Страница 2 из 4
Фуршет в самом разгаре. Я беру с подноса официанта шампанское и приближаюсь к столу, уставленному блюдами с разноцветными канапе.
- Ах ты ж, ёперный балет! Дашка! Иванова! - громыхает позади радостное восклицание. Оборачиваюсь, и на сердце теплеет - с распростёртыми объятиями на меня надвигается гора улыбок, оптимизма и лишнего веса в невообразимо пёстром костюме - моя бывшая коллега по журналу.
- Анечка Михална! Дорогая! Здрасьте!
Я поспешно ставлю бокал на скатерть и делаю вдох, прежде чем нырнуть в тяжёлое облако сладких духов. В течение нескольких секунд я стиснута между полными ладонями, животом и жаркими грудями Анны Михалны. Она отстраняет меня, удерживая на вытянутых руках, как игрушку.
- Дай-ка посмотрю на тебя! Барби, бля... И как ты умудряешься так хорошо выглядеть? Или Доронин вампир, и ты теперь не стареешь? Продай эликсир молодости, - хохочет она. - Как тебе сие действо?
- Хорошо, но скучно. Как обычно.
- Вот и я говорю: скукотища! Ничего оригинального. Недавно на презентации была. Умудрились, гады, голую девку под суши положить. Вместо блюда.
- А, ниутамиори...
- Тоже видела такую хрень?! - бурлит эмоциями Анна Михална. - Сплошной мужской сексизм. И шовинизьм. Ёпта! Была мне охота на голую бабу смотреть! И суши эти - тьфу и есть нечего. Меня б если кто хотел порадовать, лучше б положил шашлык на обнажённого мужика - знаешь, такого - с натуральным мохером, и колечки лука маринованного, петрушку там, овощи по всему телу...
Краснея по самые уши, я не сдерживаюсь и прыскаю. Надеюсь, окружающие эту тираду не слышат.
- С каких это пор модно быть стесняшечкой? Я же знаю: у тебя внутри стадо чертей затаилось.
Не успеваю возразить, как Анна Михална отвлекается на фуршетный стол.
- Ага, хорошо хоть с икрой не пожадничали. Налегай. Чего у тебя всего одна канапендя?
- Я на диете.
- Какая диета? - всплескивает руками Анна. - И так призрак в опере!
Я пожимаю плечами:
- Олег сказал, я поправилась. Ему не нравится.
Анна Михална становится серьёзной:
- Охренел твой Олег. А как вообще дела? Так и сидишь дома? Барона обслуживаешь?
- Не работаю. Ты же помнишь: Олег против. А так у меня всё хорошо.
- Всё ли? - в упор смотрит Анна Михална.
- Да. Живём прекрасно...
- Ой, только не надо! - показывает мне кулачище в перстнях бывшая коллега. - Глаза вон тусклые и несчастные. Я же помню тебя: была, как солнце ясное. Ну, порыдаешь от своих бешеных родственников и снова сияешь. А теперь... Что он с тобой сделал, вампир долбанный?
- Всё хорошо. Тебе кажется, Ань.
- Ох, опутал тебя паук-Доронин, доминант литературный. Ёпта. Загипнотизировал, как муху, - чтоб не дёргалась. Себе-то признайся, что всё не так ладно, как хочется, - не унимается Анна. - Видно же! Ты что-нибудь для себя делаешь? Или всё ему носки крестиком вышиваешь? Хоть побасёнки пишешь?
Я хватаюсь за бокал шампанского. Мне хочется выставить его вперед, как щит, и завопить в полный голос: "Не надо! Не ройся в душе! Не трогай меня", но я только отвечаю:
- Написала недавно. Показать?
- Давай.
Я нахожу в смартфоне свой рассказ и протягиваю ей. Не отходя от угощений, Анна Михална углубляется в чтение. Хмыкает то и дело, уплетает канапе одно за другим. Я волнуюсь. Мнение Олега уже известно, а она что скажет? Что я разучилась писать, и мои мозги расплавились в кастрюлях с кремами и супами-пюре? Я уже слышу её смешливое: "Блондинка есть блондинка", как вдруг Анна опускает смартфон и удовлетворённо хрюкает:
- А ты растёшь. Беру свои слова обратно. Конечно, не шедевр, но мило, весело, романтично - всё, что нашим гламурным бабам надо. Язык гладкий - без сучка, без торчка. Могу взять в работу.
- Правда?!
Тёплая волна счастья поднимается и кружит мне голову.
- С чего б мне врать? Кидай по блютусу.
Я ищу нужную кнопку и... впадаю в ступор: Олег. Он будет против. Что если взбесится?
- Алё! Чего висишь? Приём-приём. Земля, я - Сатурн, - машет красноватыми ладонями Анна.
Жгучее желание выставить моё скромное детище на всеобщее обозрение отдаётся стуком в висках. Страшно, но... Будь что будет! Я жму на кнопку. Чувствую себя предательницей:
- Лови.
Анна Михална довольно кладет мобильный обратно в сумку.
- Созвонимся по денежке. Или я тебе в чате напишу. Мне тут надо ещё пару вопросов перетереть, пока вся кодла в одном флаконе. Не теряйся!
Весёлая пёстрая гора с крашеной шевелюрой скрывается в толпе, и света в зале будто становится меньше. Я слоняюсь среди незнакомцев. Ловлю взгляды, сдержанно улыбаюсь. Хочется домой, сбросить высоченные каблуки и неудобное платье, распустить волосы, свернуться уютным клубком рядом с Олегом. В гостиной на диване он положит на пуф ноги в мягких домашних брюках, увлечётся книгой, сдвинув на кончик носа очки, а я буду дремать под пледом, слушая шелест страниц и потрескивание дров в камине. Вздыхаю: Олег наверняка занят. Но я попрошу. Надеюсь, он поймёт по глазам, что не капризничаю.
По гостиничному коридору я иду к дальнему холлу, утопая шпильками в мягком ворсе ковровой дорожки. Издалека слышу, как Олег что-то ритмично рассказывает, другие смеются: один мелко, будто заходится тявканьем собака - Ройман, второй - раскатисто кашляет - Вазович, третий подхватывает - понятия не имею, кто это. Дружный мужской смех. Хорошо им, весело.
Я подхожу ближе. В задымлённом холле, развалившись в кресле между пальмами, Олег что-то декламирует, читая с листа. На журнальном столике - раскрытая коробка кубинских сигар, снифтеры с охряной жидкостью, заполненные окурками пепельницы. Останавливаюсь за плотными, с крупными прожилками листьями гигантской монстеры. Не хочу мешать: выйду, когда Олег закончит. Но тут же слух различает слова... и внезапное, как скрежет крыла авто о поребрик, чувство коробит меня. Я не могу не узнать то, что с насмешливой издёвкой произносит Олег, - это фразы из моего рассказа.
- Угомонитесь, братия, я продолжаю. "Большие, тёмные, как переспелая черешня, глаза задумчиво улыбаются из-под широких бровей...", Брежнева встретила, не иначе... И вот дальше - его черешнево-карие глаза... Не могу... глаза-черешни... сейчас выкатятся... или птицы выклюют... - Олег зло ржёт. Громко. Неприятно. - Русский - явно не родной!
Мне становится дурно, и голова кружится так, что хочется сползти по стене на ковёр.
Как в тумане, слышу продолжение чтений дурацким тоном:
- "И вдруг его губы требовательно приближаются к моим. Так сразу? Однако наглец! Я хочу отстраниться, но не могу - слишком хорошо. Как может взрослый мужчина пахнуть вишнёвой пенкой? Этого не понять..." Я не могу, господа, просто не могу! Вишнёвой пенкой, почему не вафельной крошкой? - веселится Олег. - Или жжёным сахаром?
Его слушатели гогочут в ответ.
- Погодите, сейчас будет самое интересное. Наберите побольше воздуха! Готовы? "Миг, и он прижимает моё тело к своему - жаркому, сбитому из одних только мышц. От его поцелуев горячая волна опустошает голову. Мои бёдра тяжелеют. Кровь пульсирует внизу живота, скручивается в плотный дрожащий сгусток и растекается снова. "Румынский принц" тянет меня мимо заснувшей над вязанием старушки вглубь лавки - в подсобку, заполненную шитьём и тканями. Его властные руки не дают мне шанса одуматься. В душной полутьме он касается кончиком языка уголков моих губ. Приятно. Нежно. - Голос Олега вибрирует от еле сдерживаемого смеха. - Я провожу ладонью по его волосам - в меру шелковистым, в меру жёстким. Он целует меня снова, и его пальцы беззастенчиво скользят по моим бёдрам вверх - под подол короткого сарафана. Что же он себе позволяет?! Но если это... так... хорошо... - к чёрту условности - пусть! Вместо пощёчины моя рука забирается под майку, сжимает его гладкую кожу, и запах вишнёвой пенки становится ярче..." - Олег разражается диким хохотом, смахивает слезу с уголка глаза: - Эротические фантазии домохозяйки. Или бухгалтера, - и вставляет любимое: - Sapienti sat ...