Страница 3 из 17
После того как все молебны были отслужены, начались пасхальные гуляния. К Яковлевым пришли кумовья, а также добрый десяток друзей, и пошел пир горой. Но этот момент Истому и Грихшу интересовал меньше всего. Получив гостинцы, они поторопились на колокольню, куда пускали звонить всех желающих, без разбору. Колокольный звон не стихал до вечера, чему местный звонарь был очень рад, потому как все приносили ему пасхальную еду и выпивку – чтобы не путался под ногами. В течение всей Светлой седмицы над Колмогорами звучал такой густой трезвон, что батюшка, у которого голова шла кругом от пасхальных забот, то и дело посылал дьякона унять развеселившихся православных и прогнать их с колокольни. Однако все потуги Есифа как-то поправить дело было безнадежными – обычай есть обычай, и поморы придерживались его истово.
Назвонившись всласть, Истома первым делом нашел Онфима. Ему хотелось отомстить другу за «бирюльки», в которых тот часто брал верх. В кармане Истомы лежали три расписных яйца, над которыми он трудился неделю. О, это был тяжелый труд! Сначала Истома разыскал на торге бабку, которую прозвали Чернавка. Она уже была в годах, но, казалось, старость ее не брала. В густых черных волосах бабки не было даже намека на седину. Жила Чернавка на отшибе, одиноко, занималась знахарством, и в народе шла молва, будто она ведьма и знается с нечистым. Что совсем не мешало колмогорцам пользоваться ее услугами – лечила бабка весьма успешно, особенно детей.
А еще у нее были какие-то особенные куры. Они несли яйца с очень толстой скорлупой. Истома быстро смекнул, что в этом его шанс. Он купил у бабки два десятка яиц, самолично, с большими предосторожностями, сварил их в соленой воде – чтобы скорлупа не пошла трещинами, а затем начались испытания. Он стучал яйцом по яйцу, пока не разбитыми остались только три штуки – самые прочные. Истома любовно расписал их, благо с младых ногтей имел пристрастие к художеству (хотя и не достиг в нем высот) и любил вытачивать фигурки из кости, чему его обучил отец, и теперь был готов нанести своему сопернику поражение, чтобы расквитаться за свои прошлые неудачи.
У него получилось так, как он и задумал; лучше некуда. Онфим был повержен и посрамлен. Десяток яиц, приготовленный купеческим сыном для пасхальной баталии (она называлась «чье яйцо крепче»), перекочевал в холщовую сумку Истомы, который после победы над Онфимом продолжил сражение с другими детьми, в основном с бывшими школярами, своими одногодками. В конечном итоге он опустошил все их запасы и с гордым видом и полной сумкой «трофеев» направился в ту сторону, где шла очень интересная игра – катание яиц.
Это была любимая забава колмогорской детворы. Яйца катали с бугорка. Если скатившееся вниз яйцо ударялось о какое-нибудь из яиц, разложенных под бугорком, игрок брал этот приз себе. Истома и здесь преуспел – глазомер у него был превосходный.
Наигравшись вдоволь, он милостиво позвал своих соперников во главе с Онфимом на импровизированный пир. Дети живо расселись в кружок, достали свои припасы, а Истома высыпал из сумки все выигранные яйца. Что может быть вкуснее пасхального кулича с яичком, да еще после трудов праведных!
Насытившись, детский гурт помчался на качели. Пасхи без качелей не бывает. Колмогорцы едва не в каждом дворе устраивали их для своих детей, а были еще и общественные качели, где веселье бурлило, как река в половодье. Неподалеку от недавно сооруженной деревянной крепости загодя вкопали столбы, навесили веревки, прикрепили доски, и народу столько привалило, что казалось, будто начался крестный ход. На качели шли и млад, и стар (по понятию Истомы, для которого неженатые парни и девицы на выданье казались слишком взрослыми).
Сквозь толпу этих «стариков и старушек» пробраться на качели было проблемой, но только не для Истомы. И впрямь юркий, как куница, он прошмыгнул буквально между ног старших и запрыгнул на качели вне очереди, да еще и Онфима прихватил с собой, благо места на доске хватало. Но его никто даже не пожурил – дети пользовались преимущественным правом покататься на качелях. Только не все обладали таким пробивным характером, как Истома Яковлев, поэтому смиренно ждали свой черед.
Домой Истома пришел сильно уставшим и сразу же отправился на боковую, хотя пир продолжался. В доме было шумно, однако Истома уснул, едва голова уютно устроилась на подушке, прикрывавшей подголовок[6]. Но сон его почему-то не был крепким. Видимо, азартные игры и качели подействовали на него чересчур возбуждающе. Ближе к полуночи, когда гости уже разошлись, он проснулся и спустился на поварню, чтобы испить квасу, и услышал возбужденные мужские голоса.
Разговаривали отец и его брат Нефед Яковлев. В Заволочье дела они вели сообща.
– …Не сдюжим, нет, не сдюжим, – с горечью сказал Нефед. – А ежели влезем в долги еще больше, то потом точно по миру пойдем.
– Да. Ты прав… – ответил отец Истомы.
Его голос был печален и тих.
– Но выход-то должен какой-то быть! – продолжил он после некоторой паузы.
– Конешно, есть, – отвечал Нефед. – Все продать и рассчитаться с долгами. К этому давно все шло. Боярин Филипп Григорьев, хитрый, как змей подколодный, ссудил нас средствами, а теперь требует возврата. До срока! И ничего не поделаешь – в договоре указано «по первому требованию». Нам тогда ничего другого не оставалось, как поверить ему на слово, што он подождет до конца этого года. Но мы-то думали, што обойдется, к тому времени успеем деньги собрать. Ан нет, теперь точно не получится. Весенняя путина только начинается. А в прошлом году два наших карбаса не вернулись из ловов! Прямо как кто-то наколдовал.
– Может, упасть ему в ноги, попросить…
– О чем ты говоришь?! Филиппом руководит его жонка, Марфа Семеновна, из бояр Лошинских. Мне давно доносили верные людишки, што она накинула глазом на наши угодья. А ежели Марфе попадешь на зубок, то, считай, пропало. Это она, похоже, и подговорила Филиппа дать нам взаймы. Он ходит у нее под пятой. Я так думаю, што и два наших сгинувших карбаса могут быть на ее совести. С чего бы им взять да утонуть? Рыбаки там были опытные, кормчие даже на Грумант[7] ходили и воротились, а тут сети бросали почти у самого берега. Бают люди, што Филипп с мурманами[8] кумпанство затеял, вот они и могли ему подсобить. Мурманы народ коварный, им што-нибудь уворовать, как мне высморкаться.
– Не возводи напраслину! – строго сказал отец Истомы. – Нужно точно разузнать, што там случилось и как было дело.
– Как же, узнаешь… Море умеет хранить тайны. Однако я попробую. Если это разбойничали мурманы, то карбасы они забрали себе. А они у нас меченые, и метки те вряд ли кто, кроме нас, найдет. Но ежели это правда… – В голосе Нефеда явственно прозвучала угроза.
– Узнаешь не узнаешь – сие дело будущего. А сейчас-то што делать?
– Продать Корельский наволок[9] и земли боярину Филиппу! Я уже говорил с ним. Он прощает нам долг и вдобавок дает две тысячи белок[10].
– Штоб кто-то другой не перекупил, – мрачно молвил отец Истомы.
– А хоть бы и так! Пусть его. Иначе ничего не получим, а земли отберут силой. Но кое-што мы и себе оставим…
– Ты о чем?
– О Неноксе![11] Там есть огромные залежи соли! Так определил мой рудознатец Плишка. Поставим солеварню, благо капитал для начала у нас будет, и возвернем все свои убытки, да ишшо и с прибылью. И наконец, мои люди нашли на реке Кереть место, где можно добывать хрусталь для окон, который заморские гости называют мусковит![12] А ты знашь, сколько он стоит?
– Как не знать – от пятнадцати до ста пятидесяти рублей[13] за пуд. В зависимости от качества.
6
Подголовок – небольшой низенький сундучок, ларец или подставка, помещаемые в изголовье, под подушку. У многих бояр и купцов подголовки были окованы железом, имели внутренний замок и выдвижные ящички, в которых хранились деньги и драгоценности.
7
Грумант – поморское название Шпицбергена.
8
Мурманы – норманны; русское название скандинавов – норвежцев, шведов и датчан.
9
Наволок – заливные луга, низменный берег реки.
10
Белка, векша, веверица – самая мелкая денежная единица Древней Руси. Равнялась 1/6 куны. Серебряная белка весила около 1/3 г. В реальном денежном обращении 2 векши равнялись западноевропейскому денарию.
11
Ненокса – село; находится на востоке Онежского полуострова, в 40 км от Северодвинска, на Летнем берегу Белого моря, неподалеку от реки с одноименным названием.
12
Мусковит – под таким названием в Западной Европе и Азии была известна русская слюда. Поначалу на Руси ее называли хрусталем.
13
Рубль – так с конца XIII в. именовали новгородскую гривну – слиток серебра в виде палочки длиной 14–20 см с одной или несколькими вмятинами на «спинке» и весом примерно 200 г.