Страница 3 из 19
Вырождение этой тенденции в советскую эпоху привело в культурном плане к эстетическому изоляционизму, неприятию новшеств современного искусства – на фоне игнорирования в целом мирового культурного тезауруса. Пуповина, соединяющая полуостров с материком Истории, оказалась где-то передавленной. И сегодня никого здесь не удивляет, когда, например, почтенный лидер писательского союза в декларативной статье, с автодефиницией «мы, мастера культуры» уже в заглавии, сообщает читателю, что «в начале всех начал было Слово, – сказано в Пятикнижии Моисеевом».
Знакомство с культурой понаслышке (свойственное, впрочем, и автору данных заметок) – весьма любопытный, но, к сожалению, пока малоизученный феномен социального бытия нынешнего Крыма. Нас же он в данном контексте интересует как отправная точка для неомифологических построений, как констатация подходящей для изысканий (изысков) TABULA RASA.
Итак, табула раза. Зря в корень, обнаруживаем, что дословный перевод этой идиомы не просто «чистая доска», но «доска выскобленная» (лат. rado – «скребу»). Т. е. подразумевается предварительное наличие некоего осмысленного текста. Тем многозначнее, за счёт семантических перекличек, может быть конечный палимпсест, чем содержательнее была стёртая надпись. В нашем случае идеальным опытным полем является крымский город Керчь (он же Пантикапей, Боспор, Карх, Корчев, Черкио, Воспро и т. д.), зиждущийся на почти трёхтысячелетнем историческом фундаменте, включая, прежде всего, мощнейший во всём Причерноморье скифо-эллинистический пласт.
Ныне город представляет собой крайне индустриализированное захолустье, проникнутое преимущественно пролетарской («нечего терять, кроме цепей»), отчасти даже люмпенской ментальностью. Последнее яркое напоминание о великолепной Античности – белокаменный Музей Древностей в виде копии афинского храма Тезея, возведённый в начале XIX века на горе Митридат стараниями просвещённых градоначальников, – разрушен центробежной силой забвения (точнее, новыми градоначальниками) всего лишь полвека назад, т. е. в мирное время. Трагический дефицит здесь прослойки творческой интеллигенции – безусловное препятствие для распространения мифологии, опирающейся на культурные реалии, но, с другой стороны, дополнительная гарантия чистоты эксперимента.
Для создания географически локализованных мифов проще всего было бы задействовать имеющийся местный фактологический материал. Крым, этот активнейший участок ноосферы Земли, является бездонной сокровищницей забытых до востребования редких эпизодов, неповторимых свидетельств взаимодействия человека с человеком и с окружающим ландшафтом.
Не здесь ли, опасаясь возвращения давно ушедших на войну мужчин, таврские женщины вместе с заменившими им мужей рабами возводили близ Акмонайского перешейка колоссальный вал со рвом, названный впоследствии Аккосовым или Киммерийским? Здесь, здесь. Здесь под присмотром персидского шпиона гастролировал – с полным аншлагом, между прочим! – любимец Филиппа и Александра Македонских кифаред из Олинфа Аристоник[4]. Здесь, как сообщает Теопомп Синопский в трактате «О землетрясениях», на Боспоре Киммерийском «рассёкся холм, выбросив кости огромного размера, так что сложенный скелет составил 24 локтя…». Повторяя в обратном направлении маршрут Андрея Первозванного (от Херсонеса к Боспору), считающийся отцом славянской азбуки Константин-Кирилл обнаружил в местной библии «рускiя письмены», – а затем жёг на капищах тысячелетние дубы Тенгри-Хана на своём миссионерском пути через Крым в Хазарию, к славному поражению – согласно мусульманским и иудейским хроникам, – или победе, согласно христианским – в богословском диспуте с иудейским мудрецом. Здесь же через Кафу (Феодосию) возвращался домой из «хаджжа за три моря» Афанасий Никитин…
И всё же лучше прибережем на чёрный день этот мощный потенциал и пойдём по пути использования другой, кинетической энергии (накопленной в результате всех вышеприведённых рассуждений), делая упор на создание свежих прецедентов, осуществление новых исторических событий. Учитывая уже упомянутую характерную для Крыма некую сакральность в отношении ко всему некрымскому (перерождающуюся повсеместно в примитивное суеверное отторжение), мы попытаемся актуализировать её исконную позитивную составляющую путём осторожного введения тех самых «новшеств современного искусства»…
Боспорский форум, существовавший до этой осени только в теоретических разработках крымско-московской литературной группы «Полуостров» (Андрей Поляков, Михаил Лаптев, Игорь Сид и «примкнувшие к ним» Николай Звягинцев и Мария Максимова) и их друга и критика Изяслава Гершмановских, задуман как действо, периодически, раз в год или в несколько лет, повторяющееся, поэтому в качестве первичного художественного полигона избрана (так сказать, для низкого старта) tabula rasa «в чистом виде» – необитаемый (по окончании очередного бархатного сезона) остров Тузла, или Средняя Коса, в центре Керченского пролива. Ещё в античности здесь велись рыбные промыслы; Тузла соединялась тогда песчаным перешейком с азиатским берегом, представляя собой полуостров, и упоминалась в периплах как Акмэ (!) – «остриё, оконечность». «Волею судьбы остров находится между Меотидой и Понтом, Европой и Азией, Крымом и Кавказом, Украиной и Россией. Здесь, в ситуации а ля Крузоэ, особенно остро ощущается сартровская заброшенность в историческом провале между Античностью и Апокалипсисом…» (цитата из программных документов Форума).
27 сентября 1993 года, в первый день Форума, небольшой десант новоявленных робинзонов-«акмеистов» – московских художников во главе с куратором, редактором журнала «Искусство» Михаилом Боде – высадился на Тузле, полный решимости, по выражению последнего, «окультурить пустынный ландшафт».
Работу Ростислава Егорова, представлявшую собой возвышенную фразу на языке международного общения, в виде растянувшихся на добрую морскую милю песчаного побережья траншей, выложенных чёрными водорослями, пришлось исполнять коллективно в течение трёх суток всей «оформительской бригаде» с подключением наиболее физически крепких литераторов-участников форума. Геоглиф, т. е. буквально «надпись на земле», гласил: «LOOK TO THE HEAVENS» («Смотри в небеса»). Редкая форма множественного числа призвана была напомнить зрителю о суетной гордыне шумерских прожектеров («…и построим башню высотою до небес»), о множественности обитаемых миров, о семи высших сферах Аллаха, об этажах Эмпиреев, наконец. И хотя «редкий зритель долетит до середины Боспора», свежевскопанная крымская Наска привлекла напряжённое внимание семейства воздухоплавающих. Над фронтом земляных работ постоянно кружили вертолёты то украинской, то российской пограничной службы, рыбной и охотинспекции, и целый выводок геликоптеров Багеровского лётного училища. А через месяц Валерий Айзенберг, выехав с персональной выставкой на год в США, передаст оргкомитету Форума снимки геоглифа, сделанные из космоса глубоко растроганными патетическим воззванием работниками службы спутникового слежения NASA. Как бы то ни было, всё это может лишь способствовать мифологизации данного художественного события.
Инсталляция Валерия Айзенберга и Ирины Даниловой «Рождение Афродиты из яйцеклетки» (шестиметровый квадрат из выложенных параллельными рядами гипсовых яиц, местами замененных небольшой копией головы Богини любви и красоты), совершившая ранее успешное турне по залам галерей Старой Европы, на этот раз была размещена на песке под открытым небом. Громокипящая (с тяжким грохотом) близость пенного Эвксинского Понта скрадывала банальные технократические ассоциации («инкубационный период», «квадратно-гнездовой метод» etc.), благодаря чему, по словам художников, «особую глубину приобрели её античные корни». Если вдуматься, включение авторами темы яиц в предложенную версию теогонии в чём-то отвечает классическим версиям: согласно Гесиоду, Афродита родилась из крови оскоплённого Кроносом Урана! Во всяком случае, произведение осталось в памяти зрителей под условным названием «яйца Айзенберга».
4
Аристоник Олинфский. Греческий историк Полиен в труде Strategika («Военные хитрости») сообщает, что полководец Дария III Мемнон «во время борьбы с боспорским тираном Левконом, желая узнать о величине неприятельских городов и числе их жителей, послал на триере в качестве посла к Левкону византийца Архибиада, под предлогом переговоров о дружбе и связях гостеприимства, и вместе с ним отправил олинфского кифареда Аристоника, в то время пользовавшегося наибольшей славой у эллинов, для того чтобы посол мог познакомиться с численностью населения в то время, как они мимоездом будут приставать к берегам, кифаред станет показывать своё искусство и жители будут поспешно собираться в театры…».