Страница 41 из 44
Долгое время считалось непреложным фактом, что решающая перемена позиции ЦК произошла на заседании, состоявшемся по настоянию Коларова 5–7 августа. В резолюции, известной по многим публикациям, говорится: «Переворот 9 июня вызвал кризис по вопросу о власти, исход которого не может быть никаким иным, помимо вооружённого восстания масс во имя рабоче-крестьянского правительства». Перед партией ставится задача «всесторонней подготовки массового вооружённого восстания» и создания «единого фронта трудящихся масс города и деревни против грубого наступления капитала». Однако достоверность данной резолюции сомнительна, поскольку сам документ не сохранился. Скорее всего, она воссоздана спустя значительное время по устным воспоминаниям участников заседания. «Есть документы, которые будут опубликованы только после победы мировой революции, до тех пор их нельзя печатать», – писал впоследствии Коларов об этом заседании. Не остался ли в тех документах след присутствия на заседании товарища Альбрехта?68
Шестого августа был образован Военно-технический комитет при ЦК во главе с Костой Янковым, а 17 августа Кабакчиев направил в Москву пространный доклад с изложением событий июня – августа, из которого видно, кто был подлинным вдохновителем грядущего восстания. «Если Коминтерн не одобряет тактику партии 9 июня, – говорится в докладе, – Центральный комитет заявляет, что примет и исполнит решение Коминтерна».
Итак, миссия Альбрехта завершилась успешно, порядок в коминтерновском хозяйстве был восстановлен. Но к тому времени болгарские события уже перестали остро волновать Исполком Коминтерна. Радек, резко осудивший ЦК БКП за нейтралистскую позицию 9 июня, утратил интерес к болгарским делам и разрабатывал план осеннего коммунистического восстания в Германии.
Документальных свидетельств об эволюции оценок и взглядов Георгия Димитрова в этот период нет. В воспоминаниях современников он предстаёт этаким послушным учеником, который если не с первого, то со второго раза внял указаниям учителя и кинулся их исполнять, – если представить Исполком Коминтерна неким коллективным учителем. Партийную дисциплину Димитров действительно соблюдал всегда, однако сомнения и внутренняя борьба в тот период, конечно, имели место.
Резкое изменение политической или жизненной ситуации всегда вызывало у Димитрова прилив энергии и желание действия. Так произошло и теперь. Он отправил Любу в Самоков к сестре Магдалине, а сам укрылся в маленьком домике по улице Неофита Рилского. Оттуда 18 августа послал Кабакчиеву записку со следующим предложением: «Сейчас, когда начинается большое брожение в крестьянской массе, особенно среди членов БЗНС, когда, с другой стороны, мы направили широким официальное предложение о едином фронте и направим такое же Земледельческому союзу, <…> считаю абсолютно необходимым выступить с конкретной платформой единого фронта, которая одновременно будет и платформой борьбы за рабоче-крестьянское правительство»69.
Уже через четыре дня «Работнически вестник» опубликовал первую статью Димитрова под заголовком «Единый фронт и наступление капитала». В последующих десяти острых статьях идея единого фронта обретает черты практической политики и значительно выходит за пределы той узкой трактовки, что существовала в коммунистическом движении70. В сущности, после III конгресса Коминтерна тактика единого фронта понималась как объединение всех сил пролетариата на коммунистической платформе. Димитров же подразумевает под единым фронтом сплочение в общей борьбе против режима Цанкова не только рабочих и крестьянских масс, но и ремесленников, мелких торговцев, чиновников, лиц свободных профессий и офицеров.
При новом правительстве, пишет автор, у капиталистов вновь развязаны руки. Буржуазия посягает не только на социальные завоевания рабочего класса, но и на экономическое положение всех, кто живёт своим трудом. Поэтому коммунисты обращаются к Социал-демократической партии, Земледельческому союзу и Радикальной партии с предложением создать единый фронт труда. Речь не идёт об отказе партий от своих программных целей и об ущемлении их самостоятельности, а лишь о принятии общей антикапиталистической платформы в защиту трудящихся масс и о совместных действиях по реализации этой платформы. Необходимость совместных усилий, направленных на обуздание наступления реакционных сил, вытекает и из политической ситуации. Капиталистическое меньшинство не может увлечь массы общей национальной программой, поэтому оно прибегает к насилию и террору, попранию парламентаризма и конституционных свобод. Разрешить возникший кризис в интересах большинства можно единственным путём – обеспечить через единый фронт труда действительно народную власть, рабоче-крестьянское правительство. Социал-демократической и Радикальной партии, которые участвуют в правительстве Цанкова, предстоит сделать выбор.
Статьи о едином фронте существенно отличаются от предшествующих печатных работ Георгия Димитрова. Прежде их тематика, как правило, определялась кругом его обязанностей в партии и профсоюзах. Теперь же в поле зрения Димитрова оказалась проблематика, затрагивающая жизненные интересы всего общества. Его формулировки и выводы, претендовавшие на концептуальный характер, не были однозначно встречены даже в ЦК БКП, который счёл необходимым отмежеваться от чересчур широкой трактовки Димитровым тактики единого фронта.
Ряд статей этого цикла содержит полемику с социал-демократами и радикалами, развернувшими на страницах газет кампанию за объявление компартии вне закона и недопущение её к выборам в будущий парламент. «С коммунизмом в Болгарии необходимо покончить именно теперь, – писала газета радикалов «Мир». – Если упустить нынешний удобный момент, то этим будет допущена непростительная ошибка». Ей вторил социал-демократический «Народ», полагавший, что коммунисты «ещё недостаточно наказаны, чтобы достаточно переродиться. В отношении них есть только одна разумная политика – их обезвреживание». Димитров энергично отвечал на инвективы противников саркастическим обличением их политического падения.
Наш герой одним из первых назвал установившийся в Болгарии после 9 июня режим фашистским. «Как в других странах, так и в нашей стране капиталисты и их партии прибегают уже к последнему средству сохранения своего классового господства и удержания в своих руках государственной власти – фашизму, который является полным отрицанием всякого демократизма и всех политических прав и свобод для народных масс», – так определяет Димитров характер режима. Глубоко заблуждаются те, кто думает, что фашизм направлен только против «коммунистической опасности», предупреждает он, и они дорого заплатят за свою политическую близорукость. Пример Италии – лучшее тому доказательство. Удары итальянского фашизма сыплются на головы социалистов и других радикальных элементов не менее свирепо, чем на коммунистов. «Фашизм вовсе не только антикоммунистичен, он в то же время и антинароден» – к этому выводу, впервые сформулированному в статье «Единый фронт и буржуазная реакция», Димитров не раз будет возвращаться впоследствии.
Обречённое восстание
Дата восстания назначалась в спешке, что в значительной степени объясняется репрессиями, которые неожиданно обрушились на партию. В отличие от правительства Стамболийского, военные умели держать ситуацию под контролем. Строго засекреченный «Эскадрон», располагавший эффективной сетью агентов, получил сведения о том, что коммунисты замышляют антиправительственное выступление, и 12 сентября, за три дня до предполагаемой даты выступления, силовые структуры нанесли упреждающий удар. Полиция и военные закрыли партийные клубы, провели обыски в домах противников режима и арестовали более 1700 коммунистов. В последующие дни аресты были продолжены. В Софии полицейские разгромили Народный дом, типографию и редакцию газеты «Работнически вестник». Секретарь ЦК Христо Кабакчиев и многие функционеры местных организаций были арестованы. В тюрьме оказался и тяжело больной Димитр Благоев, но 30 сентября власти освободили его под домашний арест.