Страница 38 из 44
Деловое совещание мало-помалу перешло в дружеский разговор. Димитров припомнил подробности своего первого приезда во Врацу, когда на собрание пришло всего три десятка человек, и крутые тропки Врачанского балкана, которые по ночам преодолевал на пару с Ангелом Анковым, расспрашивал о знакомых рудокопах с «Плакалницы». А Генов, Дамянов и Попов рассказали, как слушали лекции Димитрова в читалиште «Развитие», когда учились в гимназии…
Три месяца назад Димитрову исполнилось сорок. Воспоминаний уже накопилось много, но они ещё не перевешивали интерес к настоящему и способность находить новые пути в будущее. Пожалуй, впервые он ощутил свой возраст не здесь, во Враце, а в родном квартале Ючбунар, когда комсомольцы после первомайской демонстрации пригласили его и Любу в квартальный клуб. Все ребята были в красных рубашках с поясками. Многих из них Георгий хорошо знал. Вот сидит на подоконнике Христо Смирненский, по виду почти мальчик, – поэт и сотрудник журнала «Красный смех». Он что-то рассказывает своему другу Трайчо Костову. Возле Елены, сестрёнки, самой юной из Димитровых, – пышноволосый здоровяк Вылко Червенков. Младший брат Тодор принёс кофе из соседней кондитерской и теперь, изображая официанта, ходит по пятам за своей подругой Надеждой, расставляющей чашки. Молодая революционная поросль…
Георгий и Люба засиделись в тот вечер с молодёжью допоздна. Пили кофе, жевали вязкий лукум, смеялись, шутили и пели. Запомнилось, как Смирненский, выйдя на середину зала, читал «Красные эскадроны» – любимое стихотворение революционной молодёжи:
«Беззаботная и бесстрашная молодость, что тебя ждёт?», – подумал он тогда.
Последние месяцы 1922 года наш герой снова провёл в Москве – участвовал в заседаниях II конгресса Профинтерна и IV конгресса Коминтерна. На одном из заседаний была зачитана телеграмма из Владивостока: Красная армия овладела последним крупным городом на востоке страны. Пришёл конец Гражданской войне и иностранной военной интервенции.
Вместе с первыми успехами новой экономической политики рос авторитет советской власти. Доклад Ленина, прозвучавший 13 ноября на конгрессе Коминтерна, назывался «Пять лет российской революции и перспективы мировой революции». На сей раз Ленин говорил по-немецки, и Димитрову было проще вникнуть в суть поднятых в докладе проблем. Он знал, что Владимир Ильич недавно перенёс тяжёлую болезнь, и чувствовал в его речи какую-то щемящую ноту. Ленин выдвигал тезис, развивал его, а потом снова возвращался к нему, словно оглядывая с разных сторон. Как будто был не совсем уверен в себе, беспокоился, чтобы слушатели хорошенько поняли его аргументацию. Говорил, в частности, о том, что принятая прошлым конгрессом резолюция об организационном строении компартий «слишком русская: она отражает российский опыт, поэтому она иностранцам совершенно непонятна, и они не могут удовлетвориться тем, что повесят её, как икону, в угол, и будут на неё молиться»65.
Это было последнее выступление Ленина перед представителями международного коммунистического движения, и вряд ли случайно он так настойчиво подчёркивал опасность механического, бездумного повторения в условиях конкретной страны того, что свершилось в России. Так же как и в других его работах, считающихся политическим завещанием, Ленин нащупал здесь одну из болевых точек революционного процесса, но вряд ли тогда кто-нибудь из современников это понял…
В резолюции конгресса по организационным вопросам говорилось о необходимости превратить Коминтерн в «действительно централизованную, единую партию», а для этого необходима «гораздо более строгая дисциплина со стороны секций и гораздо более строгий контроль со стороны Исполкома». Был учреждён институт уполномоченных, посылаемых ИККИ по мере необходимости «вниз», а «наверху», то есть в аппарате ИККИ, появились референты, курирующие деятельность партий. За Президиумом ИККИ закреплялась руководящая политическая роль, были определены функции вновь созданного исполнительного органа – Генерального секретариата. На пост генерального секретаря ИККИ был назначен Васил Коларов, он стал также членом Президиума и Оргбюро, сразу выдвинувшись в число высших руководителей III Интернационала[35].
Число штатных сотрудников росло, и особняк в Денежном переулке стал тесноват. Исполком переехал в бывший доходный дом, что на углу Моховой и Воздвиженки, рядом с Кремлём[36].
Димитров председательствовал на нескольких заседаниях II конгресса Профинтерна и выступал по вопросам повестки дня. Он был избран членом Исполнительного бюро Красного Интернационала профсоюзов и представителем этой организации на Балканах.
Несомненно, выдвижение сразу двух болгарских представителей на крупные посты в международном рабочем движении стало не только оценкой их политических и деловых достоинств, но и признанием зрелости и авторитета БКП.
Георгий уехал из Москвы в середине декабря. Он сделал остановку в Берлине, чтобы принять участие в работе пленума ЦК Компартии Германии, обсудившего итоги конгрессов Коминтерна и Профинтерна. Вскоре в Берлин приехала Люба. Новый год они встретили в семье своего старого знакомого Вильгельма Кёнена. В двенадцать была раскупорена заветная бутылка шампанского, Георгий и Люба пожелали друг другу здоровья и счастья.
Наступил 1923 год, которому суждено было стать переломным в судьбе нашего героя и в истории Болгарии.
Партия не вмешивается
Димитровы возвратились в Болгарию в разгар подготовки к местным и парламентским выборам. Стамболийский усилил нажим на коммунистов, стремясь вытеснить из парламента своих ближайших соперников. Безусловной победе БЗНС должна была способствовать и мажоритарная система подсчёта голосов, введённая вместо пропорциональной. Как водится, начались преследования, запреты собраний, нападения на конкурентов в округах. Вспоминая впоследствии об этих днях, Димитров писал, что Стамболийским и другими руководителями Земледельческого союза как будто овладело какое-то неодолимое умопомрачение: чем ближе была гибель режима, тем с большим рвением проводились акции против коммунистической партии.
Однако слова о «неодолимом помрачении» можно в значительной степени отнести и к лидерам коммунистов. Высший партийный совет, формально взявший на вооружение лозунг рабоче-крестьянского правительства, выдвинутый IV конгрессом Коминтерна, заявил, что в Болгарии такое правительство не может быть создано путём коалиции коммунистов и земледельцев. Заявление свидетельствовало, что старая идея «отрыва» крестьян от Земледельческого союза жила и здравствовала. Справедливости ради следует заметить, что выдвигавшиеся Коминтерном в то время лозунги единого рабочего фронта и рабоче-крестьянского правительства не имели практического назначения, а представляли собой просто агитационные призывы.
На выборах в Народное собрание партия Стамболийского получила более половины голосов избирателей, коммунисты – около 20 процентов. Однако благодаря мажоритарной системе подсчёта голосов выдвиженцы БЗНС составили девять десятых депутатского корпуса. На первомайском собрании в Софии Димитров с возмущением говорил о том, что БКП, имевшая в предыдущем Народном собрании 51 депутата от 180 тысяч своих избирателей, теперь при 210 тысячах голосов будет иметь только 17 депутатов.
35
На следующем конгрессе Коминтерна в 1924 году Генеральный секретариат ИККИ был преобразован в Секретариат, а пост генерального секретаря упразднён. Коларов остался членом Президиума ИККИ.
36
Сейчас в этом доме (№ 1 по Воздвиженке и № 16 по Моховой улице) размещаются отделы Российской государственной библиотеки и кассы Кремлевского дворца. На стене здания, выходящей на Сапожковскую площадь и Манеж, установлены мемориальные доски в память о работавших здесь деятелях Коминтерна – Антонио Грамши (Италия), Белы Куна (Венгрия) и Хо Ши Мина (Вьетнам). Согласно бытующей в стенах РГБ легенде, с одного из балконов этого дома не раз выступал Лев Троцкий. Улица Воздвиженка с 1935 по 1946 г. называлась улицей Коминтерна, впоследствии проспектом Калинина; станция метрополитена «Александровский сад» именовалась прежде «Улица Коминтерна».