Страница 43 из 44
Коларов и Димитров добрались до Фердинанда на железнодорожной дрезине. На вокзале их приветствовали охваченные революционным энтузиазмом повстанцы. Пришли в военно-революционный комитет, который расположился в банковской конторе. Гаврил Генов сообщил, что восстание развивается: поднялись Кула, Лом, Бяла-Слатина, Оряхово, Бело-градчик, множество сёл. Беспокойство вызывает положение во Враце, где выступление парализовано арестом партийного руководства.
После полудня Димитров выступил на митинге во дворе местной гимназии. Возвратившись в комитет, узнал о взятии повстанцами Берковицы. Это был важный пункт на Софийском направлении. Подошёл к карте с воткнутыми в неё флажками, скользнул взглядом от Берковицы на юг, спросил, можно ли надеяться на взятие Петроханского перевала уже сегодня. Генов с сомнением покачал головой: отступивший из Берковицы армейский гарнизон закрепился на подступах к перевалу.
Пришёл Коларов. Вдвоём отправились на грузовике, везшем оружие, в Берковицу, чтобы на месте разобраться в обстановке. Южное направление сейчас стало главным.
В Берковице революционный комитет поддерживал порядок, самосуды не допускались. Увиденное вселило надежду на успех восстания, однако ненадолго. Оказалось, что телефонная связь с Софией действует, и по просьбе Коларова телефонистка поинтересовалась обстановкой в столице. Военный телефонист ответил, что София живёт обычной жизнью. Эти слова стали подобны раскату грома, предвещающему приближение грозы. Посмотрев друг на друга, руководители восстания подумали об одном и том же: из-за провала в Софии шансов у повстанцев не остаётся. А как обстоит дело в других округах? Ответить на этот вопрос никто не мог… Коларов и Димитров возвратились в Фердинанд.
Утром 25 сентября повстанцы двинулись на Врацу, однако овладеть окружным центром не удалось. Неутешительные новости поступали и с других направлений. Разрозненные отряды, хорошо проявившие себя в боях, но лишённые единого руководства и связи, таяли под ударами регулярных армейских частей. Кольцо красных флажков на штабной карте неумолимо сжималось вокруг Фердинанда.
26 сентября дежуривший в штабе врачанский коммунист Георгий Русинов принял телефонное сообщение о подходе к Берковице грузовиков с солдатами. Через несколько минут звонок повторился: солдаты уже на городской площади…
Русинов аккуратно дал отбой и обвёл взглядом сгрудившихся вокруг карты членов комитета. Димитров вертел в руках флажок, не зная, куда его поставить. Ситуация была ясна каждому: от Берковицы до Фердинанда двадцать два километра.
По праву старшего Коларов распорядился начать отвод повстанческих сил к югославской границе. Надо было сделать всё возможное, чтобы избежать напрасных жертв. И в первую очередь каратели станут искать руководителей, бравада здесь неуместна…
Русинов вызвался проводить Коларова и Димитрова до границы. На закате он вывел своих подопечных на окраину города. От связного-велосипедиста узнали о прорыве фронта с северо-запада, от Белоградчика. Это означало, что дорога, по которой двигались отступавшие к границе повстанцы, вот-вот будет перерезана. Русинов спросил, у кого есть оружие. На всех оказалось три пистолета и одна граната.
Подошёл ожидаемый фаэтон. Путники разместились в нём, и фаэтон запылил по просёлку. Невероятная усталость сразу навалилась на Георгия. Сознание отказывалось воспринимать происходящее. Стало совершенно безразлично, сумеет ли он уйти за кордон или нет. Имел значение лишь факт поражения восстания. А Люба? Что будет с ней?..
Лишь ночью в селе Лопушна Георгий пришёл в себя. Русинов дозвонился до штаба. Гаврил Генов доложил, что организует отступление отрядов к границе, идут фланговые бои.
От Лопушны Коларова и Димитрова сопровождали вооружённые группы: в горных сёлах народная власть ещё не сдала позиции.
К вечеру 27 сентября сделали последний переход по бездорожью. У Чипровцев остановились на привал. Димитров принялся расспрашивать коменданта села Александра Костова, насколько крепки партийные организации в Чипровцах и окрестных сёлах, можно ли там на время укрыться, чтобы впоследствии тайно перебраться в Софию. Костов пытался убедить его, что это верная гибель, что скоро придут войска и перетряхнут каждый дом, но Георгий твердил, что борьба не окончена. Только после вмешательства Коларова Георгий успокоился и покорно последовал за ним.
Тропка взобралась на гребень хребта и круто побежала вниз, в Сербию. Пастухи, приглядывавшие за овечьей отарой, не проявили никакого интереса к усталым людям, бредущим из Болгарии. Только на окраине какого-то села на незнакомцев с любопытством уставился мужчина, одетый по-городскому. Выяснилось, что это писарь сельской управы – так сказать, первый представитель власти.
– Мы участники восстания в Болгарии, ищем укрытие от преследований правительственных войск, – по-сербски сказал ему Димитров. – Словом, политические эмигранты…
1923–1933. Странник безвестный
Швейцарский паспорт на имя Рудольфа и Луизы Гедигер. 1 929
Сентябрьское восстание 1923 года заняло своё место в череде жертвенных болгарских народных возмущений. Все они заканчивались не победой, а большой кровью, но вправе ли мы судить простой мерой «цена – результат» поступок тех, кто поднялся на бой за своё человеческое достоинство?
По подсчётам историков, восстание охватило 806 населённых пунктов Северо-Западной Болгарии, в 234-х сёлах была установлена рабоче-крестьянская власть. Но без общего плана и руководства восстание было обречено на неуспех и превратилось в разрозненные вооружённые стычки. Однако причины поражения были глубже, чем чисто военные просчёты. Революционное брожение, вызванное второй национальной катастрофой, оккупацией страны и глубоким экономическим кризисом, за пять лет значительно улеглось, чего не хотели признавать тогдашние руководители Коминтерна, которые подталкивали БКП к «захвату власти».
Расправа режима с поверженным противником была неадекватно жестока. Со дна общества поднялось всё самое гнусное и подлое, что сотворено во зло человеческому предназначению, – доносчики и ренегаты, добровольные палачи и мучители. «Ещё 21 сентября с разрешения царя военные суды становятся военно-полевыми. Это означает, что они официально получили право расправляться с лицами, причисляемыми к мятежникам, по „ускоренной процедуре**. Такой род правосудия применяется шире, чем того требуют обстоятельства. Происходят отвратительные эксцессы и в гражданской среде. В костре мести горит, помимо „сухого*4, и несоразмерное количество „сырого**. По различным данным, число убитых в сентябрьских событиях составляет от 2 500 до 5 000 человек, значительно большее число подверглось арестам и истязаниям»72.
Так что вошедшее в политическую лексику двадцатых годов выражение «кровавый режим Цанкова» не является пропагандистским клише, хотя справедливости ради следует признать, что не сам профессор был организатором репрессий, а заправлявшие в его правительстве деятели и специальные службы. Июнь и Сентябрь 1923 года породили психологию ненависти и мщения, психологию тлеющей гражданской войны. Политические убийства и вооружённые акции стали привычной приметой повседневной жизни страны на многие годы.