Страница 37 из 38
Здесь, впрочем, следует иметь в виду, что Горький
в отличие от них видел в этом насильничестве культуры не минус, а плюс [ПАРАМОНОВ (I). С. 186].
В письме к Ольге Скороходовой от 3 января 1933 г. он говорит на сей счет:
Я никогда не восхищался «разумом природы», не верил в него и не верю, ибо в природе слишком много бессмысленного и вредного для человека… Верю я в разум человека, – он, человек, кажется мне органом самопознания природы, исследователем и организатором ее хаотических сил [ГОРЬКИЙ (I). Т. 30. С. 273].
Между ревизионистским марксизмом «франфурктской школы» и диалектическим материализмом сталинского закала, – а Горький-публицист в 1930-е годы стал его горячим провозвестником – дистанция, конечно, «огромного размера. Поэтому все то,
что у Адорно и Хоркхаймера есть знак полной несостоятельности современного общества, то для Горького – светлый идеал. Фашизм и все эксцессы общества потребления для авторов «Диалектики Просвещения»[92] коренятся в самом строе западной ментальности с ее установкой на господство, на доминацию.
Сначала Запад таким манером покорил природу, а потом перенес методы технологической доминации на общество – это фашизм. Про коммунизм левые Адорно и Хоркхаймер не говорили, но тут их великолепно дополняет Горький, при том различии, что <…> кризис и крах у франкфуртцев – идеальная цель и конкретная программа для Горького [ПАРАМОНОВ (III)].
В статье программной статье Горького «О культуре» (1928 г.) читаем:
Все, что именуется культурой, возникло из инстинкта самозащиты и создано трудом человека в процессе его борьбы против мачехи-природы; культура – это результат стремления человека создать силами своей воли, своего разума – «вторую природу». Первая природа – хаос неорганизованных, стихийных сил, которые награждают людей землетрясениями, нововведениями, ураганами, засухами, нестерпимым зноем и таким же холодом. Первая природа бессмысленно тратит силы свои на создание болезнетворных микроорганизмов – бацилл, на создание вреднейших насекомых – комаров, мух, вшей, которые переносят в кровь человека яды тифа, лихорадок и так далее; она создает бесчисленное количество вредных и бесполезных растений и трав, истощая на размножение паразитов здоровые соки, потребные для произрастания питающих человека злаков и плодов. Можно подумать, что природа вообще не создавала полезных организму человеку злаков, а к тем, которыми теперь питаемся мы, первобытные люди приучили свой организм постепенно, путем длительных страданий и гибели множества людей. [ГОРЬКИЙ (I). Т. 24. С. 405].
Из крайнего антропоцентризма Горького также проистекают его яростное неприятие природного начала в человеке, нивелировка классических образцов «святой простоты», типа «Дафниса и Хлои», из которой искусственно были удалено все «животное», естественно-первородное – тяга к насилию, злоба, ярость, кровожадность, и т. п., не смягченное культурой. Горький – ярый анти-руссоист. В отличие от великого французского мыслителя эпохи Просвещения[93], который, признавая совершённым все, что выходит из рук природы, считал зло порождением цивилизованного человека, умилялся над поэзией бедности и выступал «печальником» о народе, Горький считал культуру – наиважнейшим достижением человеческого разума, а зло относил на счет стихийных и «зоологических» проявлений природного начала. Человека, в свете горьковского мировоззрения, не жалеть надо, не сюсюкать над ним, печалясь о его бедности, а насталять на активный путь преодоления тягот бытия, обуздание стихийных сил природы и хищнических инстинктов капиталистического общества. При всем этом собственно культура, понимается им в первую очередь как:
… организованное разумом насилие над зоологическими <т. е. природными – М.У.> инстинктами людей [ГОРЬКИЙ (I). Т. 25. С. 239].
В этом отношении вполне логичным представляется утверждение, что:
Начав творческий путь как замечательный певец природы, Горький к концу жизни приходит к ее полному отрицанию. <…> …неприятие Горьким природы глубоко коренится в одной из русских духовных традиций. Оно есть, в частности, и у Достоевского. <…> Горькому <однако> оправданием его позднего отрицания природы как слепого и враждебного хаоса, <вероятно, послужил Шопенгауэр>. <…> Отрицание природы и призыв к борьбе с ней становятся важнейшей частью позднего горьковского мировоззрения.
<…> Горький, по <словам Воронского>, воспринимает природу как ненадежный и коварный хаос: «…Вселенная лишена гармонии и упорядоченности. Господствует неосмысленная стихия, неожиданное и непредвиденное».
<…> В <…> личном письме Воронскому Горький <пишет>: «Что же касается природы, на мой взгляд, она – сырой материал, который обрабатывается и должен обрабатываться все более активно, более умело нашей волей, интуицией, воображением, разумом в интересах нашего обогащения ее “дарами”, – ее энергиями…» [АГУРСКИЙ. С. 55–56].
По сути своей Горький декларирует взгляды, который в современном мире считатюся крайне антиэкологическими: мол, рабочему классу
было бы полезно усвоить такой взгляд на культуру: «Все, что именуется культурой, возникло из инстинкта самозащиты и создано трудом человека в процессе его борьбы против мачехи-природы; культура – это результат стремления человека создать силами своей воли, своего разума – «вторую природу».
Первая природа, по Горькому, есть
хаос неорганизованных стихийных сил, которые награждают людей землетрясениями, наводнениями, ураганами, засухами, нестерпимым зноем и таким же холодом, <она> бессмысленно тратит силы свои на создание болезнетворных микроорганизмов, бацилл, на создание вреднейших насекомых – комаров, мух, вшей, которые переносят в кровь человека яды тифа, лихорадок и так далее, <она> создает бесчисленное количество вредных и бесполезных растений и трав, истощая на размножение паразитов здоровые соки, потребные для производства питающих человека злаков и плодов. <Более того, природа> вообще не создала полезных организму человека злаков, а к тем, которыми теперь питаемся мы, первобытные люди приучали свой организм постепенно, путем длительных страданий и гибели множества людей. <…> Между всей этой враждебной или бесполезной человеку паразитивной дрянью природа создала и его, но создала таким же зверем, как все другие звери [ГОРЬКИЙ. Т. 24. С. 405–406].
Итак, не принимая «старый» мир в целом, Горький был убежден, что помимо социального неравенства в классовом обществе
коренной причиной мирового <зла>: является сама природа, и ее-то и нужно полностью преобразовать. Человечество собственными усилиями должно создать Новую Землю и Нового Человека. [АГУРСКИЙ. С. 54].
Хотя в понимании Горького всякое “религиозное чувство – это радостное и гордое чувство сознания гармонического единения человека с миром” [ГОСТЕЕВ. С. 125], – гармоничного сосуществования человека и природы он не признавал, ибо сливаясь с природой, человек не достигает с ней единства и не приобретает для себя никаких благ.
Противопоставление человека природе не может не привести к мысли о том, что самым драматическим конфликтом человеческого бытия является конфликт между разумом и инстинктом, конфликт, впервые сформулированный Шопенгауэром. В начале творческого пути Горький подчиняет разум инстинкту вопреки Шопенгауэру, подчинявшему инстинкт разуму. В рассказе «Мужик» (1900) архитектор Шебуев рассуждает: «Непомерно развитый интеллект всегда ослабляет непосредственное чувство… Когда нет в человеке равновесия, когда он внутренне искривлен и сам из себя с болью рвется куда-то… рвется потому, что ум его вступил в напряяженное противоречие с чувством… Жизнь хочет гармоничного человека, человека, в котором интеллект и инстинкт сливались бы в стройное целое». В 1906 году в записной книжке Горький истолковывает непротивление злу Толстого как непротивление инстинкту. Со временем он убеждается, что разум слишком часто оказывается пленником слепого инстинкта, унаследованного человеком от слепой враждебной природы. В очерке о Льве Толстом (1919) говорится: «Плоть должна быть покорным псом духа, куда пошлет ее дух, туда она и бежит, а мы – как живем? Мечется, буйствует плоть, дух же следует за ней беспомощно и жалко», а в рассказе «Сторож» об этом сказано как о трагедии: «У меня не хватило ни разума, ни воображения, никаких сил, чтобы соединить эти два мира, разъединенные глубокой трещиной взаимного отчуждения… На одной стороне бессмысленно и безысходно мечется сила инстинкта, на другой – бьется обескрыленной птицей разум, запертый в грязной клетке быта». <…> В 1936 году <критик Вронский> писал: «Мысль о разобщенности стихийного и разумного начала одна из основных у Горького. Это не только его мысль, но и мироощущение. Горький издавна “болен” этим вопросом, но он болен им потому, что остро всегда ощущал разлад между инстинктами и разумом, между стихией и сознанием». <Однако> в двадцатых годах <Горький> мечтал уже о царстве чистого разума, а инстинкт для него, как и для Шопенгауэра, был тем, что надо изжить [АГУРСКИЙ. С. 60].
92
«Диалектика просвещения. Философские фрагменты» – название известной книги ведущих философов-теоретиков «Фракфуртской школы» Теодора В. Адорно (1903–1969) и Макса Хоркхаймера (1895–1973), впервые увидевшей свет в 1947 г.
93
Интересно, что будучи поборником идеи индивидуальной свободы, Pуссо признавал также законным принуждение, то есть насилие для достижения целей свободы. В этом отношении Горький в конце 1920-х годов совершил своего рода поворот к руссоизму.