Страница 4 из 18
Может показаться, что автор видел свою задачу в том, чтобы восстановить status quo и на этом поставить точку в напряженных спорах. Однако его размышления приобретают неожиданный прогностический оборот: «Интересный вопрос, будут ли действовать институциональные игроки, которые обладают потенциалом для укрепления журналистики… Есть признаки того, что Google и Facebook решат перенять от медиакомпаний обязанности по ответу на запросы общественности. Это повлекло бы за собой не только включение алгоритмов сокращения “фейковых новостей”, но и реальный наем очень большого и, по всей видимости, профессионального штата журналистов и редакторов, так же, как когда-то делали вещательные компании»[14]. Исследователям предлагается непривычная и даже обескураживающая поначалу логика анализа: журналистика как – изм продолжается, но совсем не обязательно в традиционных медиакомпаниях. Это отнюдь не расхожая идея о причислении любого блогера (модератора сетевого ресурса, автора комментов и лайков, владельца смартфона) к сообществу журналистов. В нашем сознании инерционно существует прочная взаимосвязь между деятельностью журналистов (журналистикой) и устоявшейся инфраструктурой. А что если эта зависимость перестала быть обязательной и нерасторжимой?
Зарубежным специалистам преодолеть инерцию взаимосвязи проще, они с некоторых пор используют понятие медиа, которое, с одной стороны, включает в себя печать, радио и телевидение, с другой стороны, не имеет сколько-нибудь четких семантических очертаний. В России закрепилось (в том числе на законодательном уровне) уникальное для мира понятие средств массовой информации, СМИ, в которых действуют редакции, в значительной мере состоящие из журналистов. Согласно закону, журналистом признается лицо, работающее для зарегистрированного СМИ. По всей видимости, для теоретиков журналистики пришло время разорвать (ослабить) связку журналиста и СМИ, во всяком случае в их каноническом понимании, и рассматривать субъект деятельности в расширившемся, более многообразном и вариативном измерении.
Сказанное ни в малейшей степени не означает умаления роли традиционных медийных организаций и тем более их вытеснения из профессионального поля любительскими каналами коммуникации. Иначе мы пришли бы к новому однообразию вместо расширения диапазона возможностей. Без сомнения, ценности журналистики, включая производственные навыки, формируются главным образом в крупных корпорациях и затем транслируются в индивидуальные практики. Это относится и к взаимодействию СМИ с социальными сетями, ресурсы которых медийные организации ставят себе на службу. Британские авторы книги под пугающим названием «Конец журнализма» (содержание явно не соответствует этому диагнозу) отмечают, что медийная индустрия «утверждает свои главные функции – сторожа и источника информации, – которые не может отобрать Дикий Запад Всемирной Сети. Напротив… прессе принадлежит ключевая роль… в преобразовании такой информации в продукт доступный, значимый, полезный для общественности… В этом смысле, Интернет похож на весь остальной реальный мир: он является источником информации для журналистов, местом дискурса, местом, где происходят события <…> все еще именно традиционные новостные организации формируют новостную повестку для»[15].
И все же, с учетом непереводимости СМИ на иные понятийные языки и расширения зоны обитания журналистики неожиданным диссонансом звучит предложение разрабатывать в России именно теорию СМИ взамен «устаревшей» теории журналистики. Якобы это сблизит отечественную науку с международным контекстом: «Теорию СМИ создали социологи. Причем зарубежные. Вероятно, российским исследователям не хватает ощущения причастности к созданной теории, российских интерпретаций и рефлексий, референций к отечественной теории журналистики. В работах социологов мы не находим рассмотрения журналистики и создания теоретических описаний журналистики, но находим системное изучение процессов массовой коммуникации в структуре общества»[16]. Знак тождества между российским (советским) «СМИ» и «mass communication» или «media» ставят только простенькие школьные англо-русские словари. Да и в целом сомнительны преимущества «закрытия» одной сложившейся ветви исследований во имя процветания другой, вместо их взаимодействия и взаимодополнения.
Для идентификации журналистики все больший вес приобретают характеристики, лежащие в плоскости содержания деятельности. Не так важно, размещает ли человек свои произведения в зарегистрированном СМИ или, например, в сетевых каналах, открытых для массового пользования. Важно, насколько его труд соответствует назначению журналистики и принятым в ней стандартам профессионального поведения. Руководитель Свердловской организации Союза журналистов России Д. П. Полянин предлагает такие критерии оценки: «Истинная журналистика представляет собой более сложное явление, чем устройство или технология. Она прямо связана с мышлением… Журналистика, по большому счету, – это и есть мнения о фактах. Если есть факты, но нет мнений, то нет и людей. Если нет людей, то нет и общества. А если нет общества и общественного интереса, то нет и журналистики»[17]. Голландский профессор М. Дизе в интервью с провокационным названием «Смерть журналистики?» признает, что «термин “журналистика” может относиться ко всему и ни к чему одновременно. Она формирует богатую палитру деятельности… и включает в себя большое разнообразие действующих лиц, от военных корреспондентов до авторитетных блогеров… Короче говоря, журналистика – это динамическое понятие: оно и конкретное, и неуловимое». В то же время он отрицает гибель журналистики: «Профессиональные журналисты – это идеальные граждане: они включены в социальную жизнь, способны собирать, обрабатывать и распространять большие объемы сложной информации, и они понимают внутреннее устройство общества (политической системы, экономики и т. д.)… потребность в опытных, всесторонне подготовленных и информированных журналистах всегда будет сохраняться»[18].
Мы снова видим, что – изм преобладает над формальными индикаторами профессионализма, причем в профессиональной идеологии на передовые позиции выдвигается общественное служение, шире понимая – социальность журналистики. Разговор так или иначе строится вокруг профессионализма, утрата которого якобы служит одной из примет отмирания целого социального института. В частности, высказывается мнение, будто бы угрозой ему стал беспощадный рынок: «Исследователи медиа часто описывали развитие журналистики в течение XX века как процесс профессионализации. Журналисты стали “полупрофессиональной” группой с объединяющей их сильной профессиональной идеологией… в [современной] журналистике существует тенденция к депрофессионализации под давлением рынка, и в то же время мы видим, что журналисты пытаются защищать границы и ценности своей профессии»[19].
Как полагают отечественные авторы, «ускользающий характер профессии выражается в изменениях не мировоззренчески-идеологического, а формально-технологического характера, в большей степени соответствующих понятию “модель специалиста”»[20]. Явную перекличку с данным утверждением мы находим в высказываниях практикующих журналистов. «Изнутри» редакций ответ на запросы рынка выглядит совсем не как утрата границ и ценностей, а как вариации функционального «меню». Послушаем Всеволода Пулю – главного редактора проекта «Российской газеты» «Russia Beyond The Headlines», специалиста по мультимедийным технологиям в СМИ и активного медианалитика, представителя молодого поколения сотрудников СМИ:
«И главное изменение, произошедшее с журналистикой за последние 5–10 лет, – это тотальное расширение нашего, журналистского функционала и нашей ответственности. Нельзя больше говорить о том, что журналистика – это только новости, или только трафик, или только рекламные деньги, или только эксклюзивы <…> в сферу нашей ответственности попадают теперь и контент, и его упаковка, и дистрибуция, и монетизация, и способы его потребления меняющейся аудиторией, и юзабилити сайта и… тут только черта в ступе не хватает. Причем думать об этом должен не только какой-нибудь гендиректор или главный редактор, а каждый сотрудник редакции»[21]. Ясно сказано, что функциональная нагрузка возрастает и ассортимент умений становится разнообразнее, но это – добавления к производственной квалификации, а ни в коей мере не ее разрушение.
14
Ibid. P. 206.
15
Конец журнализма. Version 2.0. Индустрия, технология и политика / под ред. А. Чарльза. Харьков, 2016. С. 72–73.
16
Дунас Д. В. О целесообразности создания теории СМИ на современном этапе // Вопросы теории и практики журналистики. 2017. T. 6. № 1. С. 38.
17
Полянин Д. П. Некоторые размышления по поводу очередного юбилея журфака // Изв. Урал. гос. ун-та. Сер. 1. Проблемы образования, науки и культуры. 2016. Вып. 19. С. 7.
18
Interview with Mark Deuze, professor of Media Studies // University of Amsterdam. 2016. 2 August. URL: http://www.uva.nl/en/news-events/ news/uva-in-the-spotlight/prof.-mark-deuze/prof.mark-deuze.html.
19
Witschge T., Nygren G. Journalism: A profession under pressure? // Journal of Media Business Studies. 2009. № 6(1). P. 54–55. DOI: 10.1080/16522354.2009.11073478.
20
Хубецова З. Ф. Политическая журналистика современной России: эволюция профессиональной идеологии vs модернизация комплекса квалификационных требований // Век информации. 2017. № 1. Философия в СПбГУ. Журналистика XXI века: профессиональная идеология для ускользающей профессии / ред. – сост. А. Н. Гришанина, С. Г. Корконосенко; отв. ред. С. Г. Корконосенко. СПб., 2017. С. 295.
21
Правила журналистов: Всеволод Пуля // ЖурДом. 2015. 19 окт. URL: http://jourdom.ru/news/77696.