Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 14

Гарем был перевернут вверх дном. Т'ай-чун прежде всего призвал княжну к сознанию.

— Узнаешь ли ты своего мужа? — спросил он ее.

— Узнаю ли?! — закричала княжна. — После стольких лет совместной жизни, после того, что я ему дала двух детей?..

Т'ай-чун позвал Лю-чуана. Как только княжна увидела его, она набросилась на него:

— Зачем ты ходил так скоро? Почему ты меня оставил позади? Я упала. Эти грубияны меня подняли. Они мне голову забили. Я ничего не понимаю. Возьми меня скорее отсюда!..

На этот раз уж Лю-чуан был ошеломлен. Это была его жена Ли-чоелиен, которая говорила с ним в лице княжны Ли-юн.

Император, который все понял, объяснил ему этот случай, дал ему свою сестру, или его собственную жену, — как вы хотите, — со всеми уборами и нарядами княгини для нее и многими поблажками для него.

Так счастливо закончилась история с Лю-чуаном и его дынями. Нам остается только рассказать, что произошло с Учей-кинтеем в Хейнане. После того, как он долго искал банкира Сиан-леана, он убедился, что во всем городе есть только один человек, который носит это имя. Он содержал чайную. Его жена торговала фаянсом. Весь их заработок целиком уходил на уплату бонзам за молитвы и на сжигание бумажных денег для мертвых. Бедные в этом мире, они были очень богаты в аду, куда они поместили все свое имущество. Когда императорский посланник явился к ним, окруженный самыми уважаемыми людьми из окрестности, с повозкой золота и серебра, муж и жена упали ниц и бились лбами о землю.

— Поднимитесь! — добродушно сказал им Учей-кинтей. — Император, ваш должник, посылает вам то, что вы ему одолжили.

— Как мы могли одалживать императору, мы, у которых ничего нет? — ответил Сиан-леан. — Как мы можем принять ваше золото и ваше серебро, когда мы его не заработали?..

Объяснились и все поняли, что в аду предвидели нужду императора в деньгах и решили вознаградить Сиан-леана и его жену на земле через Т’ай-чуна. Но Учей-кинтей никак не мог уговорить их получить хотя бы один кеш из императорского клада. Тогда он вынужден был послать курьера в столицу, чтобы спросить у Т’ай-чуна, как поступить.

Растроганный император приказал отдать деньги бонзам этого города, обладающего такой редкой парой, чтобы употребить их на хорошие дела, для искупления мертвых. По этому случаю была выстроена в Хейнане (Кай-фон-фу) пагода Сиан-кусей с ее церковью-памятником, посвященным супругам Сиан и их пятидесяти ближним предкам. Звезда основания носит имя Учей-кинтея.

Когда император Т’ай-чун увидел эти дела так хорошо законченными, он был доволен так, как нельзя лучше…

Жертвы солдата

Во втором месяце 1738 года один солдат был убит молнией. Это был человек с хорошей репутацией и все были поражены его неожиданной смертью. Тогда поднялся старый солдат этого же полка и рассказал следующее:

«Несомненно, — сказал он, — в течение многих лет этот человек вел себя очень хорошо. Но вот, с тех пор прошло уже двадцать лет. Однажды, во время похода, он совершил ошибку, о которой я знаю, потому что был его товарищем.

В то время наш генерал охотился у подножья горы Хао-Тэй и палатка стояла вблизи дороги. К вечеру мимо прошла молодая монахиня. Мой товарищ воспользовался тем, что вокруг было пустынно, схватил женщину, потащил в палатку и хотел изнасиловать ее…

Монахиня энергично защищалась и ей удалось вырваться без панталон… оставшихся у него в руках. Он погнался за ней, но монахиня успела скрыться в ближайшей ферме. Мой товарищ вернулся обратно очень разочарованный…

В ферме, где монахиня искала для себя приют, находилась одна молодая женщина с ребенком: муж ее работал вне дома. Она вначале не хотела принять к себе монахиню. Но когда та рассказала ей свое происшествие и умоляла приютить ее на ночь, молодая женщина, тронутая состраданием, позволила ей остаться, да еще одолжила пару штанов, которых монахиня обещала возвратить через день.

На рассвете монахиня ушла.

В тот же день крестьянин, возвратившись домой грязный, потребовал у жены смену штанов. Та открыла платяной сундук и нашла лишь свои собственные, — штанов мужа там не было. Она тогда поняла, что по ошибке дала монахине штаны мужа вместо своих…

Но раньше, чем она успела сообразить, как оправдаться перед мужем, ее маленький ребенок закричал:

— Бонза, который ночевал здесь, унес их…

Крестьянин наставил ухо…

— Что ты там говоришь? — спросил он ребенка.

— Вчера вечером, — ответил тот, — пришел монах[8]. По его просьбе мама оставила его на ночь и дала ему штаны. Он ушел сегодня на рассвете…

— Это не был монах, это была монахиня, — протестовала женщина.

Муж ей не поверил. Он стал ругать ее, жестоко избил и рассказал о своем позоре соседям. Так как это произошло ночной порой, никто ничего не мог сказать в защиту женщины.

В отчаянии от позора, бедная женщина повесилась. Муж положил ее в гроб.

На другой день, как только он открыл двери, монахиня явилась, чтобы отблагодарить за услугу, возвратив штаны вместе с корзиной пирожков. Лишь только ребенок увидел ее, он закричал:

— Папа, монах, который ночевал здесь, возвратился!

Крестьянин тогда понял свою ошибку. От печали он сошел с ума и убил ребенка перед гробом его матери. Затем он повесился.

Соседи, чтобы избежать суматохи и расходов, которые стоило бы извещение мандарина, прикрыли землей все семейство: отца, мать и ребенка, и никакие поиски не были сделаны. Лишь через год после того, наш генерал опять охотился в этих местах и крестьяне рассказали ему про случившееся несчастие из-за одного из его солдат. Я был единственный, знавший виновника, но не выдал его, а увещевал, чтобы он переменил жизнь. Я полагал, что своим хорошим поведением он искупит свой грех. И вот, после двадцати лет Небо поразило его. Нельзя избегнуть Небесного правосудия…»

Госпожа «Третья»

Под Таном, к западу от Кай-фун-фу, существовала гостиница, названная «Гостиница для пешеходов». Ее содержала женщина лет тридцати, явившаяся неизвестно откуда, которую прозвали Госпожа Третья. Ее считали вдовой, без детей, без родственников. Гостиница была большая. Хозяйка была состоятельная. Кроме того, она владела превосходным стадом ослов. Она также была известна своей щедростью. Когда путешественник нуждался в деньгах, она содержала его за маленькую плату, а то и совсем даром. Ее слава была так хорошо установлена, что гостиница никогда не пустовала.

В период Иуан-хуо (806–820), некий Чао-кихуо из Хейнана, направлявшийся в столицу, однажды вечером остановился в «Гостинице для пешеходов» ночевать. Там было уже шесть или семь гостей, занявших по отдельной постели в общей спальне. Чао-кихуо, прибывший позже всех, получил последнюю постель в углу, против стены комнаты, где жила хозяйка.

Третья очень хорошо приняла гостей, по своему обыкновению. Когда пришло время отдыха, она дала им вина и сама выпила за их здоровье. Лишь Чао-кихуо не пил вина, потому что обычно воздерживался от него. Когда все гости легли, Третья вошла в свою комнату, закрыла дверь и потушила свечу.

Все в спальне давно храпели, но Чао-кихуо не мог уснуть. Среди ночи он услыхал, что Третья делает что-то в своей комнате. Он стал подсматривать за нею в щелку стены… Она зажгла свечу и вытащила из ящика быка, пастуха и плуг, — деревянные фигурки вышиной в шесть или семь пальцев. Затем поставила их перед очагом на утоптанном полу своей комнаты, взяла немного воды в рот и брызнула на фигурки. Последние сейчас же ожили. Бык, запряженный в плуг, двигался вперед и назад и борозда за бороздой была вспахана на поверхности пола величиной в обыкновенную рогожку. Когда земля была возделана, Третья дала пастуху маленький пакетик семян. Тот их посеял. Немедленно появилась зеленая травка. Растение увеличивалось на глазах, расцвело и дало спелые зерна. Пастух снял жатву, очистил шелуху и передал Третьей около восьми фунтов зерен, которые та заставила его перемолоть в маленькой мельнице. Когда все было кончено, Третья поставила обратно в ящик пастуха, быка и плуг, вновь превратившихся в безжизненные, недвижимые фигурки. Затем, из муки, приобретенной этим способом, она испекла лепешки.

8

Бонза — монах. В Китае монахи и монахини (бонзы и бонзессы) почти одинаково одеты; причем те и другие бреют головы. Ребенок очень легко может сшибиться и принять монахиню за монаха.