Цветок жасмина (сборник)

– Занимательная история, – помолчав, сказал Влад. – Настоящий приключенческий роман. Просто дух захватывает.

– Кто бы его еще написал!..

От близости Ясмин, от запаха ее духов, от жара ее тела, у него кружилась голова. Ему хотелось схватить ее в объятия, сжать изо всех сил и никогда не отпускать. Однако он старательно изображал сдержанного и воспитанного молодого человека – да и как иначе можно было вести себя с Ясмин?

– Я тут посмотрел, – после паузы, едва справившись со своими чувствами, заговорил он слегка небрежно, – у тебя в книжном шкафу всякие фолианты стоят раритетные. И язык вроде бы арабский.

– Персидский, – пояснила она. – Книги, в основном, на фарси. Азбука похожа, потому что была смоделирована на основе арабской.

– А ты что, знаешь персидский?

– В Иране вообще-то два языка. Я знаю фарси. Не в совершенстве, конечно. Однако говорить и читать могу. Да и чему удивляться – мой дед завкафедрой восточных языков, с детства меня обучал.

– Скажи что-нибудь по-персидски, – попросил он.

Она встала с дивана, прошлась по комнате, повернулась к нему и, глядя в глаза, произнесла несколько ритмичных фраз на незнакомом языке.

– Это стихотворение? Переведи, пожалуйста.

– Ни за что не переведу! – хихикнула она, и глаза ее озорно блеснули.

– Но почему? Так не честно. – Он поймал ее за руку, притянул к себе и усадил на колени. – Так-таки не переведешь? – произнес слегка осипшим голосом.

– Не-а… Ладно уж, это одно из рубайат Омара Хайяма. Очень хулиганское, между прочим, так что не проси перевести.

Она сидела у него на коленях и смотрела ему в лицо. Взгляд ее темных глаз – влажных глаз газели – казалось, через отверстия зрачков проник прямо ему в душу. Словно загипнотизированный змеей, он не мог ни пошевелиться, ни моргнуть. Странно, он совсем не ощущал веса ее тела на своих коленях. Голова у него тихонько закружилась, он почувствовал себя в безвоздушном пространстве, легким и невесомым. Ее прекрасные лучистые глаза вдруг расширились до размеров вселенной и поглотили его целиком. Ощущение было невероятным и сладостным.

Они долго и с наслаждением целовались, и Влад, у которого все еще кружилась голова, уже не отдавал себе отчета, где находится: на земле или на небе.

Вдруг Ясмин угрем вывернулась из его объятий: «Все, все, тебе пора! Скоро деде работы придет. Позже я вас представлю. Он – совершенно замечательный. И бабушка тоже». И хотя расстаться с Ясмин для него сейчас было смерти подобно, он повиновался беспрекословно. Сам не заметил, как очутился на улице, и потом даже не мог припомнить, каким образом оказался в своем районе возле своего дома – действовал, как автомат; все его мысли были заняты только ею.

Родители Ясмин жили за границей, отец служил в посольстве, и она общалась с ними по скайпу. Судя по всему, это ее не слишком напрягало – она была вещью в себе, совершенно самодостаточной личностью, которой уже не требовалась родительская опека. К тому же, дед и бабка, с которыми она теперь проживала, похоже, отличались весьма строгими нравами, так что родители могли быть вполне спокойны за свое подросшее чадо. Из разговоров, вернее, туманных намеков Ясмин вырисовывалась весьма интересная биография ее деда-профессора. Прямо она ничего не говорила, но некоторые ее, промелькнувшие вскользь, замечания относительно его работы переводчиком за границей, сопровождаемые слегка ироничной улыбкой, навели его на мысль, что тот служил в разведке. А может, это было лишь его фантазией, придававшей любимой девушке и всему ее семейству ореол таинственности.

Он всегда явственно ощущал между собой и Ясмин невидимую дистанцию, которую она, осознанно или же нет, установила, и это одновременно раздражало и притягивало его. И когда однажды она неожиданно пригласила его на семейный ужин, он по-настоящему растерялся и категорически отказался, испугавшись излишне светского приема, к которому не был готов. Воспитан он был просто, дома за обедом пользовались ложкой и вилкой, в праздники еще и ножом. Представив себе ужин в аристократическом доме (так он мысленно окрестил семью Ясмин), где вилок, ножей и тому подобных приборов может быть несколько, а он понятия не имеет, как со всем этим управляться, – он запаниковал. Но по зрелом размышлении передумал. Полазил по интернету, ознакомился с этикетом, изучил столовые приборы и даже немного потренировался на кухне, воображая подаваемые блюда. Таким образом, одним мерзким промозглым вечером он переступил порог дома Шахтатинских с шикарным букетом цветов, который преподнес бабушке Ясмин, а затем в тесном семейном кругу (присутствовали еще ее дядя с женой и, конечно, уникальный дед) отужинал с ними, изображая из себя привычного к подобным мероприятиям молодого человека. Манеры Влада оказались вполне камильфо, к тому же, сидевшая по левую руку от него Ясмин не сводила с него бдительного взгляда, готовая помочь в случае необходимости. Экзамен на знание светского этикета он выдержал если не на отлично, то на твердую четверку, и это возвысило его в собственных глазах.

После ужина мужчины удалились в библиотеку и закурили сигары. Влад от предложенной сигары отказался и достал сигареты. Курил он нечасто, скорее, изредка, чтобы поддержать компанию. Дед угостил гостей рюмкой португальского портвейна, похвалив год выпуска, потом немного поговорил с Владом. Как бы между прочим поинтересовался, где тот проживает, нравится ли ему учиться, каких предпочитает писателей, какие смотрит фильмы. И когда тот отвечал, согласно кивал головой, словно одобряя его вкус. Рассказал Влад и о том, как в прошлом году ездил со студенческим стройотрядом на Дальний Восток, а в этом собирается в Сибирь. Надо же заработать немного денег, чтобы не просить по мелочи у родителей. Этот рассказ почему-то особенно впечатлил деда Ясмин, и он ударился в воспоминания о своей поездке в дни молодости на Кунашир, тоже со студенческим отрядом. От природы Влад не был особенно стеснительным и, слушая его вполуха, одновременно размышлял, что на деда тот совсем не похож. Подтянутый, даже поджарый, с сединой на висках и четко вылепленными крупными чертами лица, он был весьма привлекателен внешне. Вот на кого, наверно, студентки вешаются, думал Влад. И глаза у него серые, не как у Ясмин. Вот только взгляд такой – брр! – как рентгеном насквозь просвечивает. Вроде бы улыбается, ведет легкую беседу – а глаза, глаза не улыбаются, изучают.

В библиотеку заглянула Ясмин и позвала Влада. Он извинился и с облегчением выскочил за дверь. Она увела его в свою комнату.

– Ну, у тебя дед… – он передернул плечами, пытаясь подобрать нужное определение, – серьезный, – нашел, наконец, более-менее подходящее слово.

– Он у нас физиогномист, – улыбнулась она. – По лицу может выведать всю подноготную человека.

– Так-таки всю!

– Всю – не всю, но многое. – И сочувственно поинтересовалась: – Как самочувствие? Не слишком тебя подморозили мои предки?

– Ничего, держусь. Оказывается, ты на свою бабушку очень похожа – такая же красивая.

– Что ты, она у нас просто красавица, а я – симпатичная.

– Скажешь тоже! – Не согласился Влад. – Ты тоже красивая. А сколько ей лет? Выглядит на тридцать пять. Это правда твоя родная бабка, или ты мне голову морочишь? Когда я ее увидел, решил, что это твоя мать.

– Да, правда, правда. Передам ей потом, какие ты вопросы задавал – она будет польщена и проникнется к тебе добрыми чувствами.

– Пока, значит, не прониклась?

– С чего бы?..

Так они пикировались некоторое время, а потом болтали еще бог весть о чем, перепрыгивая с темы на тему. Честно говоря, он сам не мог бы в точности припомнить, чего касался их разговор, да это было и неважно, – ведь слова всего лишь звучали, необязательные и легкие, и, рождаясь, тут уже улетали в пространство, бесследно в нем растворяясь. Настоящее общение происходило не словами, а на бессловесном, невербальном уровне, когда смысл фраз отходит на второй план, а на первый выступают выражение глаз, движения рук, поворот головы или взмах ресниц. Влюбленным не нужны слова.