смотря что ты за мутантов имеешь в виду. Ежели чудовищ, про которых любят некоторые бродяги языком трепать, то это мимо кассы. Будь тут столько всяких монстров, сколько их понавыдумывали, они бы за первую неделю все местное зверье выжрали бы, а за вторую – друг дружку. Или на людей стали бы охотиться, тут им и кирдык бы настал. Потому как против помповухи или, скажем, Токарева с удлиненным стволом, никакие клыки, или когти не играют. А Дятлов, если до того дойдет, нам и побольше калибр в аренду сдаст…

Нет, попадаются, конечно, такие тварюжки, что мама не горюй. Но про них тебе мало кто расскажет. Потому, как мало кто такие встречи пережить смог. Но это же всё таки Зона, а не лесополоса в пригороде...

 Заночевали здесь же, в доме. Входная железная дверь была заперта, так что внутрь забирались через разбитое окно. Ночью поднялся ветер, и флюгер на крыше начал немилосердно скрипеть. В ночной тишине этот скрип звучал так жутко, что никакая усталость не помогала нормально уснуть. Только канешь в сон, как протяжный скрежет вытаскивал тебя обратно в реальность.

Читайте продолжение: День второй или самый чёрный час...

День второй или самый чёрный час.

К утру ветер стих, но вымотались все так, что проснулись поздно. Пока встали, пока умылись водой из ржавой бочки под водостоком, пока позавтракали, солнце поднялось высоко. Собрались, но команда у нас уже была не та. Жору мутило – весь завтрак наружу. Комар при каждом шаге морщился – ожог разболелся. И у меня, хоть и не так левая рука беспокоила, а все равно, будто онемела. И слушалась плохо.

Вышли к небольшому озерцу, а там аномалий тьма тьмущая. Но и артефакты – вот они, прямо, как на ладони. Метрах в десяти ближайший. И «Колючка», и «Кусок мяса», и «Мамины бусы». А возле камыша, у самой воды «Болотный огонёк» светится. Манит к себе.

Как сказал Жора, нам хотя бы его одного заполучить, всем троим ходка зачтется. Только как же эту, сволоту, достать, если запустил Комар самолётик, так тот сначала загорелся, потом наизнанку его горящего вывернуло, а под конец – в клочки порвало. А это он всего-то метра три пролетел.

- «Жарка», за ней «Выверт», потом «Рубец», - определил Жора и скомандовал. – Пошли, поищем. Может, обход есть.

Куда там. Почти полностью озеро обошли – нет прохода. Было два выхода к самой воде, но Комар даже ступать на мокрый песок запретил. Мол, не дай Бог, «Электра» где примостилась. Даже пепла не останется. Вот так и кружили полдня, только время потеряли. Жору дважды тошнило, он все больше бледнел. Комар – хромал, да и у меня рука разболелась – спасу не было. Двинули к молочной ферме, и тут удача, наконец, нам улыбнулась. Наткнулись на россыпь небольших, с ладошку, треугольных камешков. Это был часто встречающийся в Зоне артефакт «Радуга». Цена ему была – копейка в базарный день. Но на нашем безрыбье… Взяли и их. Завернули в провощенную бумагу, положили мне в рюкзак. А потом, как отрезало. Аномалии, не так уж и часто, но встречались, а артефактов больше никто из нас не заметил.

К вечеру вышли на окраину Старой Рудни. Устали, как собаки. Выбрали сарай, крытый жестью, развели рядом костер, кое-как поужинали.

- Сегодня нужно дежурных выставить, - сказал Комар, закуривая. – Что-то предчувствие у меня нехорошее.

Жора посмотрел на него вопросительно, и он продолжил:

- Нашумели мы сегодня порядком. Эти аномалии, как колокольчики на донке. Чем чаще их касаешься, тем громче они звонят. А Зона шума не любит. И если вчера она к нам только присматривалась, сегодня может и в гости пожаловать. Жора, ты как? Дежурить сможешь?

- Нормально, - махнул наш старшой рукой. Хотя его вид говорил обратное: был он бледен и взгляд его временами будто стекленел, уперевшись в одну точку. – Самый черный час – мой.

- Самый черный – это первый час после полуночи, - пояснил мне Комар. – Значит, первым дежурю я, потом Жора, а под утро – ты.

Я кивнул, мол, понял.

– Выходим завтра после восьми, - сказал Жора. - Надо выспаться. А-то прошлой ночью флюгер этот всю душу вымотал.

Быстро темнело. Старший тройки вдруг встал, прошел несколько шагов до угла сарая и согнулся в поясе. Его стошнило.

- Плохо дело, - сказал мне Комар в полголоса. – Похоже, поймал наш Жора сотрясение мозгов. Причём немалое. У тебя с рукой как?

Я пожал плечами. Поднял и опустил левую руку. Мол, работает.

- Если что, будь готов, я тебя вместо него разбужу, - сказал Комар негромко и улыбнулся на мой кивок.

- И еще, - сказал Жора, возвращаясь к нам нетвёрдой походкой. - Еды только на утро осталось. Так что завтра – последний день поиска. Решающий. К вечеру ложимся на обратный курс. Нужно, кровь из носу, еще хоть пару артефактов раздобыть. Иначе не Ломоть, так майор Дятлов, нам вырванные годы устроит.

Зашли в сарай, полный сухого, хрусткого, пахнущего прелью и плесенью, сена и забрались на второй ярус по приставной лестнице.

Я так устал, что мгновенно погрузился в зыбкое забытье на грани яви и сна. Гудели натруженные ноги, болела рука. В голове неспешно прокручивались события сегодняшнего дня.

Мелькнул и погас сон, в котором я успел разглядеть, как над спящим Жорой склонилась неясная тень и от ее рта к уху старшого протянулась нить серебристой слюны…

Я проснулся от дикого вопля, который раздался совсем рядом. Загрохотали выстрелы. Я подскочил, вокруг темнота, заметался, проваливаясь в прелое сено, и тут же получил кулаком в ухо. В голове взорвался и опал фейерверк, и я пришёл в себя. Осмотрелся: рядом темная фигура Комара, шепотом матерясь, втаскивала лестницу наверх, а Жорин силуэт у слухового окошка замер, да что-то на улице высматривает. А оттуда снова как заорёт кто-то. Да громко так и жутко. У меня аж в глазах потемнело. И по ушам, как молотком с двух сторон. Больно же как! А старшой наш от окошка отпрянул, за уши схватился и завыл: