Страница 19 из 67
- Дедушка и твоя мама продолжали общаться?
- Думаю, да. Без обид, но твой дедушка не казался тем типом, которого будет заботить судьба уборщицы. До сих пор не понимаю, что заставило его прийти на похороны. Но я не жаловался. Работа была хорошей.
Тамара на это ничего не ответила.
- Так что же богатейшая девушка в штате хочет от беднейшего в штате конюха? - спросил Леви, пока они переходили по деревянному мосту, ведущему в густую часть леса.
- Я не богатейшая девушка в штате. Пока нет. Все в трастовом фонде, пока мне не исполнится двадцать один, или я не выйду замуж.
- Однажды тебе исполнится двадцать один.
- Не так уж и скоро. Мама продает «Красную нить». Она приняла одно предложение на этой неделе.
- Разве «Красная нить» - это не ваш основной доход?
- У нас много денег. И будет еще больше, если продадим винокурню. Но мы не должны ее продавать.
- Тогда скажи это своей матери. Я не могу помочь.
- Мы с ней больше не общаемся.
- Почему?
- Потому что я ненавижу ее, а она меня.
- Почему ты ее ненавидишь мне понятно, было бы странно, если бы кто-то ее любил. Но вот почему она тебя ненавидит?
- Она думает, что я виновна в смерти дедушки. Я позволила ему утонуть и не проверила его.
- Ты позволила ему утонуть?
- Я не позволила ему утонуть.
- Не расстраивайся из-за обвинений в убийстве. Она обвинила меня в изнасиловании.
- Изнасиловании кого?
- Тебя.
- Думаю, я бы запомнила, если бы ты насиловал меня.
- Я бы тоже запомнил.
- Нет, не запомнил. Ты был бы мертв.
- Скажи это своей матери.
- Однажды скажу. Маме за многое придется ответить.
- Ну, да, разве не всем нам придется?
Прежняя Тамара сказала бы «не мне». Прежняя Тамара сказала бы «говори за себя». Но это была не прежняя Тамара. Эта Тамара была старше, и она только кивнула, словно ей тоже придется отвечать.
Леви подъехал к ней вплотную, чтобы посмотреть в глаза.
- Посмотри на меня. Тамара, почему ты здесь? Ты хороша в расспросах, но сама не торопишься давать ответы.
- Я пытаюсь понять, что хочу сказать.
- Расскажи правду. Это не должно быть слишком трудно.
- Правду сложнее всего говорить.
Леви заметил кое-что, что прежде не видел. На шее Тамары на золотой цепочке висел маленький золотой крестик. Он протянул руку и прикоснулся к крестику. Тело Тамары напряглось от прикосновения, но она не отпрянула.
- Раньше ты его никогда не носила, - сказал Леви, мгновенно сожалея о сказанном. - Поэтому ты сейчас так хорошо себя ведешь? Ты обратилась к религии?
- Бог спас меня во время наводнения.
- Но ты носишь с собой нож. Не думаешь ли ты, что Бог снова спасет тебя, если понадобишься Ему?
- Я сама могу спасти себя.
Леви отпустил крестик.
- Даже твоя религия сделана из золота в восемнадцать карат.
- Бог спас меня, - ответила она.
- Никто не спасал тебя. В том наводнении погибло два человека. Одна старушка, у которой был сердечный приступ, и твой дедушка, и сердечный приступ, возможно, не был связан с наводнением. Тебе так же повезло, как и остальным людям в городе, кроме тех двоих. Ты можешь быть богатой, можешь быть красивой, но это не делает тебя особенной.
- Ты сказал «не» только потому, что знаешь, что это слово задевает меня.
- Это не правда? - спросил Леви и улыбнулся. Она не улыбнулась в ответ. - Ну же. Или говори, или заткнись. Я не буду тратить на тебя весь день.
- Я и пытаюсь, Леви. Дай мне еще секунду.
- Секунда истекла.
Он легонько толкнул коня в бок, и Эшли подчинился команде, отворачиваясь от нее. Да, он был мудаком. Он знал это. Но ему не нравилось находиться рядом с Тамарой. Слишком много воспоминаний. Слишком много соблазнов. Он никогда и никому не рассказывал правды о том дне, когда Вирджиния Мэддокс уволила его. Она унизила его так, будто он никогда не знал, что такое унижение. Она сказала, что если он на милю приблизится к ее дочери, то вызовет полицию и скажет им, что видела, как в конюшне он пытался изнасиловать Тамару. Он бы отправился в тюрьму до конца своих дней, потому что «ни один судья не поверит словам сына цветной уборщицы». И тогда он захотел расплаты, захотел трахнуть Тамару, обрюхатить ее, стоять рядом с ней и рассказать ее матери, что они сделали. Затем он бы бросил Тамару и укатил в закат. Но то были сумасшедшие мысли, те, которые он никогда не впускал в себя, кроме глубокой ночи, когда он просыпался в поту и наедине с одними лишь фантазиями о сексе и мести. И вот она, рядом с ним, такая же красивая, как он помнил, такая же соблазнительная, как он помнил, такая же опасная, как он помнил.
- Она твоя, - сказала Тамара.
- Кто «она»? - спросил Леви, не оглядываясь на нее, чтобы не превратиться в соляной столб, в который, как говорил дядя, превращался мужчина, думающий одним членом.
- «Красная нить» твоя. Или должна быть.
- Я был чертовским хорошим конюхом, но сомневаюсь, что твой дед посчитал нужным отписать по завещанию мне всю компанию.
- Нет. Но ему стоило.
- И почему же?
- Потому что ты единственный живой сын Джорджа Мэддокса.
Глава 10
Леви не знал, рассмеяться Тамаре в лицо или же отвесить несколько пощечин, пока девушка не придет в себя. Она смотрела ему прямо в глаза, и он выбрал смех.
- Очень мило. Отличная шутка, Ржавая.
Тамара не смеялась. Тамара даже не улыбнулась.
- Это не шутка. Дедушка - твой отец. Смотри.
Он вытащила листок бумаги из заднего кармана и протянула ему.
Он посмотрел на бумагу в ее руке, прежде чем, наконец, взять ее.
- Это что еще за дерьмо? - спросил он, изучая записку. Чернила были фиолетовыми, и, очевидно, это была ксерокопия письма, написанного от руки.
- Предсмертная записка моего отца. Только он не был моим отцом. Мужчина по имени Дэниел Хедли, судья Дэниел Хедли, мой отец. И, если верить записке, дедушка - твой отец.
Леви едва мог сфокусироваться на словах. Его сердце колотилось как копыта по сухому дерну, поднимая уродливое облако пыли.
Мне нелегко умирать, зная о Леви Шелби. Я знаю, что у тебя были интрижки на стороне, но мне и в голову не приходило, что ты опустишься так низко, чтобы соблазнить уборщицу, которая не могла отказать тебе, как и все остальные…
Но учитывая, что он единственный живой твой сын…
…единственный сын…
- Это чушь собачья. - Леви скомкал бумагу и бросил ее в Тамару. Она поймала ту у груди.
- Знаю, это больно. Мне больно знать, что папочка не был моим отцом… Но это не чушь. Это правда.
- Это неправда. Моя мама бы не…
- Твоей маме было двадцать пять, когда она начала работать на дедушку, а ему было тридцать. Тогда он был красивым, и если ты похож на свою мать, она тоже была красавицей.
- Она бы не стала спать с… - Леви перевел взгляд на деревья, подавляя крик, зарождающийся в горле.
- Она бы не стала спать с белым мужчиной? С богатым белым мужчиной, на которого работала? Почему нет? Мы с тобой, мы почти…
- Это совсем другое, - ответил Леви, но он не мог придумать другой причины, кроме той, что она, как и сказала Тамара, была красивой, а Джордж Мэддокс был самодовольным богатым старым ублюдком. Леви вырос с пониманием того, что он был внебрачным ребенком. За это его дразнили в школе. Но даже несмотря на ненависть к Джею Шелби, к человеку, за которого мать вышла замуж, когда Леви было шесть, по крайней мере, они, наконец, могли вписать имя отца в школьные документы. - Она бы сказала мне.
- Ты рассказывал матери обо всех девушках, с которыми спал?
- Она бы сказала мне.
- Она сказала? Кто, по ее словам, был твоим отцом?
Леви не ответил, потому что у него не было ответа. Его мама никогда не называла имени. Леви спрашивал, но никогда не спрашивал именно у нее. Вместо этого, он спросил свою тётю Глорию, которая ответила, что не знает, и что Леви не стоит об этом волноваться. У него была мать и тётя с дядей, которые любили его, и их семья по численности была больше, чем у многих людей. Но он не пропустил страх во взгляде тёти Глории, когда он задал вопрос.