Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 18



Он еще побродил по интернету, проверил записи на своих страничках от Вконтакте и до бесконечности, кому-то ответил, кому-то поставил лайк на выложенную фотку, в общем, маялся дурью. И хотя вроде был занят делом, стараясь отогнать прочь мысли о Ясмин, ничего не получалось, ибо эти самые мысли текли параллельно его активному присутствию в интернете. Тогда он сдался и позволил этим навязчивым мыслям полностью завладеть его сознанием. Интересно, думал он, почему, увидев впервые Ясмин, я сразу назвал ее пери? Ведь у меня осталось лишь какое-то отдаленное воспоминание об этих созданиях, которые встречаются в волшебных персидских сказках, или в стихах поэтов 19 века, которые постоянно сравнивают очаровательных женщин с прелестными пери. Он зашел в поисковик и набрал это слово. «Пери – прекрасные воздушные существа, питающиеся запахом цветов и витающие в высших слоях воздуха. Хотя они и принадлежат к «девсам», падшим духам, подчиненным Ариману, но, как уже исправившиеся, они могут приблизиться к раю и по совершенном очищении войти в него».

«Питающиеся запахом цветов… – Так я и думал, произнес он вслух. – Недаром вокруг нее всегда стоит облачко чудесного аромата…» И продолжил уже мысленно: кажется, я окончательно схожу с ума – но это приятно.

Через пару недель ему позвонил Борька и пригласил на день рождения. Суббота, как известно, самый приятный день для любого относительно нормального студента. Потому как предвкушение отдыха зачастую гораздо приятнее отдыха реального. Борис Авенберг, старый приятель Влада, с которым они вместе еще в детский сад ходили, в последние годы вдруг резко рванул вверх по социальной лестнице. Вернее, рванул его отец, каким-то хитрым образом возглавивший известный финансовый институт, занимавшийся инвестициями. Естественно, что обожавший своего отпрыска папочка, пристроил того в университет на международную торговлю, чем, впрочем, Авенберг-младший вовсе не кичился, потому что обладал на редкость уравновешенным характером и достаточно рациональным умом, позволявшим ему реально оценивать свои способности. Невысокий, кругленький и уже едва заметно начинавший лысеть, Борька умел быть душой компании, тем более что собирать эти самые компании и веселиться от души он любил. Когда его папочка вдруг вознесся на почти недосягаемые для среднего человека высоты, Борька почти не изменился, хотя иногда обожал повыпендриваться перед сокурсниками и старыми друзьями, о которых, впрочем, не забывал. В откровенных разговорах он признавался Владу, что человек он ведомый, и высовываться не любит, а просто хочет спокойно жить и пользоваться всеми доступными благами – в разумных пределах. Последнее он всегда подчеркивал особо, ибо эпатажные выходки сынков богатеньких родителей, считающих себя золотой молодежью, которой все дозволено, его раздражали. Все-таки он воспитывался в интеллигентной еврейской семье – отец был банковским служащим, мать преподавала в музыкальной школе – и совершенно справедливо считал подобные выходки вульгарным моветоном. Да и свою дальнейшую жизнь он представлял вполне ясно: родители подберут ему еврейскую девушку из хорошей семьи, на которой он женится, – и по возможности постарается быть счастливым. Только бы девушка попалась симпатичная! Вздыхал он. А пока надо окончить институт, или хотя бы четвертый курс.

– Борька, какого черта? – всегда возмущался Влад на эти его исповеди. – У тебя же нет никакой внутренней свободы. А если ты сам в кого-то влюбишься до умопомрачения?!

При этих его словах Борька впадал в глубокую задумчивость, видимо, представляя эту самую «умопомрачительную любовь», потом глубоко вздыхал, качал большой круглой головой и мудро замечал: «Это не для меня. Ну, нравятся мне девчонки разные. Представляю всякую там эротику с ними. Но вот влюбиться так, чтобы рассудок потерять… Нет, это не мое. Столько суеты, а я покой люблю. И чтобы все в моей жизни текло ровно да гладенько».

– Но у тебя хотя бы кто-нибудь был?

– Ну да, я с Ленкой дружил и еще с Надей Соловейчик.

– Дружил в смысле «дружил», или?

– Или? Нет, вот «или» не было. Они девушки порядочные, блюдут себя.

– Ты в каком веке живешь? – Изумлялся Влад. – Да сейчас все девчонки уже в пятнадцать лет вовсю трахаются.

– Ну, это ты хватил, – добродушно прервал его тогда Борька. – Да мне, если честно, этого особо и не надо. Потом столько всяких проблем возникает: то она в тебя влюбится, то забеременеет, то еще что придумает. Нет уж, спасибо вам! Лучше я подожду немного.



– Ну, ты гигант! – восхищался Влад. – Я так не могу. Все время в какие-нибудь любовные истории влипаю. И точно, потом девчонки обязательно начинают крутить, хитрить чтобы подвести к женитьбе, или деньги бессовестно тянут: купи то, купи это… – Он глубоко вздохнул. – И все же – «без женщин жить нельзя на свете, нет!..» Помнишь, как мы с тобой в восьмом классе в оперетту на «Сильву» ходили, просвещались?

– Еще бы не помнить! Я тогда впервые новый костюм надел, с иголочки, а его прямо возле театра чертов голубь обделал. Да еще как обделал, сволочь!

– Причем, голубь перед этим очень хорошо отобедал. У тебя было такое растерянное и несчастное лицо!

– А ты сразу потащил меня к автомату в магазине, купил бутылку воды и носовым платком оттирал все это безобразие. И ржал, как лошадь.

Оба невольно расхохотались, припомнив в деталях ту анекдотичную историю.

Когда он поинтересовался у Борьки, можно ли прийти с девушкой, тот легкомысленно ответствовал, что разрешает Владику притащить хоть сотню девушек, ибо выпивки и жратвы хватит на всех, ещё и останется. Сейчас квартира в его полном распоряжении – родители на неделю смылись то ли на Мальдивы, то ли на Канары, он точно не помнит. И еще Борька строго-настрого предупредил, чтобы не вздумал покупать подарок – все эти идиотские мелочи, которые вечно дарят на день рождения, только место занимают, и потом неизвестно что с ними делать: вроде бы на фиг не нужны, но и выбросить неудобно, все-таки подарок. На том и расстались.

Влад тут же перезвонил Ясмин и пригласил на тусовку к старому другу. Она на удивление легко согласилась, чему он несказанно обрадовался, потому что их отношения застыли на уровне прогулки от универа до станции метро – походы в кино, театр или кафе она пока отвергала под благовидными предлогами.

В субботу после занятий Влад поджидал Ясмин возле главного входа в универ, и когда она появилась на крыльце, а потом легко сбежала по ступеням, вновь залюбовался естественной грацией девушки. На ней была светлая куртка, привычные синие джинсы, черная сумка через плечо. И темная волна волос, ниспадавших до талии, что вносило в ее облик какой-то восточный колорит. Все в ней было просто, гармонично – и невероятно. Она была удивительно хороша.

Бок о бок они дошли до станции метро, спустились по эскалатору, сделали две пересадки – и вот уже перед ними охраняемый двор престижного дома, который находится в самом центре недалеко от Кремля. Строгий консьерж поинтересовался, к кому они направляются, педантично сверился со списком, когда Влад назвал свою фамилию, кивнул согласно – и направил к лифту.

Борька обитал на последнем этаже высотки. Квартира огромная, дорого обставленная, двухуровневая. Влад был у него в гостях несколько раз, но так и не выяснил, сколько всего в ней комнат. Комнат было много. Борька провел их в гостиную. Он явно не озадачивался праздничной сервировкой: все было просто до ужаса. Но дорого. Длинный стол был придвинут к стене, на нем расставлены ёмкости с закусками на любой вкус, от огромного блюда с устрицами до жареных лягушачьих лапок включительно. И бутылки, бутылки с иностранными этикетками: французские, итальянские, испанские вина всех цветов и крепости. Разумеется, несколько сортов виски тоже присутствовали, скромно дожидаясь своей участи быть выпитыми возле большой серебряной чаши с колотым льдом. Среди этого гастрономического буйства особенно картинно выделялся своей поджаристой корочкой молочный поросенок с зеленой веточкой петрушки во рту, аппетитно расположившийся на овальном блюде.