Похититель бурбона (ЛП)

- У тебя был тот еще день, верно, маленькая леди? - Он занял в два раза больше места у окна, чем она.

- С днем Рождения меня, да?

- Хочешь рассказать, что происходит между тобой и стариком Леви?

- Между мной и стариком Леви ничего не происходит.

Дедушка поднял брови и свой стакан. Он сделал глоток, и она последовала за ним, морщась. Бурбон был в их доме повсюду, но она до сих пор не понимала его вкуса. Что говорить о бурбоне, она и вкус кофе то до конца не распробовала.

- Твоя мать утверждает, что застала вас кувыркающимися в сене.

Она густо покраснела. Достаточно было того, что она говорила о Леви с матерью. Если бы у нее была лопата, она бы прямо сейчас вырыла себе могилу.

- Там было сено, но мы не кувыркались, - ответила она. - Я попросила его поцеловать меня в мой день рождения, и он поцеловал меня в мой день рождения. Завтра не мой день рождения, значит, завтра он не будет меня целовать.

- Ты расстроена из-за этого.

Она пожала плечами и откинулась на спину, ее руки вцепились в подушку. Когда она выдохнула через нос, окно превратилось в облачко.

- Он тебе нравится? - спросил ее дедушка. Он протянул руку и ущипнул ее за палец. Насколько он пьян? Очень, как полагала она. Очень, очень. - Тамара, ответь мне?

Она рассмеялась от щипка. - Да, он мне нравится.

- Как сильно он тебе нравится?

- Не знаю. Сильно? - Она, наконец, посмотрела дедушке в глаза. Он улыбался, но от улыбки ей не становилось лучше. Это была самая последняя тема для беседы, которую она хотела обсуждать с дедушкой.

- Сильно, да? - дедушка откинулся на спину и скинул ботинки. Они приземлились на маленький розовый коврик возле ее кресла-качалки и оставили на нем пятно. Ей было все равно. Ее так тошнило от розового цвета, что она была готова сжечь дом, лишь бы избавиться от него.

- Сильно. Даже больше того, что бы то ни было.

- Я заметил, как вы с ним разговаривали.

- Только разговаривали.

- Он обожает тебя.

- Нет. Он груб со мной. Он говорит, что я ленивая, и заставляет вычищать навоз из стойла, и говорит, что я избалованная. Он называет меня Ржавой. Даже не помню, чтобы он называл меня по имени.

- Я называл твою бабушку Злючкой, потому что она была самой упрямой женщиной, которую я когда-либо встречал. Сводила меня с ума, когда была помоложе. Я не мог оторвать от нее рук.

- Дедушка, серьезно. Я не хочу ничего слышать об этом, ни сейчас, никогда.

- Ты достаточно взрослая, чтобы слушать о вещах, которые не хочешь слышать.

- И, тем не менее, я не хочу об этом слушать.

Он вздохнул и кивнул.

- Ты превратилась в такую красивую девушку, - сказал он. - Я удивлен, что Леви единственный парень, с которым у нас проблемы из-за тебя.

- Вы отправили меня в женскую школу, помните?

- Это хорошая школа.

- Это женская школа, - повторила она.

- Я ходил в школу для мальчиков, Мейллесбург Милитари. Лучшая школа в штате.

- Здорово. Можно меня туда перевести?

- И ты удивляешься, почему мы стараемся следить за тобой, - ответил он, улыбаясь ей.- Может, нам стоит внимательнее следить за тобой.

- Мама злится только потому, что она без причины ненавидит Леви.

- У нее есть причина.

- Я знаю, что он старше меня, но не так уж и намного. И он хорошо обращается с лошадьми. Мама сказала, или я позволю ей уволить Леви, или она отдаст Кермита на живодерню. Я не могу жить без Леви. Я не могу жить без Кермита. Она пытается убить меня?

- Ты не умрешь без Леви.

- Может, и не умру, - ответила она. Она могла. Происходило что-то странное. - Все равно, я не понимаю, почему мама ненавидит его, хотя, думаю, она всех ненавидит.

Дедушка снова вздохнул. Она учуяла аромат сигар и бурбона в этом вздохе. Ей захотелось открыть окно.

- Есть кое-что, чего ты не знаешь о Леви и должна узнать. Давным-давно мать Леви работала на меня. Она прибиралась в офисах «Красной Нити».

- Она была дворником?

- Уборщицей.

Тамара ощутила укол жалости к Леви. Быть сыном уборщицы, должно быть, было нелегко. Она знала, что его мама уже умерла, но он никогда не говорил, что она работала на дедушку. - Мама ненавидит его, потому что его мать работала уборщицей?

- Тамара, милая, его мать была чернокожей. Ты не знала?

Тамара прищурилась на дедушку.

- Что?

- Именно.

- Но он…

- Он светлокожий. Но он не белый.

Не существовало слова, чтобы описать шок Тамары.

- Но как…

- Его папа был белым, - пожимая плечами, ответил дедушка. - Иногда случается. И ты никогда не узнаешь, каким будет ребенок - светлым или темным, или смешанным.

- Но у него голубые глаза. Это рецессивный признак. Мы проходили на биологии. Я должна была сделать решетку МенделяПеннета по цвету глаз. Он должен был быть белым с обеих сторон, чтобы получить голубые глаза.

Дедушка снова усмехнулся, но она не поняла, что смешного было в ее словах. Она не находила эту ситуацию смешной. Ее мать ненавидела Леви, потому что его мать была чернокожей? Это самое отвратительное, что она слышала в своей жизни.

Самое ужасное.

Самое.

За всю ее жизнь.

- В большинстве из них течет белая кровь. Наших рук дело, конечно же. Но это не делает его белым. Мои родители были оба правши, и вот я левша. Думаешь, моя мама согрешила с молочником?

Тамара проигнорировала вопрос. Ее мать называла Леви «мальчик», и Леви, казалось, обижался на это больше, чем Тамара считала разумным. Ее постоянно называли «девочкой», но даже она понимала разницу между обращением к белому мальчику «мальчик» и чернокожему мальчику.

- Поэтому мама ненавидит Леви?

- Скажем так, она не очень довольна его происхождением.

- Мне плевать, что он наполовину черный или красный, или зеленый. Мне плевать, кем была его мать или отец. Если его отец был Гитлером, а мать Дайана Росс, мне будет все равно.

Ну, не совсем, но только потому, что ей нравилась Дайана Росс.

- Но меня волнует твоя мать. И твой отец.

- А меня нет.

- Волнует, и ты это знаешь. Ты Мэддокс, а это кое-что значит. Ты особенная, Тамара.

- Не понимаю, почему. Не похоже, что у меня есть выбор.

- Не важно. Королева Англии была рождена Королевой Англии. Она не может передумать стать королевой, но она может решить какой королевой она будет - хорошей или плохой. И перед тобой тот же выбор.

- Хорошо, тогда я буду королевой Англии.

- Ты будешь кем-то лучше. Ты будешь моей королевой. И ты будешь править целым королевством «Красная Нить». Ты и я, Тамара, мы особенные. Только у нас с тобой на всей планете по венам течет кровь Джейкоба Мэддокса. Ты это знала?

- Я знаю, - ответила она, все еще не понимая, почему это делает их особенными. Она никогда не встречалась с Джейкобом Мэддоксом, мужчиной, который основал винокурню «Красная Нить». Он навсегда был мертв. И, кроме того, что он основал семейный бизнес, она не знала о нем ничего.

- Хотел бы я, чтобы нас было больше. Но твоя бабушка была хрупка тут, - сказал он, постучав пальцем по лбу. - И ее здоровье тоже не было крепким. После двух сыновей нам пришлось остановиться. Потом у нее случился удар, и я не мог повторно жениться, не то чтобы не хотел, - продолжил он, хотя она чувствовала, что он хотел, очень сильно. Если бы она была на его месте, одному Богу было известно, что половина одиноких женщин в округе считали секунды до того, как дедушка вернется на рынок. - Твой дядя Эрик умер во Вьетнаме, еще до того как успел жениться и создать собственную семью. И твой папа, конечно…

- Да. Папа. - Папа был мертв уже три года, пять месяцев и шестнадцать дней. Но кто считал?

- Мы надеялись, что у него и твоей матери будет большая семья, но этому было не суждено произойти.

- Не думаю, что они нравились друг другу, - сказала Тамара, что было правдой, но не совсем. Дедушка иногда любил подразнить ее маму насчет детей, которыми она не пополнила генеалогическое дерево Мэддоксов, на что папа сказал бы ему отвалить и оставить ее в покое, но дедушка возразил бы: «Если бы ты не оставил ее, у нас бы не было повода об этом говорить». Она никогда не понимала своих маму и папу. Они были дружны, но все же казались последними людьми на планете, которые могли бы жениться друг на друге. - Должно быть, и я ему не очень нравилась, раз он покончил с собой.