Похититель бурбона (ЛП)

- Я оставлю его. - Тамара приняла решение, как только слова сорвались с ее губ.

- Уверена, он его не захочет.

- Он уехал, - подтвердила слова мамы Тамара. - Он оставил меня. Это не его решение.

- Он твой брат, - повторила мама. - У вас одна кровь. Для тебя неестественно носить его ребенка. Это против всего. Это против Божьей воли.

- Если Бог хочет забрать ребенка, он может его забрать. Мне плевать, что это грех. Я хочу его. - Она хотела этого ребенка. Веру заставили родить ребенка, которого она не хотела. Тамара не станет нести крест Веры, у которой не было выбора, кроме как рожать.

- Этот грех мой, - сказала мама. - Он на мне. Ты не можешь винить себя. Ни ты, ни Леви не можете винить себя. - Она схватила Тамару за предплечье и посмотрела ей в глаза. - Слышишь? Я сделала это. Ты не знала, кто ты, и он не знал, кто ты. А я знала. Я знала, кем вы оба были, но так и не рассказала вам, потому что не хотела, чтобы ты ненавидела меня. И ты так сильно любила папу. Я не могла забрать его у тебя, рассказав правду. Он не хотел, чтобы я рассказывала. И я тоже не хотела. А теперь мы расплачиваемся за эгоизм. Мы оба расплачиваемся.

Тамара медленно поднялась на ноги. Она положила руки на голову мамы, нежно, будто благословляя.

- Ты не виновата, - ответила Тамара.

Мама посмотрела на нее, на ее лице читалось удивление, как у новоиспеченной вдовы.

- Куда ты собралась?

- Домой, - просто сказала Тамара. Она вернется на Остров Невесты, в их дом. И будет ждать, когда Леви снова сможет на нее смотреть, а если не сможет, это не имело значения. Она будет видеть его каждый день в их ребенке.

- Это и есть твой дом.

- Он никогда не был моим домом.

Тамара вышла из комнаты в мрачный коридор и направилась к парадной двери, такой большой и молчаливой. Возле двери стоял ее чемодан, где она его и оставила. Только она закрыла его, а сейчас он стоял открытым.

Опустившись на колени, Тамара покопалась в одежде, сначала спокойно, а затем в панике ища то, чего, она была уверена, больше тут не было.

- Детка?

- Он пропал, - пробормотала Тамара.

- Что пропало?

- Мой пистолет. Дедушкин пистолет.

- Его взял Леви?

Тамара медленно кивнула. Значит, дедушка был прав. Совершенство создано для Небес, и, когда ты пытаешь принести совершенство на землю, дорого за него платишь. Идеальное лицо сморщивается от возраста. Идеальная любовь умирает от пренебрежения. Бурбон был идеальным напитком, поэтому ангелы столько забирали, пока он выдерживался. Они с Леви были идеально счастливы. Неудивительно, что сборщик долгов постучал в их дверь.

Это и была цена, которую Тамара должна была заплатить. Она больше никогда не увидит Леви.

Она поднялась с пола.

- Я должна идти, - сказала Тамара, поворачиваясь к маме. Она поцеловала ее в щеку. Ее кожа была гладкой и холодной, и пахла розами.

- Не уходи. - Мама схватила ее за руки. - Не оставляй меня одну. Я больна, Тамара. Доктора дают меньше года. Ты могла бы остаться со мной до моего ухода. Я смогу увидеть ребенка. И ты, и я, мы можем наладить отношения. Мы найдем способ.

Тамара почти рассмеялась ей в лицо. Она смеялась над ней. Она смеялась так же, как смеялся Нэш, когда мама рассказала, что отцом был Дэниел Хедли? Теперь ее мать умирала? Она оценила ложь. Она расценила ее как знак того, что мама любила ее достаточно сильно, чтобы попытаться сделать все, чтобы та осталась. Но Тамара не могла остаться, не в этом доме. В этом доме она была Мэддокс, и ее ребенок будет Мэддокс. Она вернется на Остров Невесты, где она была Шелби, и ее ребенок будет Шелби.

- Ни за что. - Тамара покачала головой. - Прощай, мама. Ты можешь жить в этом доме.

- Я умру в этом доме.

- Ты будешь не первой.

Глава 32

Тамара приехала к «Красной Нити» на своем голубом «Триумфе». На пути к амбару Тамара остановилась у сарая, где хранились все инструменты. На стене висел топор, и она сняла его. Именно то, что ей нужно.

Там же она нашла коробку старых спичек. Она засунула их в карман, и это все, что ей было нужно. Больше ничего. Ничего больше. Пришло время закончить начатое.

Приехав к амбару, она была ряда видеть почти пустую и заброшенную парковку. В августе они всегда закрывали «Красную Нить». Жара была слишком невыносимой для всех, кроме бурбона.

Дрожащими руками Тамара открыла складскую дверь и переступила порог. Ей в нос ударил аромат бурбона, холодной выпечки хлеба, острый, почти гнилой, но все же сладкий. От него на глазах выступили слезы, и голова прояснилась. Она закрыла за собой дверь, но не заперла ее. Изнутри не было замка.

Тамаре нужен был план атаки. Ей потребуется целая армия для уничтожения всех бочек на складе. Куда бы она не глянула, везде были ряды гигантских пятидесяти трех литровых дубовых бочек на деревянных подпорках. Задача казалась под силу только Геркулесу, как она думала. Топор казался крайне неуместным. Ей стоило взять автомат.

Тамара сделала глубокий вдох. Она сможет. Она должна быть умной. На складе было семь этажей, на каждом стоял самый лучший бурбон «Красной Нити». Сырье подешевле было на складе возле двери, деревянным переходом, соединяющим два строения. Если этот склад загорится, соседний тоже будет охвачен огнем. Огонь любит взбираться и пожирать. Если на первых этажах будет достаточно топлива, то он с легкостью поднимется к верхушке.

Тамара поднялась на четвертый этаж и направилась к бочке с бурбоном, где хранилось все наследие «Красной Нити». Тут были самые выдержанные бутылки, отобранные мужчинами Мэддокс, которые приезжали один-два раза в год на дегустацию в поисках самого лучшего из партии. Они писали свои имена на бочках. Тут был целый ряд от Джорджа Мэддокса. Под ним ряд отобранного бурбона Робертом Мэддокса. Ее прадедушка умер двадцать лет назад. Одну бочку с его подписью можно было продать по цене автомобиля. Тамара выбрала свою первую бочку. На крышке была подпись Джорджа Мэддокса. Ради удовольствия она хрустнула пальцами, подняла топор и вонзила его в дерево. Она выдолбила хороший кусок дерева, но потребовалось еще три или четыре взмаха, пока бочонок не разломался, и бурбон вылился из овальной щели, которую она проделала. На полу образовалась ржаво-красная лужа.

К каждой бочке с именем дедушки прикоснулся топор. К каждой бочке с именем прадедушки прикоснулся топор. Пары от сорокаградусного бурбона жгли глаза и ударяли в голову. Она гадала, сможет ли опьянеть, просто вдыхая его.

- Лиззи Борден топорик схватила… - распевала она, пока рубила бочки. - И им раз сорок бочку угостила. Потом увидав, что натворила, она в сорок первый раз опустила…

Она захихикала. Она посчитала рифму забавной.

Когда она закончила уничтожать бочки наследия «Красной Нити», девушка перевела дыхание, прислонившись к стене. Махать топором - тяжелая работа. У нее на руках уже образовались мозоли. Едкий запах неразбавленного бурбона наполнял воздух и вызывал рвотные позывы. Или это утренний токсикоз? Уже утро? Она выглянула в окно и поняла, что все еще была ночь без какого-либо намека на восход на горизонте. Может, у нее ночная тошнота. Такая бывает? Она ничего не знала о беременности. Леви точно убьет ее, когда узнает, что она, будучи беременной, рубила бочки бурбона.

Только он не разозлится на нее, потому что не будет знать. Потому что он забрал ее пистолет и уехал. Поскольку его здесь не было, чтобы остановить ее, она не остановилась.

- Перерыв окончен, - сказала она себе. Она вытерла лицо подолом футболки. Пот или слезы? И то, и другое. Она спустилась на третий этаж и начала рубить бочки у лестницы. Бурбон хлынул из дыр и лился по лестнице на второй этаж.

Работа была тяжелой. Она чувствовала, как вредит своему телу, продолжая делать это, вдыхая эти пары и сражаясь с усталостью. Но она продолжала. При всей боли, дискомфорте и тошноте она испытывала невероятное удовольствие. Она представляла, как Джордж Мэддокс стоит в нескольких футах от нее, его запястья и лодыжки в кандалах Веритас, другой мужчина держит его шею в железном ошейнике. Дедушке пришлось бы смотреть на то, что делала Тамара. Ему бы пришлось стоять там и ничего не делать, пока его собственный ребенок, его кровь, вскрывала бочку за бочкой высококлассного Кентуккского бурбона и выливала его на холодную грязную землю. И он ничего не мог поделать.